Читать книгу "Польско-русская война под бело-красным флагом - Дорота Масловская"

Но как следует домечтать окончательный триумф левой идеологии я не успеваю, потому что демонстративная эрекция топорщит мои трузера. И тогда я говорю в сторону ширинки: эге, джордж, ты знаешь, что нам нужно. Это ты так улыбаешься. Мне. Тебе понравился мой план, да? Особенно идея с амфой. А больше всего с секретаршами, раскинувшимися по фирменному ковровому покрытию. Что, джордж, погулять захотел? С тобой все ясно.

Облом, дорогой, боюсь, не удастся тебе проветриться, хоть и приспичило заняться спортом. У нашей с тобой телки случился смертельный исход. Может быть, она даже умерла. Лежит поперек ванны. Вытошнила камень. Может, в ее костлявой манде тоже какая-нибудь каменоломня, асфальт и бетон. Похецаешься там, покалечишься, а пробьет твой звездный час, подвернется тебе нормальная телка, без камней, да хоть бы Магда, уже не будешь такой резвый, как сейчас. В целях контрацепции пописать через катетер — вот и все, на что тебе хватит сил.

Разговариваю, значит, я сам с собой полушепотом, но вслух, потому что этот труп в ванной все равно ничего не слышит, и хаваю птичьи молочки. И тут нате вам, вдруг — как будто все мои желания всегда исполнялись по мановению, чего сроду не было даже в моем сраном детстве. Как будто добрый Бог, батюшка Федор Амфетаминович, смилостивился над моим горем.

Потому что вдруг между бумажками, которые отделяют одно молочко от другого, чтоб не склеивались, не таяли при комнатной температуре, и для красоты тоже, я нахожу спрятанную заначку дорогой моей амфочки, царицы-благодетельницы. В нескольких, в общем-то, аккуратных пакетиках, ну прямо в самый раз для меня. Скорее всего, это мой братан спрятал на случай кипиша с полицией, типа обыска в квартире. Все складывается просто замечательно, потому как плохое самочувствие моего скелета и мышц уже дает о себе знать. Чем я быстро пользуюсь, чтобы улучшить свою координацию, способность понимать и анализировать, а также общее психофизическое сотрудничество организма. Потому что амфа — это вам не вагон панадола, мятный чай и два дня в спячке. Амфа — это полный бодряк и веселье продолжается. Раз-два, ручка «Здислав Шторм», и дело сделано. В квартире сразу же как будто лучше видно. Темнота светлеет. Становится попрозрачней, посветлее.

Я тут же немедленно включаю пылесос. С трубой и шнуром включительно. Чтобы Изабелла Червяковская, в девичестве Матяк, утром не наткнулась на этот срач. Возвращаясь домой с уикэнда. Который она провела, сверяя счета, в «Цептере». Потом я иду в туалет и ванную. Посмотреть, как там Анжела и какие шансы у моего джорджа обмануть судьбу-злодейку. Так вот — изменений пока не предвидится. Отравленная камнями Анжела висит поперек ванны в состоянии, не обещающем скорого пробуждения. А признаюсь, что в реанимации смертельных исходов я не силен. Когда однажды я попытался проделать это на случайно лежащей женщине, результаты были плачевные. Женщина оказалась мертвой еще раньше. Я тогда очень переживал. Попытка войти в контакт первого уровня с настоящим трупом. Для моей психики это был страшный удар, особенно когда я потом ехал на практику и ел бутерброд теми самыми губами, которыми пытался оживить эту трупную бабу. Ближе к теме, однако. С Анжелкой дело говно. Я пытаюсь привлечь ее внимание, тормошу, слегка пинаю ногой. Бесполезно, летальный исход, труп, полная отключка. Но если принять во внимание наличие амфы, которую я нашел во внутренностях птичьих молочков, я не сдаюсь и засовываю Анжелину башку под кран, под душ. Башка у нее бледная, анемичная, уделанная по полной программе, без кровинки в щеках. Водостойкий макияж несгибаем, как татуировка. Выражение на фейсе типа бессмысленное, потому что на нем могла бы быть злость или, опять же, радость, но никаких ощутимых следов этих чувств Анжелкино лицо не выражает. Я чувствую, что меня разбирает. Вот такая она мне даже нравится, только бы ничего не говорила, только бы не тарахтела без умолку как заводная. Если будет молчать, может даже рассчитывать на какое-нибудь чувство с моей стороны. Но мне требуется письменная гарантия на бумаге с печатью, что она откроет свою пасть в любых целях, исключая артикуляционные. Тогда, так и быть, беру.

Джорджу чего-то неймется. Дергается. Я ему говорю: уймись, дебил, не видишь, идет процесс реанимации? Пока ты можешь о ней только помечтать, очень уж кардинально ее прополоскало. Ты пока притаись, а когда мы разбудим эту нашу напичканную камнями спящую красавицу, тогда другой вопрос, с ее помощью я уж постараюсь найти для тебя занятие поинтересней, чем сидеть в темноте и одиночестве.

