Читать книгу "Волк. Ложные воспоминания - Джим Гаррисон"

Сжавшись в сумерках на заднем сиденье машины, я пытался дышать сквозь несвежую марлю. Запах тряпья и жидкости для чистки стекол, известковая пыль, мексиканский рис в школах всей страны. Сисе бум бах сисе бум бах – кричат они в баскетболе. Долго брел в Бостоне по Бойлстон-стрит, пока та не переходила в Девятое шоссе. Направо по Честнат-хилл крикетный клуб «Лонгвуд», и можно посмотреть, как красивая загорелая девочка отбивает теннисный мяч от дальней бетонной стены. Волосы собраны в хвост, чтобы не лезли в глаза во время грядущего матча с Брайсом Свинтусом, развращенным красавцем и собирателем купонов. Кака така справедливость на ентой зямле, особенно сейчас, когда я смотрю из-за забора на ее длинные гладкие смуглые ноги и как они устремляются вверх, к попе. Блузка без рукавов и изящные руки. Довольно высокая, с приподнятой талией и потрясающим лицом. Как Лорен Хаттон,[44]модель «Вог». Стараясь не высовываться, я читал в магазине журнал «Семнадцать». Она мельком взглянула на меня и насупилась. Частный клуб с очередью в 66 333 человека. У меня ровно двенадцать центов, я куплю тебе лимонной кока-колы. Я вцеплялся пальцами в забор, пленник войны, бедности и, конечно же, голода. Обернулась опять, посмотрела холодно, между нами меньше тридцати трех футов, и, ни разу не оглянувшись, ушла к далекому клубу. Я повалился на сиденье машины, уткнулся носом в спинку; комар, пробравшись под тряпку, искал мой глаз. Значит, ей не нужна моя бессловесная лимонная кока-кола. Назад, Бонни. Быстро. Я не стану пялиться, я буду смотреть на небо без птиц. Должно быть, второкурсница в университете Сары Лоуренс, изучает кризис урбанистики. Ебется с пятидесятипятилетним профессором социологии, дурковатым мистером Жмотом с козлиной бородкой, по вечерам он поит ее кофе с пузырьком шпанских мушек. Когда-нибудь мы встретимся на нью-йоркской вечеринке. Я толкну ее. Может, ударю по щеке самыми кончиками пальцев. Она попросит прощения, скажет: я так жалею, что не взяла тогда эту лимонную кока-колу, ведь ты теперь такой знаменитый. Вот именно. После недели муштры и бесконечных стратегических ласк я отдам ее бравой футбольной команде из Африки. Или «Гарлемским странникам».[45]У нее был шанс, и она им воспользовалась. Пройти через весь Честнат-хилл под взглядами подозрительных охранников, после чего спущенные с цепей английские доги настигают меня в собственном убогом квартале. Милая девушка, если ты читаешь сейчас эти строки, ты догадаешься, о ком я. Вспомни меня, как я стоял, так сильно прижимаясь лицом к сетчатому забору, что оно покрывалось красными трапециями. Вспомнила? Желаю тебе получить колостомию, геморрой, пиурию и шепелявого мужа с короткой пиписькой. Чтоб тебе гнить меж Дувром и Дэдхемом. Чтоб ты свалилась с лошади. И не подходи ко мне далее близко. Мой номер не указан в справочнике, у меня нет телефона, и поезд давным-давно ушел.

Я не мог спать в машине. Сел и закурил сигарету, выдув дым на ближайших комаров. Выбрался наружу и зашагал по дороге, пока не стих дробный шум водопада. Полная луна, этой ночью цветет аконит. Мне померещилось, или это было на самом деле, но тут вдалеке перебежала дорогу большая собака. Койот или волк. Чутье отметало волка. Собак здесь нет. Или койот, или померещилось. Волка нужно увидеть ясно, среди бела дня, иначе не считается.

На рассвете после всего лишь часа беспокойного сна я сложил еду в мешок и набрал из ручья во флягу воды. Мои следы на просеке кое-где оказались зачеркнуты следами небольшого медведя. Унюхал пищу. Я запер машину, зашагал к палатке и добрался до места еще до полудня – на обратную дорогу ушло в два раза меньше времени, чем на поиски машины. От лямок дешевого рюкзака болели плечи, а тело было мертвым после кошмарной бессонницы.

