Читать книгу "Зима Гелликонии - Брайан У. Олдисс"

Солдаты обступили погибшего широким кругом, но отойти не могли и продолжали смотреть. Позвали Аспераманку, который тоже долго, потрясенно глядел на мертвеца. Потом он сказал Шокерандиту:

— Эта молчаливая попутчица так и идет с нами. Несомненно, эту страшную болезнь переносят фагоры — вот кара, которую Азоиаксик наслал на нас за то, что мы связались с двурогими. Единственный способ хоть как-то избавиться от этого проклятия — убить всех анципиталов, которые идут с нами.

— Разве до сих пор мы не достаточно убивали, архиепископ? Может теперь можно просто выгнать анципиталов, пусть идут на все четыре стороны?

— Где они смогут размножаться и копить силы против нас? Мой юный герой, позвольте мне решать там, где я имею право принимать решение.

На узком лице Аспераманки залегли глубокие морщины, и он сказал:

— Теперь еще важнее, чем прежде, донести до олигарха наше слово, и как можно быстрее. Мы должны просить помощи, чтобы ее выслали нам навстречу немедленно. На этот раз, Шокерандит, я приказываю лично вам и никому другому выбрать себе надежного напарника и донести мое слово в Кориантуру, откуда верные люди сообщат олигарху. Вы исполните мою просьбу?

Лутерин стоял, уставясь в землю, что обычно случалось с ним в присутствии отца. Он привык повиноваться приказам.

— Через час я буду в седле, господин.

Гнев, который, казалось, всегда пылал в глазах Аспераманки, ненадолго уступил место теплоте, с которой он посмотрел на своего подчиненного.

— Имейте в виду, что, посылая вас с заданием, я, возможно, спасаю вам жизнь, лейтенант-энсин Шокерандит. С другой стороны, вы можете скакать дни и ночи напролет, чтобы в итоге обнаружить, что молчаливый попутчик доехал вместе с вами до самой Кориантуры.

Затянутой в перчатку рукой Аспераманка осенил лоб Шокерандита знаком Колеса, повернулся на каблуках и ушел.

Глава 3 Ограничение прав личности актом «О проживании»

Кориантура была городом богатым и могущественным. Полы ее дворцов были вымощены золотом, крыши изящных домов крыты фарфором.

Главный храм Церкви Грозного Мира, расположенный, само собой, не где-нибудь, а возле пристани, источника главного богатства города, был отделан и украшен с удивительной роскошью, совершенно не свойственной духу сурового и аскетичного бога.

— В Аскитоше такую роскошь не позволяют, — часто говорили друг другу прихожане Кориантуры.

Даже в беднейшем квартале города, растянувшегося от подножия до вершины холма, попадались детали, способные привлечь взгляд. Любовь к украшениям скрадывала бедность и внезапно обводила изящным орнаментом случайную арку, представляла нежданный фонтан в узком дворе, ярусы балконов с витыми коваными решетками, красоту, способную поднять настроение даже самому усталому, измученному и скучному человеку.

Но, само собой, и в Кориантуре имелось повсеместное размежевание непомерного богатства и вопиющего произвола властей. Это выдавала, в первую очередь, и скорость, с которой на дверях домов появлялись плакаты и объявления, сошедшие с печатных станков олигарха и в огромных количествах направляемые в перенаселенные города Ускутошка. В кварталах богачей содержание последних прокламаций комментировали сдержанно: «О, как мудро, какая прекрасная идея!» — в то время как на другом краю города тот же самый плакат прочитывали просто: «Ну и скверные же пришли времена, байвак все возьми!»

Большинство приграничных городов не отличались высокой религиозностью, здесь одна культура смешивалась с другой. Кориантура была редким исключением из этого правила. Несмотря на то, что в более ранние времена город назывался Утошки, он никогда, несмотря на созвучие старого названия, полностью не принадлежал Ускутошку. Экзотические народы с востока, например из Верхнего Хазиза или из Кай-Джувека, из-за пролива Чалца, приходили в этот город и поселялись здесь, принося с собой немалые богатства, которых не найти было в других городах Сиборнала, вливая свою энергию в архитектуру и искусство.

«В Кориантуре очень дешевы билеты в оперу, поэтому здесь очень дорог хлеб».

Кроме того, Кориантура была очень важным перекрестком. Отсюда открывались морские пути на юг, к Дикому Континенту, и — в военное ли, в мирное ли время — торговые суда без труда отправлялись отсюда в такие порты, как Дордалл в Панновале. К тому же, город-порт был конечной вехой на оживленных морских путях, ведущих к далекому Шивенинку и нивам Брибахра и Каркампана.

Далее, Кориантура была отмечена печатью древности, и нити, связующие ее с эпохами давно минувшими, уцелели. До сей поры в антикварных лавочках в переулках удавалось найти документы и книги, написанные на древних языках, утерянные штрихи и подробности прежнего житья. Казалось, каждый булыжник здешних мостовых уводит в прошлое. Кориантура пережила многие бедствия, что выпадают на долю приграничного города. Сразу за окраинами начинались и поднимались ступень за ступенью подножия великих холмов, в свою очередь образующих подножие приполярных гор, чьи острые пики охраняла холодная ярость ледяных шапок. С одной стороны перед городом раскинулось море, с другой были устроены крутые уступы — их требовалось бы преодолеть любому, кто вышел из диких степей Чалца с желанием войти в город. Никому из остатков армий кампаннлатских захватчиков, осиливших переход через степи, не удавалось еще взять штурмом эти эскарпы.

Кориантуру легко было защитить от любого врага, кроме наступающей зимы.

Несмотря на то, что в Кориантуре стояли многочисленные военные части, им не удалось низвести город до уровня обычного гарнизона. Мирная торговля процветала — наряду с различными искусствами, которым торговле приходилось нехотя воздавать должное. Именно поэтому семейству Одима удалось тут выжить.

Свое дело Одим открыл в пакгаузах одной из верфей на берегу океана Климента. Дом, где он жил с семьей, стоял тут же, неподалеку, в довольно скромной части города, не относящейся ни к самым роскошным, ни к беднейшим районам Кориантуры. Завершив дневные дела, Эедап Мун Одим, главная опора своего многочисленного семейства, проследил за тем, чтобы его служащие покинули контору, потом проверил, во всех ли печах погашен огонь и все ли окна заперты, и вышел из конторы со своей старшей наложницей.

Старшая наложница — ее звали Беси Бесамитикахл — была женщиной подвижной и живой. Пока Одим возился, запирая замки, Беси держала различные свертки для своего господина. После того как все замки были заперты так, как это устраивало Одима, он повернулся к Беси и приветливо ей улыбнулся.

— Мы пойдем разными дорогами, но надеюсь скоро снова увидеться с тобой дома.

— Да, господин.

— Иди побыстрее. Да остерегайся солдат по дороге.

Идти Беси было совсем недалеко, за угол и немного по Холмовой улице. Сам Одим повернул в другую сторону, к ближайшей церкви.

Эедап Мун Одим, человек средних лет, на вид был неопределенного возраста. Подняв воротник замшевого пальто, он упрятал в него бородку. Его походка всегда отличалась степенностью, хотя сейчас из-за холодного ветра ему пришлось перейти на быстрый шаг. Он вошел в церковь в разгар службы, как было у него заведено по вечерам после завершения дел. Здесь, в церкви, он, подобно другим добрым горожанам, покорно представал перед богом Азоиаксиком. Но служба была короткой.