Читать книгу "Пасынки Бога - Александр Юдин"

Приняв горячий душ под «Танец с саблями» Хачатуряна (проверенное средство от похмелья и вообще — чтобы взбодриться) и переодевшись во все чистое, Георгий отправился в кабинет, размышляя о том, как все же удобно жить и работать в одном месте.

Выслушал доклад секретаря: утром ему звонил некто С. Репо, представившийся Исполнительным директором и руководителем Службы внутреннего контроля Корпорации Муна, просил о встрече. Что ж, будет ему встреча. Тем более все равно собирался ехать допрашивать эту курицу Романову.

Заказав секретарю чашку кофе и большую кружку чая, он подобрал цифровую перчатку-манипулятор, валявшуюся почему-то в примятой траве под столом, и активировал компьютер; на стене вспыхнула простыня старенького монитора.

Георгий до сих пор пользовался полимерным PHOLED-дисплеем, так и не обзаведясь современным голографическим проектором, формирующим объемное интерактивное изображение по желанию пользователя в любом месте помещения — хоть посреди комнаты; работать ему приходилось в основном с текстовыми данными, а зачем тексту объем? Потом, проектор — вещь довольно громоздкая, а PHOLED-дисплей скатал, в карман заместо носового платка сунул — и все дела. А потребовался снова — достал, встряхнул и вешай, где тебе удобно.

Впрочем, в кабинете имелся и еще более древний, плазменный дисплей, занимавший одну из боковых стен; аль-Рашид использовал его редко, в основном как телевизор, при одновременной работе в сети.

«Запрошенная вами информация содержится на страницах под грифом для служебного пользования. Пожалуйста, подтвердите доступ и введите пароль» — высветилось на экране. Георгий запил чаем пару белых таблеток и, чертыхаясь, кликнул рабочий номер Хватко.

— Привет, дядя Влад. Можешь узнать для меня кой-какую инфу? Это срочно.

— А сам чего?

— Она в ДСП-контенте. Даже мой спайдроб не берет.

— Добро, скидывай вопросы. Да! Твою просьбу по поводу ближайших родственников тех восьмерых я выполнил.

— Уже? Вот спасибо! Список сбросишь?

— А никакого списка нет, — усмехнулся дядя. — И сбрасывать мне тебе нечего. Почти.

— Как так? — не понял Георгий.

— Да вот так. Такое, понимаешь, племяш, странное дело получается… Короче, все «сыны Муна» — сироты.

— Неужто прямо все? — поразился аль-Рашид.

— Представь себе. Не спорю, — пожал плечами Хватко, предваряя его замечание, — совпадение очень подозрительное. Только что это тебе дает?

— Иначе говоря, — задумчиво произнес Георгий, — в случае, если такой «усыновленный» покидает наш мир несколько… преждевременно, никому особенного дела до этого не будет? Никто не станет требовать независимого или просто более тщательного расследования и тому подобного?

— Гм… а пожалуй, ты прав — это не случайность. — Влад Сулейманович пожевал губами. — Значицца, только с Омаровым-Гоголадзе уммовцы допустили промашку.

— Конечно! Кто ж знал, что у того объявится родной папаша. Да еще в столь неподходящий момент. Ко всему, еще и сенатор. А ты по-прежнему убежден, что за этим стоят уммовцы? — уточнил аль-Рашид.

— Кто же еще? — недоуменно поднял брови дядя Влад. — Претендентов кто выбирает? Они! Вот и прикидывай…

— Да вроде как компьютер их выбирает, претендентов-то… — засомневался Георгий.

— Это только первоначальный список, — отмахнулся Хватко. — И опять же это их компьютер, корпоративный…

— Слушай, — вдруг перебил его аль-Рашид, — а что ты там говорил про «почти»? Значит, кое-что все-таки нарыл?

— Да почти что и ничего. У предшественника твоего Омарова — Улена Ван Дайка — есть брат-близнец. Только живет он, понимаешь, аж в Амстердаме. И после «усыновления» Уля с братом вроде не виделся.

— Все равно, хоть что-то. Сбрось мне данные на него, какие есть. И адрес, разумеется.

— Уже, — кивнул следователь и, прищурившись, добавил: — Кстати, неважно выглядишь, племянник…

— Еще бы… ночью меня, кажется, пытались завалить.

— Ядрен-матрен! Как? Где?

— Какая разница, где? Ну, в Черном округе.

