Читать книгу "Идол липовый, слегка говорящий - Николай Бахрошин"

И только спустя время Саше стало приходить в голову, что действительность Ващеры как раз ни во что не играла. Просто существовала сама по себе. Играть с ней взялись они, начали играть и тут же стали заигрываться. Придумывали себе правила по ходу дела, вместо того чтобы сесть и попытаться понять, что именно происходит. Или хотя бы принять как данность. Впрочем, это было потом…

* * *

Да, второе утро в Ващере…

Хуже первого. Много хуже. Сама ночевка на голой земле с подстилкой из лапника, на которую наброшен прорезиненный коврик, оказалась не таким уж и страшным делом. Просто холодным и мокрым. Если привыкнуть, а главное, плюнуть на себя и растереть в пыль, можно и так ночевать, периодически подогревая бока у огня костра. В остальном состояние организма, что называется, оставляло желать много лучшего. Причем тщетно.

Болело все. Это Саша сразу почувствовал, когда открыл глаза. Тело затекло, задубело и, плюс к этому, тупо болит. Словно черти не только всю ночь молотили на нем горох и прочие зернобобовые, но и ухайдакали до степени списания за профнепригодностью. Черти виноваты, только черти. Для начала они его сюда принесли…Черти, в общем и в частности, бритоголовый медийный бес господин Гаврилов…

Саша попытался встать и окончательно почувствовал себя железным дровосеком, пробудившимся после долгой спячки на дне реки. Сравнение цветистое, кто бы спорил, но как иначе? Если сначала поднимаешь одну ногу, укрепляешь ее на земле без особой надежды на жесткость конструкции, потом подтягиваешь вторую, переваливаешься на бок, переползаешь на руки, используя лоб в качестве дополнительной опоры, и только после этого оказываешься на четвереньках. Отсюда, в полном согласии с законами эволюции, можно начать нелегкий и долгий путь к прямохождению. Заранее тоскуя душой и предчувствуя, насколько он нелегок и долог, этот эволюционный процесс.

Глядя, как он корячился, расчувствовался даже суровый Петр. Полез в свой необъятный рюкзак, достал металлическую фляжку со спиртом. Выдал ему на бодрость духа налитый до краев колпачок. Неразведенный спирт вместо завтрака оглушил желудок ядовитым огнем, но свое дело сделал. Саша наконец смог распрямиться без душевных стонов и скрипа костей.

Неистовому с вечера Робертовичу, чтобы встать, потребовалось целых два колпачка с обещанием добить на месте во избежание дальнейших мучений и демонстрацией переломленного ружья с патронами в обоих стволах. Ирка, на удивление, встала без спирта и вообще выглядела свежей и бодрой, почти как геологи.

Женщины все-таки живучие существа. На удивление, живучие. Потому что примитивные, конечно, немедленно подвел теорию Саша. Любая примитивная структура обладает повышенной способностью к выживанию – закон биологии. А как иначе? Очевидцы свидетельствуют, что сделали женщину Еву из ребра Адама, можно сказать, из отходов производства. Результат понятный, женщина – тоже человек, как курица – тоже птица. Народ зря не скажет, его не проведешь на мякине с сеном… Обо всем этом Саша рассказал вслух, не стал таить от общественности логические цепочки и выводы и заработал усмешки геологов, одобрительное цоканье Ачика и обещание Ирки дать в лоб много раз подряд. Все-таки жалко, что она лесбиянка…

Теряем кадры, мужики, лучшие кадры теряем, меняем на кислое пиво и безнадежный, как история болезни, футбол… Это Саша не стал высказывать вслух, просто подумал.

После легкого завтрака из шоколадок и холодной воды из фляжки, с противным металлическим привкусом, двинулись в путь. Сначала – со стонами и со скрипами, постепенно разошлись. Шагали такой же цепочкой, геологи – впереди и сзади, основной состав – в центре, в затылок друг другу. Идти оказалось неожиданно легче, чем вчера. А может, втянулся?

