Читать книгу "Земля Великого змея - Кирилл Кириллов"

А может, эту королеву можно разыграть и в каких-то других комбинациях, подумал он и мысленно хлопнул себя по затылку. Ферзя. Ферзя! В шахматах самая сильная фигура называется ферзем и никак иначе.

А вдруг новости о «Ночи печали» уже дошли до Москвы и мамы нет в живых? Князь Андрей на расправу не скор, но как знать, вдруг вожжа попадет ему под… э-э… плащ? А город, отнявший у него отца, — вот он, всего в нескольких лигах, как паук раскинулся посреди озера, попирая окрестные берега лапами дамб. Опутывая страну паутиной дорог. Глотая и переваривая многочисленных людей-мушек, высасывая их кровь на жертвенных камнях… Этого паука надо убить.

Ну а потом уже и наведаться в сельцо Тушино, родовое имение князя, и поговорить по-свойски. А если с мамой что-то случилось… Ромкина рука сама нашарила на поясе рукоять кинжала. Только вот Мирослав, — обожгла мысль. Можно ли на него рассчитывать? Пойдет ли он супротив князя или, наоборот, примет его сторону? Лучше иметь во врагах сотню мешиков или десяток испанцев, чем русского воина. А ведь Ромка давно привык в трудных ситуациях полагаться на Мирослава как на себя самого. Закавыка. Нет, все же сначала Мешико, а потом как кривая вывезет. Может, его просто убьют при штурме или лихоманка скрутит и вообще ничего решать не придется, невесело улыбнулся Ромка.

Терзаемый такими мыслями, он дошел до коридора, ведущего к опочивальне. Насколько Ромка успел заметить, единственной их соседкой была донья Марина. Вопреки его представлениям о романтических отношениях (крайне, впрочем, сумбурных), она была поселена отдельно от Кортеса в высокую башню около самых ворот, где и проводила безвылазно дни и ночи с парой прислужниц. Как героиня романтических сказаний, читанных им в белокаменных палатах княжьего двора. Молодой человек как-то хотел зайти поздороваться по старой памяти, да за подготовкой к походу все было недосуг. Но вот теперь все складывалось как нельзя удачнее. Кортес занят военными приготовлениями, Мирослав, по своему обыкновению, пропадает где-то в городе. Спать не хочется, а лежать на кровати и прислушиваться к таинственным шорохам огромного дворца не хочется тем более.

Ромка почесал в затылке, припоминая, на какой развилке нужно свернуть, чтоб попасть к башне. Кажется, вот этот коридор. Длинный, без единого проблеска света. И как Кортес не постеснялся поселить туда жену? Чем она ему так насолила? Правда, говорят, в Испании у него осталась еще одна жена и теперь, прознав про подвиги мужа, хочет навестить его. Собирается в путь. Тогда с доньей Мариной следует некоторое время не встречаться, чтоб хоть вновь прибывшие не бросились в пересуды, которые, безусловно, дойдут до ушей испанской жены. Он вздохнул, все это было слишком сложно для неопытного в сердечных делах молодого человека.

Погруженный в размышления о перипетиях семейной жизни, он миновал больше половины темного коридора, когда заметил, а скорее даже почувствовал впереди какое-то движение. Крыса? Эти большие коричневые и совсем не противные в отличие от серых московских пасюков звери часто бродили по дворцу, не доставляя обитателям особых хлопот. Не похоже. Заблудившийся слуга? Почему без света? Впереди мелькнуло белое. Призрак заблудившегося и умершего от голода талашкаланца, нервно хихикнул в голове внутренний голос, а тонкие волоски на загривке встали дыбом. А что ждать от призрака? Напугает? Полетает вокруг и исчезнет? Дотронется — и смерть? Ромка сделал шаг назад. Ножны противно чиркнули по камню. Призрак громко ойкнул знакомым голосом, а ветерок, вечный обитатель пустых коридоров, донес легкий аромат резеды, перемешанный с запахом корицы, от которого дурела голова.

