Читать книгу "Все-все-все и Мураками - Катя Рубина"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы пошли на кухню, я закурила, он сполоснул чайник и заварил чай.
Я молчала.
— Что-то случилось?
Не знаю, почему… я начала ему все рассказывать… сбивчиво, с завываниями, каким-то хрипатым голосом.
— Я ведь совсем одна, конечно, сын, родители, друзья, типа выхожу один я на дорогу, со мной жена и семеро детей. На самом деле я одна, сижу дома, картинки рисую, с большим трудом и очень редко продаю, практически никто меня не понимает, со всеми моими лирическими закидонами и несовременной жизненной позицией, я как бы на острове, на который приплывают туристы, смотрят как на паноптикум, потом — до свидания, надеемся, все будет ОК, счастливо оставаться. Я не жалуюсь никогда. Получается, что у меня все прекрасно. Мне больно, мне душно, мне нечем дышать. Я полная идиотка, я ничего в людях не понимаю, меня обмануть, что два пальца обоссать, патологически доверчива…
После этих слов я опять зарыдала. Очень себя жалко стало.
Полюшко достал из кармана чудовищно грязный платок и протянул мне. Я вытерла глаза и высморкалась.
— Может, это генетически заложено в каждой женщине — ждать? Умом все понимаю, а сделать с собой ничего не могу: всегда думаешь — а вдруг? Это у меня с юности — так сказать, инфантильный романтизм. Это не актуально и весьма пошло. Но что делать, нутро не переделаешь, можно прикинуться, а толку-то? В последнее время я как-то успокоилась, думаю, все не так плохо. Где сказано, что все должно быть хорошо? Главное, что не плохо, не совсем плохо. Нацепить масочку легкого скепсиса, немного прикрыться и — хватит на пока. Не ждала ведь ничего уже, пусть что будет. И вот нате вам, здрас-сте, — приехали.
— Что случилось? — спросил Полюшко глухим голосом. — Это ты из-за вчерашнего так расстроилась? Я тебе в пылу же наговорил.
— Нет, какое там, я про это совсем даже и забыла, это у меня…
Я опять зарыдала, меня просто всю трясло.
— Выпей чайку. Может, легче станет, сделай хоть глоток, я сахару тебе побольше положил.
— Спасибо. Я познакомилась с одним парнем, он мне так понравился, прикинулся таким хорошим, в романтику поиграл со мной, потом трахнул, украл работы и слинял. Просто «Ночи Кабирии» какие-то. Теперь остается только по улице гулять со слезами на глазах и всем «добрый вечер» говорить.
— Ты думала, он о тебе будет заботиться? Ты вчера что-то такое говорила.
— Я устала от одиночества.
— Все внутри нас.
— Иногда хочется немного, чтобы и снаружи.
— Снаружи нет ничего, это только кажется. Я оттуда тоже ушел. Им сейчас не до меня. Анжелка ускакала, наверное, с японцем свиданка, а Витька… тут я сам виноват, знаю же, что у него проблемы, не надо было водку привозить. Витька сорвался. Сволочь я. Домой в Питер поеду. Ты плюнь на все. Новые работы нарисуешь, что тут делать, блин? Нас периодически кто-нибудь трахает и кидает. Знаешь, переживания на творчество позитивно влияют. И лишь прекрасней стала наперекор врагу.
— Это ты мне говоришь? Вчера по-другому совсем все было.
— А нынче, посмотри в окно…
— Там дождь и гадко.
— Дождь уже совсем прошел,
Посмотри, мой друг, в окошко:
Все свежо и хорошо.
Видишь, солнышка немножко,
Веет вешний ветерок,
На лужайке на зеленой —
Ярким блеском ослепленный,
Легкомысленный, лимонный,
Очень юный мотылек?
— Это ты сейчас придумал?
— Чтоб тебя повеселить.
— Какой ты… Полюшко!..
— Такой… говорил же я тебе, что я крутой.
— Не зазнавайся.
— Буду.
— Ты что, уезжаешь?
— Пора.
— А как же Витька?
— Виноват, что теперь сделаешь, я сам это чувствую, страдаю.
— Слушай, Даниил, а ты ко мне-то… зачем пришел?
— Да, кстати…
Он открыл свой чемодан. В чемодане кипой лежали рукописи.
— Ты, Даниил, прямо как Велимир Хлебников — рукописи с собой возишь…
— Ну да, мало ли…
Он начал рыться в чемодане, довольно долго перебирал свои бумажки, наконец нашел стопку в полиэтиленовом файле, вынул.
— Передай это, пожалуйста, Витьке, когда он придет в себя. Не грусти, художник, ты вечности заложник.
Я закрыла за ним дверь. Вынула бережно рукопись. На первой странице было написано синей шариковой ручкой: Даниил Полюшко. «Жизнь Турбаса Там».
Я машинально начала читать текст, поначалу даже не вдумываясь. Просто чтобы отвлечься от своих минорных мыслей. Мысли все равно лезли в голову, и я долго не могла сосредоточиться. Внезапно меня что-то стукнуло: сидел на пороге своего дома, серый день. Так, одну минуточку, что же это получается? Этого не может быть. Это как? Когда он это написал?
Зазвонил телефон, я с вялой совсем уже надеждой взяла трубку. Это была Анжелка.
— Ты дома?
— Что ты спрашиваешь, ты куда звонишь?
— Что делаешь?
— Ничего не делаю.
— А что такое?
— У меня депрессия.
— Что случилось?
— Собственно говоря, случилось все.
— Мы сейчас подойдем к тебе.
— Кто это мы?
— Я и Харуки.
— Я не в форме, еды у меня нет и вообще…
— Чисто работы посмотреть, я ему понарассказывала…
— Нет работ.
— Скоро будем.
Так-так. Мне больше хотелось дочитать текст Полюшка. Анжелке я ничего рассказывать пока не собиралась. Как-то это все странно, что-то точно в этом есть — его текст, мой сон… Что бы это могло все означать?
Началось с тети Дези. Пер Гюнт, потом сон, потом Гюнтер Пер… ну не сумасшедший ли дом? Потом Витька, потом…
Уже в дверь звонят, как они быстро. Это был Митька. Слава богу.
— Ну что, мам?
— Ничего.
— Я вчера еще заподозрил.
— Митенька, ты у меня умный.
— Ты плакала?
— Угу.
— Я сейчас в Интернете посмотрю. Как его фамилия?
— Гюнтер, Пер. Он говорил, у него галерея в Кельне, сначала поешь.
— Я в школе пообедал.
— Вымой руки два раза.
Я села листать рукопись Полюшка.
…
Все так же медленно плыли облака. Турбас сидел на крыльце своего дома и думал. Слова прозрачной девушки крутились у него в голове: тебе туда, ты не тут. Ему вдруг, внезапно стало страшно. Он посмотрел на дальний лес. «Я не тут, мне туда, туда». Мысли, как иголки, остро кололи. «Я устал, я очень устал».
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Все-все-все и Мураками - Катя Рубина», после закрытия браузера.