Читать книгу "Сказки о невозвратном - Анна Бялко"

Беременность была страшно тяжелой. Все магические беременности происходят гораздо тяжелее обыкновенных, особенно на первых порах. Это связано с тем, что две магии, два поля — существующее и только что зародившееся — привыкают друг к другу, замкнутые в одной телесной оболочке. На это накладываются чисто физиологические трудности. Словом, букет выходит изрядный. Меня, например, рвало сутками, не переставая. Я не могла есть, пить, спать, и, что хуже всего, заниматься собственно магией. Я словно кончилась, вместо меня осталась только внешняя нелепая оболочка. Несчастная, опухшая, ненавидящая весь свет, она бродила по этому чужому неуютному дому, ища хоть какого-то отдохновения, и не находила его ни в чем. Мои родители по вполне понятным причинам не могли посещать меня так часто, как нам хотелось, к тому же они жили в другом городе, а я в своем состоянии не была приспособлена к путешествиям. Муж…

Тогда я, конечно, винила во всем именно его, что казалось мне вполне естественным — в конце концов, это был его дом, его сын, и вообще — именно он был во всем виноват. На самом же деле он был напуган ничуть не меньше меня. Ну действительно — только что женился на умнице-красавице-волшебнице, а получил вечно хнычущее чудовище, блюющее по углам и неспособное сказать связного слова. Стоит ли удивляться, что он старался при каждом удобном случае слинять из дома, пользуясь при этом негласной поддержкой прочих домочадцев? Стоит ли удивляться легкости, с которой он сумел найти утешение в какой-то из своих коллег на новой работе, — ну да, он работал, и очень успешно. Я бы тоже могла работать, и ничуть не хуже, потому что предложений у меня была масса, и если бы только не… И в этом, конечно, тоже была его вина — в моих глазах. И это тоже неудивительно.

Удивляться, пожалуй, можно и нужно было лишь его небрежности, с которой он не дал себе труда скрыть следы этих своих утешений, каковые я и обнаружила в момент первого же просветления в ходе беременности. К пятому месяцу магия как-то вошла в соглашение с физиологией, я стала чувствовать себя гораздо лучше, голова прояснилась, и вот…

Конечно, были слезы — с обеих сторон, и клятвы и заверения — с его, и прощение с пониманием… Пожар, так или иначе, был потушен — куда мне было деваться? — но след остался. Я запомнила, и затаила, и завернула в кольцо — он подарил мне прекрасное кольцо с рубином в знак искупления вины (с тех пор я не люблю рубины и никогда не ношу их). Но главное — он действительно, несмотря ни на что, любил меня и, более того, страшно хотел и ждал сына — мы знали, что это будет сын, — и гордился им, и просто не связывал одно с другим. Возможно даже, что не будь я такой уж юной самоуверенной идеалисткой… Впрочем, у истории в принципе нет сослагательного наклонения, а уж у этой нашей истории нам его даже не требуется.

Алекс родился в срок, так, как нужно, и таким, как положено. Прекрасный младенец, прекрасный сын, исполнение всех ожиданий. По такому поводу, как мне казалось, даже весь этот не любящий меня дом проникся ко мне чем-то вроде уважения — по крайней мере, мой статус после рождения сына заметно изменился к лучшему.

Но главное — и я ощутила это с первых же секунд появления ребенка на свет — изменилась моя магия! Поле стало больше, и гораздо мощнее, и — как бы в большей степени мое. То ли произошел тот самый знаменитый скачок перехода количества в качество, и все, накапливаемое и запасаемое мной годами, приросло окончательно, то ли другие магические процессы, проходящие все это время у меня внутри и связанные с появлением нового поля, как-то выплеснулись наружу. Никто не знает точно, что именно происходит с магией в момент появления ребенка на свет. Но только — и факт остается фактом — я стала гораздо более мощным волшебником, чем была до сих пор. Из родильной палаты я вышла не только с ребенком на руках, но и в ореоле широкого, плотного, прекрасного поля. Когда я потом сравнила его с полем мужа…

Это, пожалуй, и стало последним камнем. До этого мы, несмотря ни на что, всегда были в более-менее равных позициях, теперь же паритет был нарушен. Он считал появление Алекса своей заслугой и не мог попять, почему главная награда досталась мне. То же, что вместе с этой наградой пришли и бессонные ночи, и грудь, разрываемая от пришедшего молока, и постоянная усталость от недосыпа, осталось где-то за пределами его понимания. Любую мою просьбу о помощи он воспринимал в штыки, любой упрек — как личное оскорбление. И мы все еще оба оставались слишком молодыми, чтобы простить друг другу дурацкие слова, наговоренные в порыве взаимной обиды.

Когда Алексу исполнилось два года, мы разошлись. Развод был достаточно мирным — я не хотела ни имущества, ни обязательств, ни даже денег. Только свободы. Пусть помогает ребенку, как сочтет нужным, и только. У меня есть мой сын и моя магия — этого более чем достаточно для счастливой жизни, считала я, уходя за порог дома, так и не успевшего стать моим. В конце концов, им же хуже, меня-то впереди ждет только хорошее, по-другому просто не может быть.

Я уехала в другой город. Нашла работу. Это не составило для меня никакого труда, ведь я была одним из двух лучших выпускников лучшей магической школы страны, а это совсем немало. Вынужденный же перерыв был с лихвой компенсирован тем, что мне досталось при рождении Алекса.

Все так или иначе наладилось. Мы жили вдвоем и замечательно себя чувствовали. Жилье, работа, достаток. Алекс рос. С этим ребенком у меня не было ни малейших проблем — то есть были, конечно, — каждый, кому приходилось растить детей, особенно в одиночку, знает, что без этого не обходится, но это были такие… нормальные, текущие проблемы, легко решаемые традиционными способами. Главное — он был здоровый, умный ребенок. Очень способный. Талантливый. Магически одаренный.

Да по-другому-то, если подумать, и быть не могло. С такими родителями. Алексу достались и отцовские врожденные способности, и, хочется думать, от меня тоже кое-что перепало. Он обучался, впитывая все, что ему говорилось, как губка, а уж учить я его начала при первой возможности, даже не дожидаясь положенных двенадцати лет. Даже в школу его приняли на год раньше. Магические школы, надо отдать им должное, очень гибко подходят к разным внешним параметрам вроде возраста, да иначе и нельзя — то, с чем они имеют дело, само по себе необычно и не поддается никаким стандартам.

Это была очень хорошая школа. Не та, самая лучшая, в которой училась я сама, чуть-чуть попроще, но все же. В ту самую Алекс, конечно, тоже бы поступил, в этом нет ни малейших сомнений, но она была далеко, и, что даже более существенно, в том городе продолжала жить семья его отца и он сам, а Алекс до сих пор носил его фамилию, а мой бывший муж успел уже жениться снова, и, в общем… В общем, он попросил меня не отдавать туда мальчика. И я, надо сказать, не сильно возражала. Мне не хотелось, чтобы он уезжал так далеко. От меня далеко, а к ним слишком близко… Дело было даже не в том, что я ревновала, там не к чему было особенно ревновать, встречи Алекса с отцом были достаточно редкими и недостаточно теплыми, чтобы было о чем волноваться… Скорее, я боялась, что они своей холодностью могут как-то обидеть мальчика, дать ему понять, что он не очень-то любим, что он чужой в этом доме, как я когда-то… Это тоже, скорее всего, было надуманным, да теперь это уже и неважно.