Читать книгу "Отель Снежная кошка - Ирина Трофимова"

После того, как Родмонга Эдуардовна, которую теперь все называли Зиной, переступила порог этого заведения, все закрутилось с такой скоростью, будто она уселась в кабинку «американских горок». Она оказалась хозяйкой этого салона и одновременно была в нем ведущим мастером. С ней вместе работали еще три девушки, и все они сидели в одной комнате. В институте Родмонга Эдуардовна такого бы ни за что не потерпела, но сейчас обрадовалась девицам как родным и назвала их куклами. Не успела она сесть за рабочий стол, как тут же появилась первая клиентка, а дальше они сменялись, как на карусели. Десять часов подряд Родмонга Эдуардовна подпиливала, отшлифовывала и наращивала чужие ногти. На столе перед ней появлялись маленькие ручки, большие ручищи, длинные пальцы, аккуратные, короткие и толстенькие, изящные и почти мужские с темными венами под кожей. Зинаиде все они нравились. Ей нравилось гладить их и видеть, как они преображались, и от этого начинали сиять их хозяйки. Они были так искренне и открыто ей благодарны, а она больше всего радовалась оттого, что они теперь нравились сами себе. «Такие в обиду себя не дадут», — думала она. Она делала свою работу и слушала, слушала, слушала. Ни один психолог и психиатр не выслушивают за свою карьеру столько историй и жизненных драм, сколько обрушилось на нее за день. Зинаиде жаловались на мужчин, детей и начальников, спрашивали совета о покупке дома, зимней резины и новой шубы, хвастались новыми носами и машинами, за полчаса успевали пересказать семь серий неизвестного сериала, поплакать и поругаться по мобильному телефону, который Зина должна была прижимать к их ушам, чтобы не испортить свежий лак. Она злилась на них, но она их любила.

В двенадцать появилась смешная взволнованная Рая и долго делилась наблюдениями о том, что от вертикального солярия, оказывается, остается белая полоска под попой. Родмонга Эдуардовна отложила пилки и щипчики и разволновалась от этой новости не меньше, чем на собственном выступлении на пленарных заседаниях на прошлой неделе.

Потом пришла растрепанная и расстроенная Лида из соседнего ресторана «Бриз» и рассказала о том, что сегодня с утра ей пришлось взять на работу свою пятилетнюю Марту, потому что садик закрылся на дурацкий карантин. Не успела ее наблюдательная дочь войти в ресторанный зал, как тут же громко поинтересовалась, почему это здесь вся посуда, как у них дома. Директор ресторана, который, как назло, сидел поблизости и проверял бухгалтерию, сурово глянул из-под очков и, разумеется, пригласил Лиду в кабинет для строгой приватной беседы. Лида вслух поклялась вернуть все казенное имущество, а про себя — сдать Марту в пансион. Все долго смеялись и тискали перепуганную Марту, которая пыталась спрятаться за мамой, а потом тихо попросила накрасить ей ногти. «Наш человек!» — громко оценила Зинаида.

Они приходили и приходили. Садились перед ней усталые и притихшие, а уходили королевами. Она давала советы, прикуривала для них сигареты и отвечала на звонки.

В четыре часа к ним с топотом влетела зеленоволосая толстушка из утреннего кошмара.

— Мама! — закричала она. — Поедем! Ты обещала!

— Что я обещала? — осторожно поинтересовалась Родмонга Эдуардовна.

От себя новой она могла ожидать чего угодно, и дурные предчувствия ее не обманули.

— Ты обещала за «пятерку» в четверти по химии, что можно будет проколоть язык!!!

— Очаровательная девочка, — оценила чопорная клиентка с фальшивым «Картье» на пальце, а Родмонга Эдуардовна чуть не упала в обморок. Она собиралась сказать для начала, что лучше отведет Наташу в музей пыток, а потом произнести речь о страшном вирусе гепатита С, который можно запросто подхватить при такой процедуре. Но вместо этого она сказала:

— «Пятерка» — это сильно! А слово надо держать. Я обещала — значит, пойдем.

Довольная Наташа кинулась ей на шею, потом переобнималась со всеми клиентками и мастерами и унеслась обедать, пообещав вернуться к шести.

В шесть часов Родмонга Эдуардовна на ватных ногах отправилась в салон татуировок и пирсинга. В своей профессорской жизни она со стопроцентной гарантией не подошла бы к подобному учреждению и на километр. За стойкой администратора сидела девушка лет двадцати. Волосы у нее были заплетены в тысячу африканских косичек, а в ухе торчало не меньше двадцати металлических колечек.

— Здрасьте, — сказала она. — Что будем делать?

— Ну, говори, — Родмонга Эдуардовна подтолкнула притихшую Наташу к стойке. Та вцепилась в ее руку и смотрела по сторонам огромными глазами.

— Я немножко боюсь, мама, — прошептала она.

— Знаешь что, дорогая, — сказала вдруг Зинаида профессорским тоном Родмонги Эдуардовны. — Ты ведь приняла решение?

— Да, — тихонько кивнула Наташа.

— Так вот. Свое решение надо уважать. Решила прокалывать — будем прокалывать.

Она расплатилась с девицей в косичках, взяла талон, и они отправились в кабинет.

На пороге Наташа остановилась, увидев похожую на больничную обстановку (салон Зинаида выбрала приличный). Глаза у нее были совершенно перепуганные, а сердце у Родмонги Эдуардовны непривычно обливалось кровью.

— Перестань трястись! — тем не менее строго сказала Зинаида. — Ты же девочка, а не размазня в штанах!

Про себя Родмонга Эдуардовна отметила, что с Птолемеем она никогда так не говорила.

— Ты целый год морочила мне голову этим своим языком. Так что теперь уже дороги назад нет. Возьми себя в руки.

— Мне страшно, — хныкнула Наташа. — А Ирихе из нашего класса когда кололи, она вообще сознание потеряла…

— Вот и рохля твоя Ириха, — бодро отчеканила Зинаида. — И что тут страшного?

Наташа попятилась:

— Тебе легко говорить, мама, а вот ты бы сама не смогла…

— Я! Ты не знаешь свою маму?

Родмонга Эдуардовна визжала и сопротивлялась, как ребенок, когда Зинаида уже взгромоздилась на кресло и разинула рот.

* * *

— Ма-ам, ма-ам, может, тебе грелку? — услышала Родмонга Эдуардовна сквозь туман.

Она приоткрыла глаза и увидела, что лежит в той же комнате, что и утром. Девочка постарше стояла возле кровати с чашкой в руке, а Наташа ползала вокруг мамы, поправляя ей плед и тихонько всхлипывая.

— Де дада, — произнес воспаленный рот Зинаиды, а что-то металлическое стукнулось о зубы.

— Ты видишь, до чего ты довела мать! — завопила старшая девочка. — Ей больно! И все из-за тебя!

Наташкин подбородок начал смешно трястись, и она заревела громко и отчаянно, как маленький ребенок. На кровать тут же запрыгнул огромный полосатый кот и начал тереться попеременно о Зинаидин подбородок и Наташкин локоть.

— Перепданьде, — сказала Зинаида и рассмеялась.

Внутри нее хохотала Родмонга Эдуардовна. Оказалось, что она до сих пор не знала, что можно быть такой свободной и довольной. Она никогда не видела столько искренних благодарных глаз, как в этот день. Ей ужасно нравились эти смешные девчонки, и хотелось целовать их зеленые волосы и болтать с ними о всякой ерунде и наивных секретах. Она не замечала столько простых вещей, а они оказались самыми важными в жизни, хоть за них и не принимали в академии, и не присуждали Нобелевских премий.