Бостон. Вечером накануне предполагаемого отъезда я жутко надрался у «Джека Вирта» – слопал полдюжины сосисок, сыр с плесенью и бермудский луковый сэндвич с черным хлебом. Это – плюс двенадцать двойных «Джим Бимов» и несколько кружек пива – проделало изрядную прореху в моих сбережениях. Зато наверняка полезно и питательно. Я спал на полу у себя в комнате, добравшись до нее милостью некой странной силы; что если это было… Нет, этого не может быть. Перед рассветом я вдруг проснулся, решив, что в комнате кто-то есть. Дверь была открыта. Я чувствовал, как со мной происходит что-то ужасное – или прямо сейчас, или произойдет днем. Я встал с пола, захлопнул дверь, попытался уснуть опять. Но ничего не получилось, тогда я сел голышом перед открытым окном и стал смотреть на крыши многоквартирных домов на той стороне улицы. Это могло означать, что сегодня я умру – автобус воткнется в разделительную стенку и перевернется. Но я быстро забыл о смерти. Похожие предчувствия настигали меня сто раз, и ни одно из них, к счастью, не сбылось.

Подул ветер с моря. В комнате было душно, сыро, но бриз в этой темноте оказался тугим, холодным, сильным и быстро нагнал свежего воздуха. Послышалось карканье вороны – я рассмотрел ее тусклый силуэт в небе, где только и было, что узкая полоска бледной красноты на востоке. Заверещали другие птицы, но ворона опередила всех. Я вспомнил, что если ворона одна, значит, она разведчик, другие так и не появились. Одинокая ворона.

Я встал со стула и подошел к плите, перешагнув через чемодан. Он достался мне в наследство от отца, из-под искусственной кожи со множеством царапин проглядывал картон. Линолеум потрескался, и на свет проступил черный деготь, в котором живут и рождаются вороны. Мне захотелось кофе, но когда я зажег газ, мой живот, пах и бедра вдруг посинели. Какого цвета мертвые? Вот вам синяя ворона с ценным билетом до Нью-Йорка. С билетом на автобус. Без племени и приятелей-ворон. С перепугу я зажег лампу и стал разглядывать руки – вены на предплечьях были толстыми, узловатыми и синими. Кровь готова свернуться без предупреждения. Синяя глыба поплывет вверх к плечу и к сердцу – в яблочко. Я мрачно выпил растворимый кофе и оделся. Солнце вытянулось прямоугольником света на противоположной стене комнаты. Снизу звон молочных бутылок. Я возвращался в детство, где можно было прятаться в камышах и листьях лилий, оставляя над водой только нос, глаза и макушку. Моя подружка из соседнего домика входила в воду неуверенно. Ей было двенадцать лет – считай, ни единой волосинки ниже затылка, пухлая, розовая, очень симпатичная, с длинными черными косами. Мы приветствовали друг друга под водой, затем хватались за руки и всплывали, чтобы набрать воздуха, – над болотом на той стороне озера летали вороны.

В воздухе висел гнусный, непонятно откуда взявшийся холод, мерно лил почти стальной дождь. Там лежал Бостон, мертвая мокрая треска с вытаращенными глазами. Чемодан был тяжел и громоздок; я поставил его на плечо, потом попробовал пристроить перед собой, как буфер от сырого ветра. Куча грязных шмоток и слишком много книг. Мне хотелось бросить его в канаву и начать все с нуля. Я сел в троллейбус до Парк-стрит, вздохнув с облегчением, когда тот выехал из этого уродства и нырнул в дыру на Кенмор-сквер. Поддавшись импульсу, я вышел на Копли взглянуть на закрывавшийся сторивилльский «Ханнингтон» – клуб, где великие джазмены отдавали сибаритам свои пропитанные наркотой неистовые сердца, устраивая сеты столь грандиозные, что эти сердца лопались с треском, и на пол лилась кровь. Я перешел Копли-сквер, не уступая машинам, – все гудели, но почему-то мне было безразлично, собьют меня или нет. Гигантский судебный иск навсегда освобождает человека от финансовых затруднений – заголовок в «Глобе». Лимузин из аэропорта, едва меня не задев, остановился перед «Плазой». Я был там всего раз и предложил выйти за меня замуж одной девушке, мы сидели за стойкой, занавешенной расшитым балдахином и крутившейся, словно карусель. Я слишком много выпил и спросил бармена, нельзя ли выдернуть штепсель и остановить эту чертову штуку. Нам предложили уйти, и она кричала «нет», но нас уже выталкивали, моя просьба показалась им слишком дерзкой. Переставив чемодан с одного плеча на другое, я зашагал к публичной библиотеке, где провел столько времени, читая журналы и записывая свою историю дождя и горя. В библиотеках слишком много придурков. В Нью-Йорке и Фриско то же самое. Они срут в туалетах на пол, болтают что-то невнятное и ко всем пристают. Однажды в вестибюле я видел молодого парня, который орал «смотри» и тряс своим хреном. Потом запахнул плащ и попытался выскочить на улицу, но неловко застрял в крутящейся двери. Одна тетка визжала, но большинство лишь пожимали плечами. Депрессия. Ему нужна помощь. Замок на ширинку для начинающих.