Читать книгу "Французова бухта - Дафна дю Морье"

– И давно вы замужем?

– Шесть лет. Нашей старшей дочери сейчас пять.

– А почему вы вышли замуж?

Она растерянно посмотрела на него – вопрос был довольно неожиданный.

Однако он задал его таким естественным тоном, словно речь шла о выборе блюд к обеду, и она, сама того не желая, ответила ему так просто и честно, как никогда не ответила бы себе самой:

– Из любопытства. А еще потому, что у Гарри были очень красивые глаза.

Слова ее прозвучали отстраненно, как будто их проговорил кто-то другой.

Он ничего не сказал – молча отошел к камину, сел на стул и достал из кармана камзола листок бумаги. Дона не видела этого, она смотрела прямо перед собой и думала о прошлом. Ей вспомнилась их свадьба, состоявшаяся в Лондоне, и толпы приглашенных, и то, как Гарри, совсем еще юный и наивный, напуганный важностью предстоящего события, решил немного подбодрить себя и так надрался на праздничном ужине, что с трудом дотащился до кровати. А потом было свадебное путешествие, и они колесили по Англии, подолгу гостя у его друзей, казавшихся ей жеманными и неискренними. Да и сама она в те дни сильно изменилась: она уже ждала Генриетту, чувствовала себя отвратительно и, не привыкнув к недомоганиям, сделалась злой, капризной и раздражительной.

Пришлось оставить прежние веселые забавы, долгие прогулки, катание на лошадях, и это еще больше угнетало и раздражало ее. Если бы она могла побеседовать с Гарри, получить от него помощь, поддержку и утешение, возможно, ей стало бы легче. Но утешения его выражались в основном в глупых, вымученных шутках, которыми он надеялся поднять ее дух, и в неумеренных ласках, отнюдь не улучшавших ее настроения.

Она подняла голову и увидела, что француз рисует ее.

– Вы позволите? – спросил он.

– Да, пожалуйста, – поспешно ответила она, стараясь представить, какой он ее изобразит. Рисунок лежал у него на колене, ей была видна только его рука, быстро и уверенно скользившая по бумаге. – А где вы познакомились с Уильямом? – спросила она.

– В Бретани. Он ведь тоже бретонец, по матери. Разве он вам не рассказывал?

– Нет.

– Его отец был наемным солдатом. Судьба занесла его во Францию, где он встретился с матерью Уильяма. Вы заметили, какой у Уильяма сильный акцент?

– Да, но я приняла его за корнуоллский.

– Эти языки действительно похожи, оба произошли от кельтского. Что касается Уильяма, то впервые я увидел его в Кемпере. Он был нищ как церковная крыса, да к тому же замешан в одну неприятную историю. Парню явно не везло, и я решил ему помочь. После этого он сам изъявил желание поступить ко мне на службу. Английский он, по всей вероятности, узнал от отца. А до нашей встречи, кажется, успел еще несколько лет пожить в Париже. Впрочем, я никогда не вмешивался в его жизнь и не разузнавал о его прошлом. Захочет, расскажет сам.

– А почему он не плавает вместе с вами?

– О, тут все очень просто, ничего романтического. Дело в том, что у Уильяма слабый желудок. Пролив, отделяющий Корнуолл от бретонского побережья, для него непреодолимое препятствие.

– И поэтому он с благословения своего хозяина решил устроиться в Нэвроне?

– Совершенно верно.

– И теперь бедным корнуоллцам приходится дрожать за свое добро, а корнуоллкам не спать ночами, опасаясь в любую минуту расстаться с жизнью…

И не только с жизнью, как уверяет меня лорд Годолфин.

– Думаю, что корнуоллки обольщаются на свой счет.

– То же самое и я хотела сказать лорду Годолфину.

– Что же вас удержало?

– Побоялась его шокировать.

– Французов почему-то всегда – совершенно незаслуженно – обвиняют в волокитстве. Мы гораздо скромней, чем о нас думают. Ну вот, ваш портрет готов.

Он протянул ей листок и откинулся на стуле, засунув руки в карманы камзола. Дона молча рассматривала рисунок. Лицо, глядевшее на нее с маленького клочка бумаги, принадлежало не ей, а той Доне, в существовании которой она не хотела признаваться даже себе самой. Она узнавала черты лица, волосы, глаза… Но выражение, таившееся в этих глазах, было до странности похожим на то, которое она иногда ловила в зеркале, оставаясь наедине сама с собой. Это был портрет женщины, у которой не осталось никаких иллюзий, – женщины, смотревшей на мир через узенькое оконце и видевшей в нем только разочарование, горечь и пустоту.

– Не слишком лестная характеристика, – проговорила она наконец.

– Я в этом не виноват.

– Вы сделали меня старше, чем я есть.

– Возможно.

– И рот получился чересчур капризным…

– Ничего не поделаешь.

– И брови нахмурены…

– Верно.

– Нет, не нравится мне этот портрет.

– Ну что ж, очень жаль. А я, признаться, надеялся, что смогу когда-нибудь бросить пиратство и заняться писанием портретов.

Она протянула ему рисунок и увидела, что он смеется.

– Женщины не любят, когда им говорят правду в глаза, – проговорила она.

– Конечно, этого никто не любит, – откликнулся он.

Она поторопилась переменить тему:

– Теперь я понимаю, почему ваши вылазки оканчиваются удачно: вы все стараетесь довести до конца. Это заметно и по вашим рисункам – вам удается схватить самую суть.

– Я тоже иногда ошибаюсь, – проговорил он. – Что касается этого портрета, я всего лишь хотел передать настроение, которое увидел на лице своей модели. Если бы я застал ее в другой момент, например когда она играет с детьми или просто отдыхает, радуясь вновь обретенной свободе, – возможно, портрет получился бы иным. И не исключено, что тогда вы обвинили бы меня в приукрашивании действительности.

– Неужели у меня такая изменчивая внешность?

– Дело не в изменчивости. Просто на вашем лице отражается все, о чем вы думаете. Вы настоящая находка для художника.

– Возможно, но художнику в таком случае гордиться нечем.

– Почему же?

– Потому что главное для него – запечатлеть настроение, а сама модель его не интересует. Но когда настроение схвачено и перенесено на бумагу, расплачиваться приходится не ему, а модели.

– Думаю, что модели это пойдет только на пользу. Художник дает ей возможность взглянуть на себя со стороны, понять, какие черты ее характера не вызывают симпатии у окружающих, а от каких и вовсе не мешало бы избавиться.

И с этими словами он разорвал рисунок пополам, а потом еще и еще, на мелкие кусочки.

– Вот так, – сказал он, – и давайте забудем об этом. Я действительно вел себя бесцеремонно. Вы были правы, обвинив меня вчера в покушении на чужую территорию. Сегодня я снова допустил ту же ошибку. Простите. Пиратская жизнь отучает людей от хороших манер.