Читать книгу "Как я охранял Третьяковку - Феликс Кулаков"

От госпитализации Эдуард Константинович отказался наотрез. Пустяки, сказал он, кость не задета. Его отчистили от налипшей грязи, выдали черную форменную куртку взамен разодранного плаща и поднесли полстакана горькой (в медицинских целях дезинфекции внутренних полостей организма). Контуженный руководитель машинально выпил. Затем, предварительно поблагодарив всех за службу, пошатываясь, отбыл восвояси. «Штормит! Балов семь» – пошутил он на прощание.

Воздавая должное Упорному, отметим, что ему все же хватило ума не педалировать столь неоднозначный инцидент.

Реконструкция событий в «деле о «подфонароном» была такова.

Неугомонный шайтан Упорный бесшумной тенью прокрался в Третьяковку через Административный корпус и прямиком отправился инспектировать «подфонарное» на предмет выявления недостатков. Тогда еще в Административном нашего курантовского поста не стояло, поэтому и сообщить о появлении ЧП было некому. Далее. У лестницы на техэтаж герой-одиночка встретил сигнальщика Петрова, который проверял там какие-то свои системы.

Сигнальщик Петров, увидев «Зам. по службе и без.», не стал ставить «подфонарное» на звонок и спокойно пошел себе обедать. У него и в мыслях не оказалось, что ЧП не отзвонится в диспетчерскую и не предупредит о своих намерениях. Ну а ЧП… У него по обыкновению мыслей не оказалось вовсе. О чем он там думал – про это науке неизвестно. Через определенное время сигнализация сама собой включилась.

Согласно инструкции в случае проникновения неизвестного (неизвестных) в служебные помещения Галереи сразу же вызывается омоновская Группа немедленного реагирования (ГНР). Она же проводит все мероприятия по выявлению и задержанию. Служба безопасности, несмотря на свое звонкое название, при этом выполняет сугубо вспомогательные функции, то есть действует исключительно на подхвате и побегушках.

Впрочем, нам самим (за редким исключением) не хотелось, имея под рукой одни лишь резиновые палки, соваться к хрен знает кому. А вдруг у них там пулемет? Да хоть бы и двуствольный тульский дрын с жаренными гвоздями в патронах – пузцо оно ведь, ребят, совсем не дядино. Да уж, представляю себе… Одухотворенный, белокурый юнец Геннадий Горбунов с воинственным кличем и дубинкой наперевес бросается в тесном подфонарном чердачке на матерого рецидивиста! Даже принимая во внимание то, что Геннадий научен нескольким приемчикам самбо, шансов на победу у него не так уж и много, согласитесь.

В общем, неизвестный в «подфонарном» – это вам не шутки, это может быть кто угодно. Для таких драматических коллизий специально предусмотрена ГНР, расквартированная на задних огородах Третьяковки. Она и была вызвана.

Милиционеры, которым тоже совершенно не улыбалась встреча с неопознанным (и, предположительно, вооруженным) прекрасным, поначалу хотели вообще палить прямо из залов, через стекла потолка. Их еле отговорили от таких героических поступков. Напряжение потихоньку возрастало. Начали выводить посетителей, закрыли Главный вход, приготовились отрубать электричество… Администрация тихо молилась о спасении шедевров в огненном вихре, как всем уже казалось, неизбежной перестрелки.

ГНР разделилась. Часть коммандос следовала за объектом по залам Галереи. Остальные все-таки полезли в «подфонарное», предварительно уговорившись: «чуть что – сразу открываем огонь!». «Курант» опасливо блокировал злодею пути возможного отступления. Все заняли свои места, операция началась. И продолжалась она не долго.

Уже через три минуты разъяренные менты, матерясь на чем свет стоит, вывели из «подфонарного» голубчика нашего Эдуарда Константиновича – в пыли, паутине, враз посеревшего лицом, и бормочущего: «Ребята, вы что… Ребята, я же свой…».

Спустя две недели ЧП был без особых почестей списан на берег. Вместо него в должности Начальника объекта утвердили Е. Е. Барханова – опытного, беззаветно преданного Делу сотрудника, бывшего морского волка, а также просто хорошего и интеллигентного мужчину.

Сначала, правда, привели какого-то дядьку сильно похожего на профессора Громова из кинокартины про андроида Электроника Сыроежкина. Привели и просили нас его любить и жаловать. К сожалению, по объективным причинам мы не успели сделать ни того, ни другого. Профессор прославился благодаря дерзкому проекту обмундировать весь личный состав в единообразную униформу, а также не менее дерзкой манере сидеть на стуле, поддергивая брюки аж до мосластых и удивительно волосатых коленок.

Но довольно скоро куда-то он потом пропал. Видать, прикинув во сколько ему обойдутся сорок коверкотовых костюмов, Зевс-Побегалов идеи не одобрил и послал рационализатора на йух.

6. Гордость и множественные предубеждения

Стало быть, я уже немного прижился в «Куранте».

Немедленно на пару с Кулагиным мы затеяли легкую, милую корриду с отдельными сотрудниками. Чем заняться покойнику на собственных похоронах в Денвере? А чем заняться в Третьяковке двум подонкам? Ответы на эти вопросы лежат за гранью рационального.

Н-да… С моим появлением в «Куранте», смею утверждать, многое изменилось. В первую очередь моральный климат. Атмосфера сделалась нездорово веселой, со сладенькой такой гнильцой. Сам юмор в смене стал в корне другим. Как шутили в «Куранте» раньше? Грубо шутили, чего уж там. Прямо скажем, по-мужлански. Хитом сезона была манера Ивана Ивановича Чернова подкрадываться к зазевавшемуся сотруднику, а потом внезапно тыкать ему пальцем в печень и вопить «Тю!» или «Пу!». Умора, что и говорить…

Мы с Кулагиным украсили местный шуточный фольклор кружевными рюшечками пикантной двусмысленности, добавили в пресную кухню ЗАО ЧОП пряного посола. Первой жертвой пал милый и безобидный Гена Горбунов. Например, если его вдруг вызывали в дежурку, мы, томно закатывая глаза, говорили ему что-нибудь вроде: «Иди-иди, Гена. Иван Иваныч уже настроил своего Веселого молочника! Будет тебе сейчас денатурализация!». Или, c патетическим идиотизмом восклицали: «Гена! Будь же настоящим тигром, возьми их там всех прямо на столе, среди телефонов!». Или: «Ты куда, Ген? В дежурку? На процедуры, значит?».

И такое по любому поводу. Постоянно муссировалась тема каких-то особых отношений между отдельными сотрудниками, чего естественно и в помине не было.

На первый взгляд это может показаться странным и подозрительным. Но всему есть свое разумное объяснение. Дело в том, что так повелось шутки шутить еще в Орехово. Не знаю почему, не помню, хотя и надеюсь, что это никак не было связано с латентностью шутников. Зато помню, рассказывали, что когда Мотор, приглашая Самутенкова отлить в кустах, оформил свой призыв как предложение пойти поцеловаться, дачные друзья (дело происходило у Самутенкова на даче) всерьез стали считать их сексуал-радикалами. Это происходит уже почти бессознательно. Ты брякнешь чего-нибудь, а люди испытывают шок.

Для наглядности приведу один характерный случай, который произошел уже много позже, во времена моей службы в «Прессбуке». Упомянутый «Прессбук» занимался (да и сейчас продолжает успешно заниматься) розничной книжной торговлей.