— Донья Марина?! — с облегчением вымолвил Ромка, узнавая знакомый еще по первому походу запах: Марина мыла волосы перетертой травой, похожей на резеду. — А я к вам. Решил нанести визит вежливости. Не хотите ли прогуляться по городской стене?

Женщина — теперь Ромка ясно различал ее силуэт, окутанный пеной белой ткани, — снова ойкнула и зашаталась. Из-за ее спины возникла размытая тень и метнулась вперед.

Мирослав вихрем пронесся мимо стражи, едва успевшей распахнуть тяжелую дверь, и влетел в коридор. В кровавых отблесках жаровен на стенах перед ним выросла сплошная стена кирас, колетов, камзолов и других нарядов испанской знати. Воин попытался затормозить, но скользкие каменные плиты предательски вывернулись из-под сбитых подошв.

Выставив руки, Мирослав чуть смягчил удар о чей-то железный нагрудник, но лишь чуть. От толчка оба мужчины закачались и, чтоб не растянуться на полу, обнялись, как братья после долгой разлуки. Поймав равновесие, воин поднял голову и уперся взглядом в черные бездонные глаза Эрнана Кортеса, в которых медленно разгоралось пламя узнавания и воспоминания о сплетенных телах под тонким покрывалом. О костистом, заслоняющем свет кулаке. О тяжелом звоне в ушах, когда мир разлетается на части.

Капитан-генерал оттолкнул русича и рывком выдернул из ножен тонкий меч. Мирослав отпрянул. Его подошвы еще не успели утвердиться на скользком, а в руке уже рыбкой блеснул кинжал. Не нюхавших пороху знатных испанцев разметали по стенам столкнувшиеся в узком коридоре волны ярости, капитаны «первого призыва» обнажили мечи.

Пятеро бойцов в узком коридоре да куклы эти испуганные. Верная смерть, улыбнулся Мирослав. Пусть не всем, но трем-четырем точно. Ну и ему, скорее всего. Как не вовремя. От его волчьего оскала знатные идальго попятились еще дальше, а Сандоваль и Олид шагнули вперед, встав плечо к плечу с Кортесом.

— Сеньоры, погодите! — вскричал Альварадо, прищуриваясь в полутьме. — Это ж слуга дона Рамона.

Капитаны замерли, всматриваясь. Кортес ожег Альварадо злым взглядом, но смолчал.

На Мирослава снизошло вдохновение.

— Don Ramon… En peligro!!![18]— с трудом протолкнул незнакомые слова сквозь губы Мирослав. Худой мир был ему сейчас выгоднее доброй ссоры.

— Рамон в опасности?! Где?! Что случилось?! — враз заговорили капитаны.

Мирослав лишь отмахнулся и, проскользнув между Кортесом и Сандовалем, бросился по коридору. За его спиной загрохотали сапоги конкистадоров.

Ромка потянул из ножен кинжал. Тень скользнула по стене. У самого уха молодого человека тускло блеснули осколки вулканического стекла, вставленные в деревянную рейку, — мешикский нож. Ромка поднял руку, защищая голову, но открыл корпус. Удар под ребра выбил из его груди весь воздух. Холодная рука с крепкими, будто выточенными из дуба пальцами легла на подбородок, отгибая голову назад, обнажая не прикрытое воротом колета горло. В ноздри шибануло запахом корицы так, будто кто-то залепил в лицо горячим сдобным пирогом.

Ромка ударил латунной набойкой в колено. Не попал. Острые стекла с треском вспороли бархат его панталон. По бедру заструилось теплое. Молодой человек бесцельно замахал кулаками, только чтоб разорвать дистанцию, отбросить врага подальше. Не попадал. Живот перечеркнула еще одна кровавая дорожка. Тогда он извернулся, навалился всем весом, подминая под себя. Павианьи глазки врага оказались рядом с его лицом, заглянули в самую душу, надавили, подмяли. Ромка почувствовал, как слабеют колени. Он закричал что-то типично русское и что есть мочи крутанул врага, намереваясь разбить его голову о стену, как гнилую тыкву. Скользнув по кладке ладонями, тот вывернулся из захвата. Ромка ударился сам, зубы клацнули, прикусив язык. Над ухом раздался противный смешок.