Читать книгу "Монах - Антонен Арто"

Монах не пропустил ни звука, и тот тон, которым она произнесла последние слова, заставил сжаться его сердце. Невольно он приподнял голову с подушки.

— Матильда, — сказал он взволнованным голосом. — О моя Матильда!

Голос монаха заставил ее вздрогнуть, и она стремительно обернулась. От резкого движения упал капюшон, который до сих пор скрывал ее лицо, и изумленному взору монаха предстали ее черты. Это была точная копия его обожаемой Мадонны. Та же пышность золотистых волос, та же нежность и загадочность черт, та же божественная величавость, те же глаза, лукавые и удивленные; но тут силы вновь оставили монаха, и с возгласом глубочайшего изумления он упал на подушку, не зная, кто перед ним: смертная женщина или божество. Она застыла в величайшем смущении. Ее щеки покрылись великолепным румянцем, а когда она пришла в себя, ее первым движением было спрятать лицо; затем неровным, прерывающимся голосом она решилась обратиться к монаху:

— Случай открыл вам мою тайну. Да, изображение вашей Мадонны — это портрет Матильды де Вилланегас. Вскоре после того, как пагубная страсть родилась в моем сердце, я стала искать способ переправить вам свой портрет: я горела желанием узнать, какое впечатление на вас произведет мое лицо. Я заказала портрет Мартину Галуппи, знаменитому венецианскому художнику, который в то время жил в Мадриде. Я отослала портрет в монастырь как бы на продажу. И еврея, который принес его, направила тоже я. Вы получили портрет. Судите сами, каков был мой восторг, когда я узнала, что созерцание его доставило вам наслаждение, что вы даже повесили его на стену своей кельи и больше не обращаете свои молитвы ни к какому другому святому. Не заставит ли вас это открытие снова подозревать меня? Хотя это скорее должно убедить вас в чистоте моей любви, и нет никакой необходимости лишать меня вашего общества или вашего уважения.

Каждый день я слышала, как вы восхищаетесь моим портретом. Я была свидетельницей тех порывов чувств, которые вызывала в вас красота, и все-таки я прятала от вас лицо, которое вы уже любили, сами того не зная. Я не пыталась воспользоваться этим, чтобы завладеть вашим сердцем, я скрывала, что я — женщина, и если бы вы не заставили меня открыть мою тайну, если бы меня не терзал страх перед разоблачением, вы бы знали меня только как Розарио. Вы все еще намерёны прогнать меня? Неужели я не смогу провести рядом с вами те немногие часы, что мне еще отпущены? О Амбросио, говорите же, скажите, что я могу остаться!

Ее речь позволила настоятелю прийти в себя. Он чувствовал, что в нынешнем своем состоянии единственным способом избавиться от власти искусительницы было избегать ее общества.

— Ваши объяснения так меня изумили, что сейчас я совершенно не способен ответить хоть что-нибудь. Не настаивайте, Матильда. Оставьте меня, я должен немного побыть один.

— Я повинуюсь вам, но обещайте не настаивать, чтобы я немедленно покинула монастырь.

— Матильда, подумайте о вашем положении, о последствиях вашего пребывания здесь. Наша разлука неизбежна, и лучше будет, если вы уедете без промедления.

— Да, отец мой, я уеду, конечно, я уеду, но не сегодня, не сразу. О, пожалейте меня, не сразу!

— Вы слишком настойчивы, а я не в силах устоять перед вашей мольбой. Я согласен дать вам маленькую передышку, тем более что надо подготовить святых братьев к вашему отъезду. Еще два дня, но на третий… — он невольно вздохнул, — помните, что на третий день вам придется оставить меня навсегда.

Она тотчас же взяла его руку и прижала к губам.

— На третий день, — торжественно воскликнула она, — да, вы правы, отец мой, на третий день мы расстанемся навсегда!

