Читать книгу "Рыбалка в море демонов - Майкл Ши"

Да и вид у домов был какой угодно, но только не заброшенный: все они были в очень хорошем состоянии. Однако, приглядевшись повнимательней, я заметил, что все постройки до единой отмечены общим признаком упадка или, может быть, вандализма. В изгибах и завитках украшавших фасады бордюров, резьбы, лепных карнизов и узорчатых барельефов все еще сохранялись обрывки золотой фольги, которая во время оно, должно быть, покрывала их целиком. Поймав на себе пристальный взгляд Гильдмирта, я понял, что мое любопытство не укрылось от его внимания.

Вид у него был такой, что мне сразу расхотелось задавать вопросы, и так, сохраняя молчание, мы дошли наконец до оружейной. Суровое величие этого сооружения давно обратило на себя мое внимание – я принял его за святилище или мавзолей. Тем более приятно удивило меня его внутреннее убранство: все стены не разделенного перегородками помещения от пола до потолка были покрыты полками и крючками, на которых висели, лежали и стояли доспехи и вооружение самого разнообразного вида и предназначения. На потолке также не было ни единого дюйма свободного пространства: он весь был увешан лодками. Суденышки всех мыслимых и немыслимых форм и очертаний висели на цепях, которые при помощи подвижных колесиков крепились к утопленным в потолок балкам, сходившимся под острым углом к огромной полукруглой двери в той стене оружейной, что глядела прямо на море.

Пока мы глазели по сторонам, Гильдмирт нашел покрытые металлическими пластинами кожаные штаны, кольчужную рубаху и натянул все это на себя.

– Вооружайтесь, джентльмены, – покончив с одеванием, обратился он к нам, явно передразнивая дружелюбную манеру какого-нибудь компанейского трактирного слуги. – Как видите, у нас имеется все, что пожелаете, и с избытком. Экипируйтесь соответственно вашим вкусам. Кольчуги и латы вы найдете здесь и вон там, на тех крюках, рядом с копьями и гарпунами. Тут клинки разных видов, там шлемы, наголенники и прочее в том же духе, вот здесь дубинки, булавы, топоры – в общем, сами видите. Что до меня, то мне сегодня приглянулась вон та кираса.

Последнюю фразу он произнес с особенным выражением, и я, перебирая копья железного дерева, невольно проследил глазами за его движениями, когда он пошел к крючьям, на которых висели доспехи. Выбранная им кираса из ярко отшлифованной стали, покрытой золотой филигранью, была настоящим чудом оружейного искусства. Держа ее в руках, он подошел к полке с ножами, выбрал длинный тонкий кинжал с заостренным концом и начал отковыривать филигрань с грудной пластины.

Мы смотрели на него во все глаза, понимая, что именно этого он и хочет. Зажав в пальцах несколько золотых волокон, он сильно дернул и сорвал всю филигрань одним махом. Затем уронил кирасу на пол и, не сводя с нас глаз цвета свежей раны, принялся скатывать золотую паутину в клубок величиной с яблоко. Этот моток он поднес ко рту, не переставая смотреть на нас.

– Прошу прощения, но я как раз собирался перекусить, когда вы появились. Занятия зоологией всегда вызывают у меня жуткий голод. – С этими словами он широко раскрыл рот и погрузил свои мощные нечеловеческие зубы прямо в сердцевину золотого клубка.

Жадно кроша податливую массу стальными челюстями, кусок за куском он отправлял ее себе в желудок. Все это время мы наблюдали за ним, а он наблюдал за нами. Голодный блеск в его глазах соперничал с выражением глубокого отчаяния.

Покончив с едой, он некоторое время стоял перед нами, точно говоря: «Вот он я, и вот в чем заключается постыдная природа моего пленения». Мы хотели что-нибудь сказать, но не могли найти слов. Чуть заметно улыбнувшись, Пират кивнул, словно наше молчание его вполне удовлетворяло.