— А-а… И кой черт тебя понес на эту галеру? Да еще ночью? Или ты после моего ухода продолжил? — догадливо предположил Влад Сулейманович, с любопытством оглядывая помятую физиономию племянника. — Да-а… таков уж неизъяснимый закон судеб: умный человек или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси…

— При чем туг это? — раздражится Георгий. — Продолжил, не продолжил… в Черном округе или в Пестром… Говорю же: натурально пытались завалить!

— Слышу, слышу, — примирительно закивал Хватко. — Ну и каков результат?

— А ты как думаешь?

— Нет, только не это! — воскликнул Влад, трагически закатывая глаза. — Скажи мне, что это неправда!

— Брось, говорю, свои шуточки, дядя, — поморщился аль-Рашид, — дело в том, что те двое, что на меня напали, они… они, как бы это сказать? Они не были похожи… В общем, странные какие-то, что ли…

— Чем именно странные? — моментально посерьезнел следователь.

— Точно не скажу… — задумался Георгий, — да и помню уже не все… Но что-то в них самих… или в их поведении меня вчера точно насторожило.

— Думаешь, это как-то связано с…

— Вот именно.

— Так… так… та-ак. Тогда вот что: выкладывай-ка во всех подробностях.

— Давай при личной встрече. Мне бы не хотелось по…

— Ясно, не продолжай, — согласился Хватко. — А касательно нового запроса: появятся результаты — сразу свяжусь… И будь наконец поосторожнее! Помни о том, что я говорил. Отбой.

— Отбой, — подтвердил аль-Рашид, прерывая связь и переключаясь на новостной канал.

Шел прямой репортаж с какого-то митинга напротив Пушкинского музея; над головами митингующих плескались полотнища плакатов, расцвеченных лозунгами: «Нет возрождению звериных культов!», «Не допустим возврата к язычеству!», «Идолопоклонство не пройдет!», «Кромешников — под суд!» Камера вернулась в телестудию, где кроме ведущего по традиции этой передачи присутствовали представители творческой интеллигенции и политического бомонда — по одному от каждой «команды». Импозантный телеведущий поинтересовался у первого собеседника — господина в летах, с лицом мудрым и кислым — его мнением о только что показанном репортаже. «Я не политик, я деятель культуры, режиссер, — печальным голосом отвечал кислоликий, — но, как всякий мирянин, имею свою точку зрения на происходящее. Разумеется, мы живем в свободной стране, стране равных прав и возможностей. А это значит, что каждая… гм… каждый имеет право на свободу совести. Но предполагает ли эта самая свобода сама по себе право некоторых исповедовать древние человеконенавистнические культы? Такие, как поклонение Осирису, Изиде или Амону, например? Полагаю, нет, не означает. Спросите почему? Отвечаю: во времена, когда эти культы имели статус… гм… государственных, существовало рабовладение и… прочие ужасы. Поэтому лично для меня абсолютно очевидно: возрождение сегодня подобной лжерелигии немедленно и неизбежно повлечет за собой откат общества назад, в рабовладельческий строй». «Какой кошмар! — поразился ведущий. — Однако мне не приходилось слышать, чтобы кто-либо из неоязычников призывал к рабовладению». «Можете мне поверить, — грустно улыбнулся режиссер, — я знаю, о чем говорю: мои предки четыреста тридцать лет страдали под игом древних египтян. А потому я солидарен сегодня с митингующим на площади и согласен, что хранящуюся в Пушкинском музее мумию фараона (или кто он там был?) следует немедленно предать земле по православному обычаю. Ведь эта самая мумия стала буквально фетишем, объектом поклонения для наших неоязычников!» «Почему же именно по православному обычаю? — уточнил телеведущий. — Разве… ммм… покойный был православным?» Тут слово взял курчавый молодой человек, в котором Георгий опознал известного политика и члена правительства, правда бывшего. «А вы знаете, — доверительно сообщил бывший, — что есть некая мистическая связь между экономическими неудачами, постигшими Славянскую Губернию, и этой мумией?» «Да что вы?!» — изумленно ахнул ведущий. «Правду говорю: покуда не упокоится эта богопротивная мумия в освященной земле, не будет покоя и народу россиянскому!» «Не этим ли объясняется столь малая польза от проведенных под вашим началом реформ?» — попытался уточнить ведущий. «Совершенно понятно, — согласился политик, — хотя я и не вполне с вами согласен. Насчет малой пользы реформ. Все же некоторым они оказались весьма полезны…»