Читать книгу "Бембиленд - Эльфрида Елинек"

Просвещение огнем, по мнению детских психологов, нежелательно и не подразумевается, хотя охотно предлагается. Разведка боем – пожалуй, как вам угодно, – башня поворачивается, люки закрывают, вот так, свистят пули, а нас всего тридцать танков, ну да, тридцать наберется, к несчастью, уже убиты все те, кто был здесь, да, мы их хорошо видели! – мастурбировать им уже было некогда или им просто было не до того, такие дела делаются только когда все вокруг спокойно, это же ясно. Мы, значит, катим по их окопам, которые открываются перед нами и преподносят нам себя, словно они сами по себе подносы. Мы, стало быть, катим по ним в наших танках, не правда ли, в каждом окопе их примерно двадцать голов, и мы просто катим по ним, не обращая внимания на белые флаги, нет такого закона, что мы должны это делать. Флаг следует почитать, его следует приветствовать, но на него можно не обращать внимания, если на то нет желания. Решение принимает солдат. Стоит однажды начать, и ты понимаешь, что обладаешь ультимативной властью над жизнью и смертью. Уже эти фото имеют власть над светом и мраком, значит, и вы можете сотворить себе образ, мы ведь вам показали, как это делается. Все объяснили и приложили инструкцию. Говорю вам, ничто так не подстегивает, как убийство, потому и хочется все время делать только это. Это и ничего другого. Если убийство не произведение морального искусства, тогда я просто опускаю руки! Это прототип морального искусства, да, когда-то мне пришлось быть первым, и я никому не позволю его у меня, это первенство, отнять. Убийство – дело абсолютно моральное! Мне приказали набросить веревку на шею пленного, хотя это было ни к чему. Мы, значит, делаем свое дело и тогда, когда это излишне. Произведение морального искусства завершено еще до того, как было начато. Как мы обосновываем нашу мораль? Мы просто думаем, что будет весело. Да, так мы говорим. Против этого нечего возразить. Картина и впрямь получается веселенькая. Но теперь, когда я ее вижу, она меня шокирует, хотя я сам отдавал приказ. Шокирует, потому что все кончилось, а не потому, что миновало. Я смеюсь против воли. Но я прошу понимания, даже если вы не хотите меня понять: эти люди представляют собой отвратительное зрелище, после того как мы измазали дерьмом их четыре буквы, нет, буквы в таком виде нам ни к чему, мы приверженцы и придатки изображений. Слова для этих изображений нам не нужны, да их у нас и нет, мы их не находим, а если находим, то они нам не нравятся. И никогда не понравятся! Даже и пробовать не стоит. Мы так и так за изображение. Мы за изображение еще до того, как оно попалось нам на глаза, до того, как мы составили о нем представление. Мы никогда не были виновны, стало быть, мы, как и положено, как и следует, делаем выбор в пользу изображения, а не четырех букв. Они ведут себя, как хозяева, но хозяйничаем здесь мы! Мы здесь господа! Мы им покажем, кто в доме хозяин! Осмеливаются что-то из себя изображать! У меня бы на такое не хватило духу. Как начальник я бы эти их изображения ни за что не взял, а начальник тут все же я, только я.