– Но я хочу, чтобы вы поняли, друзья мои… – как ни в чем не бывало продолжал он, точно наш разговор не прерывался ни на минуту, – я сам решил испортить собственную работу. Здешние моря предлагают богатейший выбор для удовлетворения аппетитов, подобных моему, но гордость требует, чтобы я уродовал дело рук своих. Всю эту красоту я создал в пору своего могущества, однако поводов для хвастовства более не существует. Позолоченные стены хороши для триумфаторов, а не для узников. Ну да ладно, продолжим. Берите все, что вам по нраву, но мне придется попросить вас захватить по шлему со сплошным забралом и пару тяжелых гарпунов. Кто-нибудь из вас умеет прилично обращаться с копьем?

Барнар, пряча усмешку, провел по губам ладонью. Я вынужден был заверить Гильдмирта, что работу гарпунщика, если до таковой дойдет дело во время нашей миссии, смело можно доверить мне.

– Тогда выбери два, какие тебе понравятся, – сказал он, – и если вы уже взяли все, что хотели, то можно отправляться в путь. Нам осталось лишь спустить на воду лодку да заглянуть ко мне за некоторыми необходимыми вещами.

В центре комнаты, посреди залежей оружия, которого хватило бы на целый легион, возвышалась платформа. Гильдмирт взобрался на нее и принялся поворачивать какие-то рукоятки. Колесики, через которые были переброшены удерживавшие лодки цепи, заскользили по желобам в потолке, и под музыку грохочущих цепей и скрежещущих лебедок подвешенная в воздухе армада качала свою причудливую кадриль.

В то время как Барнар раздумывал над боевыми топорами – его любимый вид оружия, – я перебирал гарпуны, пока не отобрал два, которые показались мне наиболее подходящими. Потом я решил примерить один из тех шлемов, что приказал нам надеть Гильдмирт. С виду он напоминал старинный шлем из Аристоса, забрало которого – бронзовая маска с узкими прорезями для глаз и вытянутой, как волчья пасть, нижней частью – полностью закрывало лицо. Как только я застегнул пряжку под подбородком, мои легкие окаменели. Невозможно было ни вдохнуть, ни выдохнуть. В панике я начал было расцарапывать застежку, как вдруг понял, что больше не нуждаюсь в воздухе, и, подождав несколько мгновений, убедился, что в голове у меня не мутится. Я спокойно снял шлем и крикнул Барнару:

– Клянусь Трещиной, Бык! Эти шлемы – они избавляют человека от необходимости дышать! Жизнь становится все легче и легче: есть не надо, пить не надо, спать не надо, а теперь еще и дышать не надо. Но почему-то уверенности мне это не прибавляет. Скорее наоборот, я все чаще и чаще начинаю сомневаться, а живу ли я вообще.

– Что до меня, – откликнулся мой спутник ворчливо, – то я хочу только одного: как можно скорее унести свою задницу из этого грязного, кишащего всякой дрянью подвала мироздания и никогда больше его не видеть. Судя по тому, насколько неотступно преследует меня эта мысль, я еще не умер. Утешение, конечно, не самое большое, но уж какое есть.

Пират расхохотался. Смех его невыносимо было слышать: это был какой-то дикий лай, эхом рассыпавшийся по оружейной, причем в каждом его отзвуке чудился вопль боли.

– Ах, как ты прав, дорогой мой Чилит. Всякий, кто оказывается здесь, постепенно теряет себя, начинает иначе думать и чувствовать, но до тех пор, пока потребность вырваться отсюда не покидает его, он жив и жива толика его прежнего «я». – Возможно, Гильдмирту показалось, что в его замечании прозвучало слишком много жалости к самому себе, потому что он тут же фыркнул, сплюнул на платформу и начал ожесточенно работать рычагами. Потом небрежно бросил: – Прошу садиться, джентльмены!