Читать книгу "Суть дела - Эмили Гиффин"

Тем не менее у Вэлери создается тревожное впечатление, что ее сын не полностью осознает происшедшее с ним — ни серьезности ран, ни последствий, которые затянутся на многие месяцы, а может быть, и годы. В больнице он пока что изолирован от общения с внешним миром, и ему еще только предстоит столкнуться с пристальными взглядами и вопросами. Вэлери переживает из-за этого и тратит много нервной энергии, готовясь к предстоящему, к ясному моменту истины, когда Чарли задаст ей неизбежный вопрос, который она задает себе снова и снова «Почему?»

Этот момент наступает рано утром в четверг, через две недели после несчастного случая. Вэлери стоит у окна и наблюдает за первыми снежинками этой зимы, предвкушая восторг Чарли, когда он проснется. Она не припомнит, чтобы когда-нибудь в октябре выпадал снег, хоть несколько снежинок. С другой стороны, человек может и не заметить подобные вещи за повседневной суетой. С глубоким вздохом Вэлери думает, не принять ли ей душ или, может быть, выпить чашку кофе. Но в итоге тащится к своему креслу-качалке, шурша тапочками по жесткому холодному полу. Потом она неподвижно сидит и смотрит на мелькание фигур на экране маленького телевизора с приглушенным звуком, который привинчен к стене над кроватью Чарли. Излучающий бодрость Эл Рокер болтает на Рокфеллер-плаза с возбужденными туристами, которые держат перед камерами самодельные таблички. С ШЕСТНАДЦАТИЛЕТИЕМ, ДЖЕННИФЕР... ПРИВЕТ НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЕ ЛАЙОНВИЛЛА... ПОЗДРАВЛЯЕМ «ГОЛДЕН ГОФЕРС»[8].

Вэлери думает, сможет ли снова ощутить вот такую простую радость от размахивания табличкой, и вдруг слышит, как Чарли тихо зовет ее. Она быстро поворачивается к нему и видит, что он ей улыбается. Она отвечает ему улыбкой, встает и делает несколько шагов к его кровати. Затем опускает боковину кровати, садится на край и гладит сына по голове.

— Доброе утро, мой милый.

Он облизывает губы, как делает это всегда, когда возбужден или хочет сказать что-то хорошее.

— Я видел сон про китов, — говорит он, откидывая ногами одеяла и подтягивая колени к подбородку. Голос у него сонный и хрипловатый, но одурманенности лекарствами нет. — Я плавал вместе с ними.

— Расскажи еще, — просит Вэлери, сожалея, что ее собственные сны не столь мирны.

Чарли снова облизывает губы, и Вэлери обращает внимание, что нижняя потрескалась. Тогда она достает из ящика прикроватной тумбочки бальзам для губ «Чеп-стик», а Чарли тем временем продолжает:

— Их было двое... Они были огромные. Вода выглядела жутко холодной, как на картинках в моей книжке про китов. В той, помнишь?

Вэлери кивает и смазывает ему губы бледно-розовым бальзамом. Мальчик недолго морщится, а потом возобновляет рассказ:

— Но в моем сне вода была по-настоящему теплая. Как в ванне. И я даже прокатился на одном из них... Я сидел прямо у него на спине.

— Какой чудесный сон, милый, — говорит Вэлери, наслаждаясь ощущением нормального состояния, пусть даже они и сидят вместе на больничной койке.

Но через мгновение на лице Чарли отражается легкая тревога.

— Я пить хочу, — просит он.

Вэлери испытывает облегчение, что он жалуется на жажду, а не на боль, и быстро приносит коробочку с соком из холодильника в углу палаты. Держа пластиковый контейнер, Вэлери наклоняет соломинку к губам сына.

— Я сам могу, — хмурится Чарли, и Вэлери вспоминает, как накануне доктор Руссо советовал не препятствовать мальчику делать что-то самому, даже если ему и трудно.

Вэлери выпускает коробочку и смотрит, как он неуклюже сжимает ее левой рукой, при этом лицо Чарли делается мрачным. Правая его рука остается неподвижной, они заключена в жесткую повязку с лекарствами, и под нее подложена подушка.

Вэлери чувствует, что мешает, но не в силах остановиться.

— Дать тебе что-нибудь еще? — спрашивает она с нарастающей в груди тревогой. — Ты не голоден?

— Нет, — отвечает Чарли. — Но у меня очень зудит рука.

— Через минуту мы сменим повязку, — говорит Вэлери. — И смажем руку лосьоном. Это поможет.

— Но почему она так зудит?

Вэлери терпеливо объясняет то, что ему и так уже несколько раз говорили, — железы, вырабатывающие жир, который смазывает кожу, повреждены.

Чарли смотрит на свою ладонь, снова хмурится.

— Она выглядит ужасно, мама.

— Я знаю, милый, — говорит Вэлери. — Но ее состояние постоянно улучшается. Просто коже нужно время, чтобы поджить.

Она размышляет, сказать или нет Чарли о следующей пересадке кожи — первой на лице, — которая назначена на утро понедельника, когда мальчик задает вопрос, разрывающий ей сердце.

— Это я виноват, мама? — шепчет он.

Вэлери судорожно роется в памяти, припоминая специализированные статьи о психологии пострадавших от ожогов, равно как и предостережения психиатров Чарли: «Будет страх, недоумение, даже чувство вины». Она отбрасывает все слова и советы, понимая, что ей не нужно ничего, кроме ее материнского инстинкта.

— О, милый. Конечно, ты не виноват. Никто не виноват, — добавляет она, думая о Роми и Дэниеле и о том, в какой степени она на самом деле винит их в случившемся, надеясь никогда не обнаружить этого чувства перед Чарли. — Это просто несчастный случай.

— Но почему? — спрашивает он, глядя на нее широко раскрытыми, немигающими глазами. — Почему со мной должен был произойти несчастный случай?

— Не знаю, — отвечает Вэлери, разглядывая каждую линию его совершенного лица в форме сердечка: широкий лоб, круглые щеки и маленький заостренный подбородок. В душе Вэлери нарастает печаль, но она ничем ее не выдает. — Иногда плохие вещи просто случаются... даже с самыми лучшими людьми.

Осознавая, что такой подход удовлетворяет его не больше, чем ее, Вэлери откашливается и говорит:

— Но знаешь что?

Вэлери понимает: голос ее звучит фальшиво-бодро — таким голосом она, например, обещает мороженое за хорошее поведение. Как бы она хотела что-нибудь сейчас ему предложить — что угодно, в качестве компенсации за его страдания.

— Что? — с надеждой спрашивает Чарли.

— Мы пройдем через все это вместе, — говорит Вэлери. — Мы отличная, непобедимая команда... и не забывай об этом.

Пока Вэлери борется со слезами, Чарли делает еще глоток сока и храбро улыбается матери.

— Я об этом не забуду, мама.

На следующий день, после сеанса болезненной терапии по разработке руки, Чарли находится на грани слез разочарования, когда слышит громкий двойной стук в дверь — фирменный сигнал доктора Руссо. Вэлери видит, как лицо ее сына проясняется, и чувствует, что и у нее самой поднимается настроение; еще неизвестно, кто больше ждет его визитов.