И тут меня вдруг осенило, что и как делать. Быстро, слаженно, как на военных маневрах. Из птичьих молочков я мигом извлекаю еще один пакетик, хотя потом не избежать крутых разборок с братаном. С мордобитием и кухонными ножами. Ну и пусть, столько сил на эту блевательницу положено, что отступать поздно. Я охватываю руками эту чужую, черную башку, разжимаю ей рот и силой втираю в мясо, из которого растут зубы, хороший, дорогой товар, которого она, возможно, и не стоит. Я это делаю только потому, что мой дорогой джордж требует того, что ему по всем статьям причитается за все перенесенные сегодня над ним интеллектуальные эксперименты и оскорбления. Амфа — магическое пособие для безработных. Тут же, не успеваю я подождать даже несколько минут, пока я смываю душем с плиточного покрытия терракотой ее каменную рвоту, она вдруг оживает, как русская кукла, работающая на новых батарейках R6. Вращает своими черными веками, под которыми вдруг появляются глазные яблоки. Которых у нее последние несколько часов типа не было. Смотрит на меня не слишком выразительно. А потом говорит тоном первооткрывателя Америки, солнечных лучей и электроплитки, вместе взятых: Сильный, ты что? Довольно невнятно. Но я знаю, что джордж на верном пути и готов воспользоваться плодами этого типа случайного, но все же знакомства. Я беру Анжелку под мышки и волоку на диван. Ее костлявые ноги тащатся за ней по ковровому покрытию. Если бы, к примеру, ей еще и руки отрезать до половины, она могла бы работать манекеном в витрине магазина с шелками. Но я все равно бы ее волок, потому что нет уже у меня никакого желания опять ворочать мозгами на тему: мертвая она или все-таки живая, а может, просто неразговорчивая? Или это она такая нерешительная, никак не может выбрать среди предложенных вариантов. Мне по фигу. Она женского пола? Женского. И нечего тут мудохаться, живая она или мертвая, тем более что Анжела мне говорит: ну, ты, чего прицепился, убери лапы, я сама могу.

Значит, процесс пошел, все пучком, элегантное возвращение из мира усопших в мир живых и разговаривающих, возвращение, что ни говори, с помпой, трубы и фанфары, тетя Амфочка мертвого на ноги поставит. Мне уже насрать на те валуны, которыми заблевано все ванное оборудование, откуда они взялись и все такое, вопрос похерен, и я уже не буду его обсуждать с этой придурочной камикадзой. Потому что ее нарцисстическая карьера псевдоинтеллектуалки не входит в этот момент в мои приоритеты.

Ладно, хватит гнать пургу, я лучше сразу перейду к ключевому вопросу, который, чего тут скрывать, стоял на повестке дня с самого начала. К межполовому знакомству. Которое явно имело место быть. Однако прежде, чем мы приступили к этому подтвержденному документами факту, случился довольно-таки долгий простой. Какой простой? А такой, что у Анжелы, после того как я профессионально оказал ей первую помощь, ожило вдруг ее хайло. Вернее, лицо с органом речи. Невозможно привести здесь все те слова, которые посыпались из этого отверстия, потому что она сразу же после возвращения к жизни стала очень разговорчива на все темы подряд. Из ее рук, ног, частей лица прямо у меня на глазах произросла буйная, как огромный лес, жестикуляция. Много разных слов, много фразеологии, но только с ее стороны. С кем она общалась? Уж точно не со мной. На самые разные темы. Ее оральность не иссякала, она без умолку говорила, спрашивала и отвечала сама себе. Про собак, про животных вообще. Потом пошел базар про сатанизм. Что она уже устала от этого мрачного, смертельного стиля, что хочет быть самой обыкновенной или хотя бы более обыкновенной, чем она на самом деле. Что иногда она мечтает ничем не отличаться от своих одноклассниц, самых обычных, глупых девчонок, что только и знают — в школу, из школы, других интересов по нулям, глубоких мыслей о мрачной стороне жизни — по нулям, мыслей о смерти — по нулям, о самоубийстве они даже не думают, потому что насквозь ограниченны, не чувствуют новых веяний, трендов, ничего. А для нее наложить на себя руки — раз плюнуть, один удар ножа, один килограмм таблеток, и она мертва, а в газетах ее фотографии на фоне моря, с соответствующим макияжем, она вся в металле и романтических драпировках, в газетах некрологи, извинения, статьи, что такая молодая, но уже талантливая и очень творческая личность оставила нас на произвол судьбы. Но это не все, она дальше тянет свою резину, не упуская и продовольственных тем, типа с самого рождения ее организм не принимает мяса и яиц, потому что это плоды преступлений.