Читать книгу "Работа над ошибками - Юрий Поляков"

– Пробьёшь!

– Лоб себе скорее пробьёшь! Осточертели все эти чиновники! Они с тобой даже в кулуарах систему поругают, а придёшь к ним вопрос решать, так у них в органчике, извиняюсь, в магнитофончике, любимая кассета стоит: «Подождём… Изучим ситуацию… Не торопитесь…» Слава богу, завроно у нас – нормальный мужик, хоть их комсомола пришёл… Все, что могу сказать!

Фоменко встал из-за стола, подошёл к большому обшарпанному металлическому сейфу, достал оттуда бутылку боржоми, с помощью обручального кольца поддел пробку, но вода оказалась совершенно негазированной, и Стась разочарованно напился прямо из горлышка.

– Ведь ты пойми, – продолжил он, возвращаясь к столу, – сегодняшние дети – прагматики! Хорошо ли, плохо ли, но это так! Нам с тобой ещё можно было на словах объяснить, чем социализм лучше капитализма, а им примеры подавай, факты из жизни! Мы им долдоним: «Сегодня отличник учёбы, а завтра ударник труда!» Можно трубы проложить и на Запад энтузиазм качать… за валюту!.. Отличник учёбы… А на черта им отлично учиться, если жестянщик автосервиса может кандидата наук садовником нанять?! На черта им учиться, если они в седьмом классе уже знают, что есть институты, куда поступают только по праву рождения, что престижная работа все равно достанется аристократенку, будь он хоть трижды заторможенным! А раз так, зачем уважать учителя? Гораздо интереснее двинуть ему в торец и наблюдать, как мы тут засуетимся! Все, что могу сказать…

Мой руководитель снова направился к сейфу и с ненавистью допил минеральную воду.

– Как себя Макс чувствует? – перевёл я разговор на ту тему, ради которой, надо думать, и пригласил меня Стась.

– А ну его к чёртовой матери! Поддубный недоношенный… Где я в конце года физика искать буду?!

– Не понял… Что, так серьёзно?

– А ты как думал? Подожди, ещё Расходенков подключится, тогда запоем! У них с Лебедевым давние счёты. Да и у нас в школе анонимное творчество цветёт и пахнет…

– А что Макс говорит?

– Да что он может сказать! Рыдает, как баба. Только что звонил. Я его пока на бюллетень отправил. Чтоб ты знал!

В дверь заглянула замученная вечерним институтом секретарша и сообщила, что директора спрашивает родительница.

– Запускай! – разрешил Фоменко и протянул ей исписанные листки. – А это перепечатай!

– Машинка сломалась…

– Опять? Вот электродрянь! А где списанный «Ремингтон»?

– Шишлов в норку утащил! – наябедничала она.

– Сниму со всех должностей! – обобщённо пригрозил Стась. – Запускай мамашу!

В кабинет вошла дефицитно одетая женщина. Я подумал, что если за каждой частью её гардероба постоять в соответствующей очереди, провести под магазинами пришлось бы около года. От неё так и веяло покорностью, какую умеют на себя напустить только очень сварливые женщины. Преобразившийся Стась поднялся ей навстречу, изысканно поприветствовал, усадил и стал интересоваться, как дела на работе, дома, как обустраивается новая квартира – он даже это помнил.

– Ох, Станислав Юрьевич, – с тяжкой обидой на судьбу проговорила мамаша, – всю жизнь теперь за мебель расплачиваться буду. Дешевле ещё одну дачу построить!

– Ничего, ничего, – успокоил её Фоменко и глянул на меня. – Вы женщина трудолюбивая. Все там же работаете?

– А где ж ещё, на базе… Если что-нибудь…

– Спасибо… У меня все есть… Но одна просьба к вам у нас все-таки будет. Трудно вашему Серёже учиться, не получается… Мы тут на педсовете обсудили, специалисту его показывали… Давайте-ка с будущего года определим Серёжу в спецшколу, в 359-ю…

– В дефективную! – возвысила голос мамаша, и я почти увидел, как новенькая, импортной выделки овечья шкурка упала к её монументальным ногам. – Никогда! Если ваши учителя работать не умеют – мой ребёнок не виноват!

– Но ведь другие дети нормально успевают, – увещевал Стась. – А Серёжа до сих пор по слогам читает, чтоб вы знали! Вы поймите, мы добра хотим: мальчик он послушный, добрый…

– Никогда! – пропустив мимо ушей тонко нацеленные похвалы, ответила родительница. – У меня оба брата в этой школе учились, и ничего хорошего не получилось… Мой ребёнок будет учиться в нормальной школе, мы свои права знаем!

– Они знают! – снова вскипел Стась, когда мамаша победно вышла из кабинета. – Сначала детей в пьяном угаре штампуют, а потом права качают! Она ведь и школу бесплатным приложением в своей семейке считает! Вот если бы с неё за обучение драли втридорога, а сыночек полным портфелем двойки домой таскал – тогда в голове не мебель была, тогда бы она со мной по-другому разговаривала!.. Школа! – Фоменко сорвал трубку зазвонившего телефона и тут же добавил совершенно подчинённым голосом: – Слушаю вас, Николай Петрович! Да… Конечно… Усвоил! Как раз с классным руководителем разбираюсь. Нет-нет, совсем не так было! Да… Конечно… В три часа собираю педагогический консилиум!..

Положив трубку, Стась покачал головой, криво усмехнулся и с горьким удовлетворением сообщил:

– Уроки ещё не кончились, а в роно уже знают. Шумилину позвонил какой-то родитель и нижайше донёс, что в триста восемьдесят шестой учителя избивают учеников. Приятно чувствовать надёжное плечо родительской общественности. Все, что могу сказать! Понял теперь, куда тебя студенческий друг втравил? Испугался?

– Не очень…

– Молодец! – уверенно, по-директорски продолжал Стась. – Завтра, в крайнем случае послезавтра проведёшь собрание ученического коллектива и осудишь. Кто у тебя комсорг, Ивченко?

– Ивченко…

– Подготовь с ним глубокую обвинительную речугу: мол, государство тратит на них народные деньги, а они свинячат и так далее. После консилиума поедешь домой к Кирибееву. Если его застанешь, тащи в школу, не застанешь – поговори с матерью. Отец у него в ЛТП отдыхает. Усвоил?

– Усвоил, – отозвался я. Честно говоря, мне был неприятен этот руководящий тон, потому что в конце концов в школу я не рвался, пришёл, чтобы выручить Стася, работаю временно и выслушивать отрывистые команды своего приятеля не обязан…

Верхним чутьём одарённого администратора Фоменко мгновенно уловил мои обиды и около двери остановил меня участливым вопросом:

– Слушай, Андрюша, а как у тебя дела с журналом?

– Обещают.

– Ты уж меня сейчас не бросай! Схарчат твоего друга, с потрохами схарчат! Я тебя прошу! – добавил он совершенно пряничным голосом.

– Ну, о чем ты говоришь! – воскликнул я, борясь с набегающей слезой.

Вот такой у меня характер: скажи доброе слово и вей верёвки.

Педагогический консилиум был назначен на 15.00, а в половине третьего привезли зарплату. Получение честно заработанных денег – одно из главных жизненных удовольствий, но обставлять это торжественное мероприятие мы пока не научились. Мало того, по моим наблюдениям, кассиры выдают деньги с тайной ненавистью, словно платят из собственного кармана. Наверное, их профессия – самая вредная.