Читать книгу "Зима тревоги нашей - Джон Эрнст Стейнбек"

На полу выросла целая куча пустых картонных коробок. Я убрал их в кладовую: подровняю потом края, пригодятся. Покупатели охотно пользуются ими как тарой для покупок, и Марулло говорит: «Экономия пакетов, мальчуган».

Я больше не обижаюсь на это слово «мальчуган». Пусть зовет меня мальчуганом, пусть даже думает обо мне так. Пока я возился с коробками, кто-то забарабанил в дверь. Я взглянул на свой старый массивный серебряный хронометр. Поверите ли — первый раз в жизни я опоздал с открытием лавки. Я всегда отпирал точно в девять, минута в минуту, а тут стрелки показывали уже четверть десятого. Разглагольствования перед консервными банками отвлекли меня от дела. За стеклом и решеткой двери маячила Марджи Янг-Хант. Я никогда не обращал на нее особого внимания, никогда не приглядывался к ней. Может, оттого она и затеяла всю эту историю с гаданьем — просто чтобы вызвать интерес к своей особе. Не нужно показывать, что ей это удалось.

Я распахнул дверь.

— Извините, если побеспокоила.

— Да мне давно пора открывать.

— Разве?

— Конечно. Уже десятый час.

Она вошла в лавку. Ее зад, приятно круглившийся под платьем, слегка пружинил при каждом шаге: вверх — вниз. Спереди ее тоже бог не обидел, так что подчеркивать ничего не требовалось. Все было на своем месте. Про таких, как Марджи, Джой Морфи говорит «конфетка» — а может, и мой сын Аллен тоже. Я ее, пожалуй, первый раз видел как следует. Черты лица у нее правильные, нос чуть длинноватый, губы с помощью помады сделаны более пухлыми, чем они есть, особенно нижняя. Волосы выкрашены в красновато-каштановый цвет, какого в природе не бывает, но красивый. Подбородок хрупкий, хоть и с ямочкой, а щеки тугие и скулы очень широкие. Глазами своими Марджи, видно, занималась подолгу. Они у нее были того зелено-серо-голубого цвета, который меняется от освещения. В общем лицо такое, которое многое может выдержать и выдерживало, не дрогнув, даже грубость, даже пощечину. Марджи метнула взгляд на меня, потом на полки с товаром, потом снова на меня. Вероятно, она приметлива и умеет запоминать примеченное.

— Надеюсь, вы не по такому же делу, как вчера?

Она засмеялась.

— Нет, нет. У меня не каждый день бывают коммивояжеры. На этот раз у меня и в самом деле вышел весь кофе.

— Обычная история.

— То есть как?

— Из десяти утренних покупателей девять приходят потому, что у них вышел весь кофе.

— Нет, в самом деле?

— В самом деле. Кстати, за коммивояжера спасибо.

— Это была его идея.

— Но вы ее подсказали. Вам какого кофе?

— Все равно. У меня всегда получается бурда, какой бы я ни заваривала.

— А вы по мерке сыплете?

— Конечно. Но все равно получается бурда. Кофе — не… я хотела сказать — не моя специальность.

— Вы так и сказали. Попробуйте вот эту смесь. — Я снял с полки жестяную банку, и когда Марджи потянулась, чтобы взять ее, — одно короткое движение, — каждая часть ее тела ожила, заиграла, заговорила о себе. Вот я — нога. Я — бедро. А лучше всего я — округлый живот. Все это было ново для меня, увидено впервые. Мэри говорит, что у каждой женщины есть свои сигналы, которые она выкидывает, когда ей это нужно. Если так, то Марджи обладает сложной системой сигнализации, в которой участвует все, от острых носков лакированных туфель до каждого локона мягких каштановых волос.

— Ваша хандра как будто прошла?

— Вчера меня в самом деле одолевала хандра. Откуда только это берется?

— Кто знает! Сколько раз со мной бывало так, и без всякой причины!

— Здорово это у вас получилось, с гаданьем.

— Вы не сердитесь?

— Нет. Мне просто интересно, как вы это делаете.

— Но вы же не верите в такие вещи.

— Неважно, верю или не верю. Кое в чем вы попали в самую точку. Насчет некоторых моих мыслей, некоторых поступков.

— Ну, например?

— Например — что настало время для перемен.

— Вы, верно, думаете, что я подтасовала карты?

— Неважно. Если и подтасовали, что вас заставило подтасовать так, а не иначе? Об этом вы не думали?

Она посмотрела мне прямо в глаза, пытливо, внимательно, с подозрением.

— Д-да, — сказала она вполголоса. — То есть я хочу сказать — нет, не думала. Что меня заставило подтасовать так, а не иначе? Выходит, и подтасовка не подтасовка.

В дверь заглянул мистер Бейкер.

— Привет, Марджи, — сказал он. — Итен, вы поразмыслили над моим предложением?

— Поразмыслил, сэр. И хотел бы поговорить с вами.

— Пожалуйста, Итен, когда угодно.

— В будни мне трудновато выбрать время. Вы же знаете, Марулло почти не появляется здесь. А вот завтра вы будете дома?

— После церкви, разумеется, буду. Отличная идея. Приходите часа в четыре, вместе с Мэри. Пока дамы будут обсуждать весенние шляпки, мы с вами уединимся и…

— У меня к вам целая куча вопросов. Пожалуй, я их заранее выпишу на бумажку.

— Сделайте милость. Что знаю, все охотно скажу. Так, значит, до завтра. Привет, Марджи.

Когда он ушел, Марджи сказала:

— Вы не теряете времени.

— А может, просто подчиняюсь судьбе. Слушайте, не сделать ли нам такой опыт? Раскиньте опять карты — вслепую, не глядя, и посмотрите, сойдется ли со вчерашним.

— Нет! — сказала она. — Так нельзя. Вы что, шутите или вас и вправду затронуло?

— По-моему, дело тут не в том, веришь или не веришь. Я, может быть, не верю в сверхчувственное восприятие, или в молнию, или в водородную бомбу, или даже в такие вещи, как фиалки или стая рыб, но я знаю, что все это существует. Я и в привидения не верю, а между тем я их видел.

— Ну, вы шутите.

— Нисколько.

— Вы перестали быть самим собой.

— Верно. Это с каждым случается время от времени.

— Но что послужило причиной, Ит?

— Не знаю. Может быть, мне надоело стоять за прилавком.

— Давно пора.

— Скажите, вам действительно по душе Мэри?

— Конечно. Почему вы спрашиваете?

— Казалось бы, вы совсем не… ну, в общем, вы с ней очень разные.

— Понятно, что вы хотите сказать. И все-таки она мне по душе. Я просто люблю ее.

— Я тоже.

— Везет же людям.

— Я знаю, что мне повезло.

— Не о вас речь, а о ней. Что ж, пойду варить свою бурду. А насчет карт я еще подумаю.

— Только не откладывайте, надо ковать железо, пока горячо.