Меня, правда, сразу же полностью вытащили из меня. Тогда я еще думал, что могу справиться с кем угодно. Еще до того, как появился в газете. До того, как вообще попробовал позировать. Им надо было всего лишь вынуть свой член, я бы сейчас с удовольствием это сделал, будь он у меня, вы и представить себе не можете, что сотворил с ним огонь, с ним в первую очередь, а я лучше не стану себе представлять. Да и не должен. Выньте-ка теперь свой, только не завидовать, моего ведь больше нет, потому и сравнивать нечего. Наконец-то больше не нужно сравнивать один конец с другим, вот это облегчение. Вон там один наблюдатель уже облегчается, чуть дальше еще один, и вон тот тоже. У того, на фотографии, конец, конечно же, еще имеется, иначе бы его не стали фотографировать. Another photograph shows a prisoner handcuffed to the outside of a cell door. He repeatedly slams his head into the green metal, leaving streaks of blood before he ultimately collapses at the feet of a cameraman[21]. Вот до чего мы дошли. Я кончаюсь. Все, точка, явилась старуха с косой. Свидетельство о смерти подделают или выдадут позже. Теперь, имея эти сотовые с картинкой, эти смартфоны, вы, наконец, и сами можете фотографировать! Теперь вы сможете выдать себе свидетельство о собственной смерти и тем самым доказать, что вы мертвы! Да и время подошло. И нечего брюзжать по этому поводу. Вы сами виноваты, что у вас такой вид! Наконец-то эти штуки вы в состоянии оплатить, эти смартфоны, которые, как и все остальное, можно направить на себя, против себя, вам вообще больше никого не надо, кроме вас самих, чтобы наверняка оказаться мертвыми. У каждого аппарат, каждый с аппаратом и каждый сам аппарат. А мы, в роли моделей, обычно менее сдержанны, чем вот эти, которых мы, в конце концов, задержали и оставили для себя. Для нас они не имеют цены, зато для всех остальных имеют. Уже давно никто не боится ясности, люди говорят все что хотят и кому хотят, с абсолютной ясностью, даже если их вовсе не желают слышать и видеть. Раньше верили, что маленькие фигурки на фотографиях могут смотреть на человека, и как будто даже боялись их. Где теперь эти времена? Только ничего не бойтесь! Тем более этой фотографии, неважно, на чьей вы стороне, не бойтесь, она ведь не кусается! Я-то знаю, что верность природе может оказывать куда более непривычное воздействие, чем привычная природа и вошедшая в привычку неверность человека. Я знаю, что любовь к природе может быть сильнее любви к людям. Но и в этом случае мы имеем дело с людьми, которые не смогли долго хранить верность своей природе или натуре. Вероятно потому, что они знают ее, эту природу или натуру, уже давно. И поэтому стали бесчеловечными, вот до чего доводит грубое обращение человека со своей собственной натурой, он не хочет ей подчиняться и сопротивляется до тех пор, пока она не подчинит его себе. Никогда не смотри в объектив фотоаппарата! Всегда смотри мимо! Смотри так, будто за ним есть еще что-то. А там нет ничего. Зато у нас масса времени. Используйте его, чтобы врасти в пространство за фотоаппаратом! Не можете? Слишком слабо освещены? Не понимаю, вас же освещают автоматически. Радуйтесь, что вспышка теперь длится не так долго, как раньше. Если вам приходится слишком долго ждать, прежде чем станет виден результат, тогда всмотритесь-ка лучше в себя, чем смотреть из себя, но этого-то вам делать и не хочется. Вас так и тянет выйти из себя, когда вы всматриваетесь в себя? На вашем месте я бы этого не делал. Ваш внутренний мир нечесан, немыт под душем, плохо одет и вообще отвратителен. Слава богу, хоть запаха на фото пока не ощущается. Природа человека и природа вообще тупо пялятся друг на друга. Стоит какому-нибудь листочку чуть шевельнуться, как он тут же становится назойливым и навязчиво требует, чтобы его сняли на кинопленку. Природа надоедлива, и борьба с ней требует времени и терпения.

С таким фотоаппаратом, вообще с аппаратом, с любым беспомощным аппаратом, который мы не должны потерять, дело обстоит так: сначала мы разряжаем валяющийся на земле аппарат, потом регистрируем его, даже если он сломан, да-да, тщательно регистрируем, и многие из этих поврежденных аппаратов содержат в себе, как бы это выразиться, обугленные остатки, ошметки человеческих тел. Признайтесь, вдруг вы и меня хотите превратить в уголь? Нет, вы этого не можете сделать, уж я-то знаю, что бывает, когда обугливают по-настоящему. Знаю также, что бывает, когда обугливают тебя самого, у меня японская малолитражка, купил подержанную, я часто езжу на ней по ночам. Итак, вы поступаете следующим образом: вы направляете аппарат на себя и перед ним снимаете с себя кожу, если, конечно, у вас остается свободной рука. Когда человек еще в себе, в своей шкуре, он самого себя не видит. Поэтому ему нужно иметь фото. Все всегда хотят иметь фото. Потому-то и были изобретены эти сотовые телефончики с картинкой, эти смартфончики. С их помощью можно в любой момент зафиксировать все то, что в следующий миг исчезнет. Человек ищет развлечений! Но чтобы найти их, ему нужно основательно выйти из себя. И использовать свой смартфон, иначе смартфон используют против него самого. Нам понадобится небольшое расстояние, но это как раз и хорошо. Если у кого смартфон переполнится картинками, ему не надо вставлять в аппарат новую пленку, он просто стирает, смывает память и прикладывает палец к губам своих глаз. Мол, ничего и не было. Но то, что отправили в небытие, как раз и было, не так ли, доктор? Тут уж ничем не поможешь. Кроме того, никто так не делает, не говорит тссс! своим глазам. Нельзя же изрезать каждый глаз еще до того, как он поглотит все, что его окружает. Н-да! До этого медицина еще не дошла. Во всяком случае, теперь я знаю, что значит наложить на кого-то руку. Главное, что ты еще что-то видишь. К счастью, мне по крайней мере не пришлось фотографировать самого себя, но все еще впереди, последний раз это делали другие. Танка, Анка, Данка, другие! Всегда найдется человек, желающий что-то запечатлеть. К счастью, я больше ничего не чувствую, я что-то учуял, но у меня это «что-то» отняли, то, что я хотел сохранить в памяти, поверьте. Я бы с удовольствием сам себе стал поперек дороги, наблюдать, но я – лишь объект наблюдения, и это «что-то» едва ли вышло за пределы портянок, которыми обмотали мою кровь, чтобы она не вылетела из меня слишком быстро и не попала в кого-нибудь не того, я бы непременно сохранил в памяти то, что сделали со мной они.