Читать книгу "Я пойду одна - Мэри Хиггинс Кларк"

Их было шесть. Три из них сделал английский турист, еще столько же представляли собой увеличения для семейного альбома. Это были именно те фотографии, где на заднем плане можно было рассмотреть, как Зан Морланд похищает собственного сына.

Билли негромко присвистнул, и это было единственным внешним проявлением того, что он был потрясен и раздосадован.

«А я ведь действительно поверил этой рыдающей крошке, — думал Коллинз, внимательно рассматривая фотографии, на которых было видно, как Зан наклоняется над легкой коляской, потом берет на руки спящего ребенка и наконец уходит по аллее из поля зрения фотокамеры. Ошибиться тут невозможно, — рассуждал Билли, поочередно рассматривая снимки. Длинные, прямые, темно-рыжие волосы, стройная фигура, модные солнечные очки…»

Он открыл папку, всегда лежавшую на углу его стола. Из нее детектив достал снимок, тайком сделанный полицейским фотографом в тот момент, когда женщина примчалась на место преступления. Короткое платье в цветочек и босоножки на высоком каблуке, в которых она приехала в парк, были теми же самыми, что на похитительнице.

Обычно Билли верно судил о людях, прекрасно зная человеческую натуру. Теперь его охватило глубочайшее разочарование из-за собственной ошибки… но оно мгновенно растаяло при мысли о том, что могла сделать Морланд со своим сынишкой.

Алиби Зан на момент преступления выглядело железным. Да, он явно что-то упустил…

«Начну-ка я опять с этой няньки, — решил Билли. — Снова просчитаю каждую минуту того дня. Надо выяснить, где именно она соврала. Потом, видит Бог, я заставлю ее признаться, куда мамаша подевала малыша».

19

Тиффани Шилдс жила все там же и заканчивала второй курс колледжа в Хантере. День исчезновения Мэтью Карпентера стал поворотным в ее жизни. Дело было не только в том, что она заснула, присматривая за Мэтью. Когда эта история попала в средства массовой информации, Тиффани была заклеймена как беспечная няня, которая не только не пристегивает детей ремнями к коляске, как то полагается делать, но еще и расстилает рядом с ними одеяло и спит как убитая. Так написал один репортер.

Почти во всех сообщениях упоминался и ее истерический звонок в службу 911. Его запись звучала и по телевидению, и по радио. За прошедшие два года Тиффани постоянно приходилось то слышать, то читать о том, была или не была она виновата в случившемся. Каждый раз, вспоминая о том давнем дне, Шилдс из-за несправедливости случившегося наполнялась гневом, который постепенно превратился в ком постоянной ярости.

Она до сих пор живо помнила тот день. Тиффани тогда проснулась от холода. Она отменила встречу с подругами, собиравшимися отпраздновать окончание учебного года. Ее мать уехала в «Блумингдейл», она была там продавщицей. Отец работал управляющим в том самом доме, где они жили, на Восемьдесят шестой улице. В полдень в их квартире зазвонил телефон.

«Если бы я тогда не стала снимать трубку!.. — снова и снова думала Тиффани все прошедшие месяцы. — Я ведь не хотела отвечать, решила, что это звонит кто-то из жильцов, чтобы пожаловаться на чертовы протекающие краны».

Но она ответила.

Это была Зан Морланд.

— Тиффани, ты не могла бы мне помочь? — жалобно сказала она. — Новая няня Мэтью должна была выйти на работу сегодня, но только что позвонила и сказала, что сможет приехать лишь завтра. А у меня ужасно важная встреча! Это, похоже, новая заказчица, и она не из тех, кого станут волновать мои домашние проблемы. Будь ангелом, погуляй с Мэтью пару часиков в парке, а? Я только что его накормила, и ему как раз пора спать. Обещаю, он, скорее всего, проспит все это время!

«Я и раньше сидела с Мэтью время от времени, когда у его постоянной няни был выходной, и очень любила этого малыша! — думала Тиффани. — В тот день я сказала Зан, будто заболеваю. Она была весьма настойчива, я в конце концов сдалась и погубила всю свою жизнь».

Но утром в среду, просматривая газету поверх стакана с апельсиновым соком, Тиффани испытала двойственные чувства. Она взорвалась яростью из-за того, что Зан Морланд просто использовала ее, и испытала несказанное облегчение, потому что теперь уже не считалась виновной в исчезновении Мэтью.

«Я ведь объясняла копам, что принимала в то время антигистамины, потому была такая сонная и вообще не хотела сидеть с ребенком в тот день, — думала девушка. — Но если они снова придут, чтобы поговорить со мной, я им прямо выложу: Зан Морланд знала, что я плохо себя чувствую! Когда я забирала Мэтью, она предложила мне пепси, сказала, что напиток меня взбодрит, сахар полезен в момент наступления холодов…

Интересно, не могла ли Зан что-нибудь подсыпать в шипучку, чтобы я совсем заснула? — размышляла теперь Тиффани. — А Мэтью даже не шелохнулся в своей коляске… Я потому и не позаботилась о том, чтобы пристегнуть его ремешком. Он спал как убитый».

Шилдс снова внимательно прочитала статью и изучила фотографии. Да, платье то самое, которое носила Зан, а вот туфли — нет. Зан случайно, по забывчивости, купила две пары почти одинаковых босоножек, бежевых, на высоком каблуке. Единственной разницей между ними была ширина перекрещенных ремешков. На одной паре они оказались заметно уже, чем на другой.

«Она тогда отдала мне пару с узкими ремешками, — припомнила девушка. — Мы с ней были в них в то утро. Мои до сих пор живы.

Но я никому об этом не скажу, — решила Тиффани. — Если копы об этом узнают, они могут и забрать мои босоножки, а я их заработала, видит Бог!»

Три часа спустя, проверяя сообщения в сотовом после урока истории, Тиффани обнаружила, что одно из них — от детектива Коллинза, который после исчезновения Мэтью допрашивал ее снова и снова. Теперь он опять хотел о чем-то поговорить.

Тонкие губы Тиффани крепко сжались. Ее черты, обычно миловидные, мгновенно утратили привлекательность и юную свежесть. Она нажала на кнопку, чтобы ответить Билли Коллинзу.

«Я тоже хочу с вами поговорить, детектив, — подумала Тиффани. — Теперь уже не мне, а вам будет не по себе!»

20

Глори опять намазала его волосы какой-то липкой дрянью. Мэтью терпеть этого не мог. У него горела кожа на голове, да еще что-нибудь обязательно попадало в глаза. Глори старалась поймать стекающие капли полотенцем, но оно угодило в глаз Мэтью.

Ему было больно, но он прекрасно знал, что если скажет, что не хочет мазать волосы этой ерундой, то Глори просто ответит:

— Очень жаль, Мэтти. Мне и самой этого не хочется, но так надо.

Так что сегодня мальчик не произнес ни единого слова. Он знал, что Глори здорово сердится на него. Этим утром, когда зазвенел дверной звонок, ему пришлось убежать в чулан и закрыть за собой дверь. Мэтью ничего не имел против этого чулана, потому что здесь было просторнее, чем в предыдущих, и света хватало, так что он видел все вокруг себя. Но потом ребенок заметил, что забыл в холле свой любимый грузовик. Эту машинку он обожал потому, что она была ярко-красной и имела три скорости. Когда мальчик играл с ней, он мог заставить ее ехать то очень быстро, то по-настоящему медленно.