Она произнесла эти слова как безумная и, вновь поцеловав его руку, поспешила выйти из комнаты.

Выражение какой-то жутковатой торжественности на лице Матильды преследовало мысли монаха как укор совести, и, размышляя о том, что гораздо большая заслуга победить искушение, нежели бежать его, он обрадовался случаю, представившемуся ему для доказательства твердости собственной добродетели. Смог же Святой Антоний устоять перед всеми искушениями, так почему же этого не сумеет он, Амбросио? Тем более что Святого Антония искушал сам дьявол, а ему, Амбросио, нужно опасаться только простой смертной, робкой и стыдливой женщины, которая не меньше его самого боится увидеть его падение. Какая-то томность и лицемерное сострадание тихонько прокрались в его сердце. И он подумал:

«Пусть несчастная останется здесь. Что я так боюсь этого? Даже если моя воля ослабнет, абсолютная невинность Матильды оградит меня от всех опасностей».

В тот же вечер он поднялся на ноги. Он видел Матильду лишь несколько минут в присутствии других монахов, когда они все вместе пришли справиться о его здоровье. Амбросио крепко уснул, но его сны в эту ночь были еще более сладострастны, чем обычно, если такое вообще возможно. Он осы* пал Матильду дьявольскими ласками, и она до изнеможения отвечала ему тем же, но не давала ему до конца утолить свою жажду. Когда он проснулся, мозг его пылал, во рту пересохло, он был полон отвращения и разочарования. Он чувствовал себя разбитым и не сразу встал с постели. Он не пошел даже к заутрене. После обеда он отправился к гроту. Монахи, рассыпавшись по саду, вкушали послеобеденный отдых в тени деревьев или в свежей прохладе искусственных гротов. Заметив среди них Матильду, он взглядом велел ей следовать за собой. Она тотчас молча повиновалась. Они вошли в грот и сели на скамью — свидетельницу их первых признаний, но на этот раз они стали говорить только об отвлеченных вещах. Казалось, они оба желали избежать даже малейшего намека на ту единственную тему, которая их занимала. Но старания Матильды казаться веселой были слишком явными: она говорила тихим и надтреснутым голосом. Казалось, она торопилась закончить разговор, который был для нее пыткой. Вскоре, сославшись на нездоровье, она попросила у Амбросио разрешения вернуться в монастырь. Он проводил ее до самых дверей и на пороге объявил, что позволяет ей разделять его одиночество так долго, как ей этого захочется.

Но эта новость ее как будто нисколько не обрадовала.

— Увы, отец мой, — ответила она, грустно качая головой. — Ваша доброта запоздала, судьба моя решена, и мы скоро расстанемся навсегда; но поверьте, я благодарна вам за ваше великодушие к несчастной, у которой почти нет на него прав.

Говоря это, она поднесла к глазам платок; ее капюшон наполовину откинулся. Амбросио заметил ее заострившиеся черты, ее глубоко провалившиеся глаза, огромные от лихорадки.

— Милосердный Боже! — воскликнул он. — Но вы же больны, Матильда, я вам пришлю отца Паблоса.

— Нет, нет. Я и вправду больна, но отец Паблос не может меня вылечить. Прощайте, отец мой, вспоминайте меня в своих молитвах, как я буду вспоминать вас на небесах.

Она вошла в келью и затворила дверь. Настоятель, не медля ни минуты, послал ей лекаря и с нетерпением стал ждать, что тот скажет. Отец Паблос вернулся почти сразу же и сказал, что он ходил напрасно. Розарио не пустил его в келью. Такой ответ причинил Амбросио немалую боль; но на эту ночь он решил не обращать внимания на каприз Матильды; если же наутро ее состояние не улучшится, он настоит на том, чтобы отец Паблос ее осмотрел. Спать ему совсем не хотелось. Он открыл окно и стал любоваться игрой лунного света в волнах речки, которая текла поблизости от монастырских стен.