Читать книгу "Занимательная механика - Вадим Панов"

Зато мимолетные, ни к чему не обязывающие романы, которыми Волков перебивался до этого, прекратились. Он больше не чувствовал в них необходимости. А Альбина, ничего не сказав Федору, перестала выстраивать свою карьеру с прицелом на получение должности в Париже. Она не хотела уезжать.

Московская августовская ночь, теоретически летняя, оказалась весьма прохладной, заставляя Травника с тоской вспоминать душный Мадрид. Включенный обогреватель мог исправить положение, но Испанка по-прежнему запрещала закрывать окна, и здоровяк медленно коченел. Несколько раз он выходил из машины и энергично разминался, но положение это не спасало, а вот блондинка ночную свежесть переживала спокойно, нахохлилась на переднем сиденье, став похожей на недовольную птичку, и почти не шевелилась. Не спала. Но разговаривать отказывалась. И лишь под утро Травник нашел тему, заинтересовавшую Испанку.

— Мне показалось, ты здорово недолюбливаешь Неваду.

— Тебе не показалось, — коротко ответила женщина.

— Могу я узнать почему?

— А за что его любить?

Здоровяк обиженно засопел:

— Терри, обещаю, завтра я угоню другую машину…

— В этом нет необходимости, — улыбнулась Испанка. — Лучше пропитай салон чем-нибудь ароматным.

— Ты согласна?

— Да.

«Я прощен!» — Травник расцвел в улыбке:

— Обязательно!

Мир был восстановлен, и здоровяк ощущал себя совершенно счастливым. Он даже выбросил из головы Неваду, однако Испанка решила развить тему:

— Я забыла, что ты с ним не работал.

— А ты? — удивился Травник.

— Приходилось.

— И не рассказала!

— Не тот человек, чтобы… — Женщина вздохнула. — Впрочем, раз уж мы оказались с ним в одной команде, ты должен знать о Вонючке правду. Возможно, это нам поможет.

Здоровяк насторожился:

— Я слышал, он большой подлец.

— Не без этого.

— Так все мы грешны, — осторожно улыбнулся Травник.

— К сожалению, Невада не просто подлец. Он недоделка.

— Уверена? — недоверчиво спросил здоровяк.

— Абсолютно.

— Я слышал, он играет как бог.

— Но не так, как должен играть искусник, — уточнила Испанка. — У Невады были потрясающие способности к игре в карты, но ему не повезло — он встретил Гончара.

— Каждый из нас встретил Гончара.

— Но к моменту встречи мы уже были искусниками.

— Я — нет, — парировал Травник.

— Интересно… — Женщина прищурилась. — Я не знала об этом.

— Просто… — Здоровяк выглядел смущенным, — просто мы никогда не говорили… В смысле… я не говорил… Не было подходящего случая…

— Гончар предлагал тебе помощь?

— В чем?

— Чтобы стать искусником?

— Ну… — Травник почесал затылок. — Что-то такое прозвучало, но я…

— Ты отказался, — помогла Испанка.

— Да.

— А Невада согласился. — Она провела пальцем по пыльной торпеде — прежний хозяин «бумера» не очень-то ухаживал за железным конем. — Игра непредсказуема, везение может кончиться, полагаю, именно эти доводы помогли Гончару обмануть Круса. Или же парень оказался слишком ленив и решил схитрить, не упускать то, что само плывет в руки. — Испанка помолчала. — Одним словом, всеми нынешними успехами Невада обязан Гончару. А взамен наш могущественный друг получил преданного раба, не смеющего даже чихнуть без разрешения. Одно слово — недоделка.

— Откуда ты знаешь? — хрипло спросил Травник.

— Перед той операцией, в которой мы работали вместе, Невада взбунтовался, и Гончар лишил его своей милости. За одну ночь Крус проигрался в пух и прах, стал должен едва ли не всем жителям Земли.

— Дальше можешь не продолжать, — усмехнулся здоровяк.

Но Испанка не послушалась:

— Я видела, как Невада умолял Гончара о прощении, как плакал, валяясь в ногах. Ни один искусник не станет так унижаться.

Потому что ни один искусник не обязан Гончару своим умением.

— Невада получил все и сразу, — жестко закончила женщина. — Теперь он полный ноль.

Минут пять в салоне «бумера» царила тишина. Тереза вновь нахохлилась, Травник обдумывал ее рассказ. При этом он так увлекся, что даже забыл о ночном холоде. Женщина предполагала, что здоровяк потребует дополнительных подробностей, захочет развить тему Невады, например, узнать, за что искусники прозвали его Вонючкой, но, к ее некоторому удивлению, Травника заинтересовало совсем другое:

— Почему Гончар не взял с собой только недоделок? Невада ведь не единственная его игрушка?

— Не единственная.

— Тогда почему он не собрал команду из преданных рабов?

— Политика, — улыбнулась Испанка. — Собрав команду искусников, Гончар может представить свою стычку с Механикусом как столкновение принципиальных позиций. Не мне тебе рассказывать, что вражды между искусниками хватает.

— Да уж, — пробормотал Травник.

— Но есть правило: искусники выясняют отношения только между собой. И если бы Гончар натравил на Механикуса исключительно наемников, против него выступили бы все. — Испанка зевнула, воспитанно прикрыв рот маленькой ладошкой. — Во всяком случае, внучата Бабушки Осень точно бы не остались в стороне. Москвичи — ребята горячие…

Если существовала возможность, Волков всегда оставался у Альбины до утра. Она была рада таким ночам. Действительно рада, несмотря на то, что Очкарика могли неожиданно вызвать на службу — и вызывали — в любой момент. Они не любили просыпаться в одиночестве. А в последнее время им нравилось просыпаться вместе.

Вот только об этом они еще не говорили. Держали в себе, предпочитая делиться лишь обыденными планами.

— Завтра я улетаю, — сказала Альбина, выйдя из душа. — Днем сообщили — срочная командировка. В понедельник рано утром я должна быть в Париже.

Кому-то Эйфелева башня, а кому-то труп в сортире.

Альбина легла рядом с Волковым и провела рукой по его груди:

— Три дня.

Он помолчал, затем потянулся и поцеловал женщину в щеку. Следующие слова могли показаться обыденными, но ничего другого Федор сказать не мог. И прозвучала его фраза искренне:

— Я буду скучать.

* * *

Ходят слухи, что москвичи, оказавшиеся ранним утром где-нибудь в центре города, глохнут, точнее — на какое-то время теряют слух. Говорят, что мозг, привыкший ассоциировать знакомое место с ревом транспорта и шумом толпы, отказывается воспринимать очевидное и попросту перестает реагировать на любые доносящиеся звуки. Говорят, что человек на какое-то время теряет ориентацию и даже начинает бояться знакомых домов, известных улиц, деревьев, которыми сереют скверы в предрассветной дымке.