Лес, лес и лес… Господи, как он уже надоел-то!

И всего за два дня, что характерно! Нет, все-таки прелести самоходного туризма, равно как и остервенелого пешего первопроходства, сильно преувеличены.

В первую очередь, благодаря художественно-приключенческой литературе, которая все и всегда преувеличивает. Точнее, с небрежной бесцеремонностью выделяет особо выпуклые детали в ущерб, так сказать, и во избежание… Чего? Всего остального, конечно… Чего остального? Всей окружающей действительности, например. Которая, по сути своей, скучна, занудлива и непривлекательна…

Так, не слишком связанно, но напряженно размышлял Саша, шагая вслед за курчавым затылком Ачика Робертовича. Тот, в свою очередь, шагал вслед за Иркой, но смотрел явно не в затылок, а ниже на целую спину. Грустно цокал языком и пыхтел. Переживал свою вечернюю неудачу, но явно не терял надежды, как и подобает орлу и джигиту, что летает выше вершин, а снижаясь – отчаянно галопирует.

Когда Петр, шагавший впереди, поднял руку, – знак остановиться, – заметила одна Ирка. С разгона Саша воткнулся в спину азербайджанца. Тот нырнул вперед и боднул Ирку в зад. От неожиданного толчка она упала на колени и тут же, продолжая движение, опустилась на руки. Ачик по инерции навалился на нее сверху. Поза получилась настолько пикантной и недвусмысленной, что Павел, обгоняя их, приостановился и покачал головой.

– Ну, вы даете… Тоже, нашли время… – сказал он с мягкой, отеческой укоризной. – Я понимаю, дело молодое, горячее, терпения уже нет совсем… Но ведь не звери же все-таки, чтоб так, на ходу… Хоть бы до темноты подождали, что ли…

От смеха Саша присел на корточки. Ирка от всего этого окончательно рассвирепела, громко гаркнула, тренированно извернулась и взбрыкнула задом, как призовая кобылица. Ачик Робертович лягушкой-путешественницей воспарил над ней и рухнул, плашмя впечатавшись в мох.

– Слюшай, чего хочешь, да?! – раздался его возмущенный вопль.

Оставив их выяснять между собой – чего ты, а чего ты, а чего хочешь, слюшай, да, Саша догнал геологов.

Петр и Павел, стоя плечом к плечу, молча смотрели вперед.

Впереди деревья кончались. За опушкой леса начинался голый каменистый склон, плавно уходящий к вершине холма, на которой зубчатой стеной темнели гранитные валуны, грозные и замшелые, как развалины старой, забытой на века крепости. Впрочем, бросалось в глаза даже не это. Сам склон перед валунами показался Саше неестественно неровным, словно перепаханным гигантской мотыгой, что одинаково равнодушно дробит и землю, и камни. Только несколько мгновений спустя Саша сообразил, что уже видел такие поля. В военных командировках конечно же! Там, где после артиллеристских обстрелов оставались такие вот взъерошенные пейзажи. А потом он увидел надпись. Деревянный столбик с прибитым к нему листом фанеры, уже потемневшим от времени, был вкопан в землю сразу же за деревьями. «Внимание! Запретная зона!» – прочитал Саша крупные, четкие буквы, густо намалеванные красной краской. Ниже, чуть более блекло и гораздо более коряво было приписано: «Ходи справа ( 500 м ), ходи слева ( 300 м ). Благослови тебя Господи!»

И как это понимать? Места здесь тихие, на минные поля лучше не залезать, а так – тихие… Постреливают, бывает, пушки все больше старые, калибра 76 миллиметров, но тоже приятного мало, когда на прямой наводке, вспомнил Саша слова загадочного аборигена Савича. Постреливают, значит… Хорошо постреливают, похоже, от всей широты души! И благослови нас Господи, как советует фанерный щит… Хорошее в общем-то предложение… Жалко, не слишком многое объясняет…