Читать книгу "Дорога без следов - Василий Веденеев"

Начальник разведки притащил с собой и большой, сложенный в несколько раз лист плотной бумаги с планом Немежа, изданный еще в панской Польше. Наложив на него полупрозрачную кальку с новыми названиями улиц, данными уже при советской власти и аккуратно надписанными карандашом немецким названиями, он, показывая на условные значки, объяснил, где располагается тюрьма СД, городская управа, биржа, рынок с торговыми рядами, костелы, замок, гестапо и резиденция военного коменданта.

Его толстый палец уверенно полз по ущельям улиц и тыкал ногтем в квадратики зданий:

— Дом пять, автомастерские… Потсдамштрассе, бывшая Мицкевича, дом двенадцать, общежитие полиции…

«Совсем он не сухарь, закоснелый в своей подозрительности, как мне показалось вначале, — подумал Антон, слушая Колесова и наблюдая за ним. — Просто человек смертельно устал и привык постоянно держаться настороже. А так он мужик свойский, дело знает туго, а что не расположен к сантиментам и не заискивает перед прилетевшими, за это честь ему и хвала. Лучше иметь дело с знающим человеком, пусть усталым и несладким по характеру, чем с пустым угодливым попугаем, ничем не способным помочь. А сколько сейчас „попугаев“ сидит на разных должностях и командует такими, как Колесов…»

Попросив начальника разведки оставить им карту до утра, они с Павлом Романовичем долго экзаменовали друг друга, запоминая, как пройти к тому или иному учреждению, добраться до базара, до замка, до плотины на озере…

Внизу чиркнула спичка, потянуло табачным дымком, раздалось легкое покашливание и потом шепот:

— Не спишь?

— Нет, — ответил Антон. — Надо бы, а не спится.

— Вот и мне, — пожаловался Семенов. — Лежу и думаю, как же все погано получается. Даже зацепиться практически не за что. Где ни ткни — пустота.

— Тактика Бергера, — помолчав, ответил Волков. — Его излюбленный прием. Понимаешь, тут два варианта: либо они нам суют прекрасную липу и делают все, чтобы мы не могли раскусить дезинформацию, либо действительно произошла у них утечка и теперь они старательно замазывают дыру, скрывая прокол от своего начальства.

— Полагаешь, правда измена? — голос Павла Романовича напряженно дрогнул.

— Нам проверить надо, — вздохнул Антон. — Истина-то всего одна, двух быть не может! Чего сейчас гадать, работать будем. Но вот в том, что здесь Бергер непременно свою ручку приложил, сомнений нет. У него есть характерные привычки: создает вокруг выжженную землю и делает это в любом случае. Лишает противника опоры, как ты правильно заметил, заставляет соваться в пустоту и, как хороший шахматист, видит на десяток ходов вперед. А фон Бютцов — его ученик. Знаешь, я больше чем уверен, что поиск разведки принесет те же вести, как и о деревне, где прятался Слобода. Поэтому нам нет смысла уходить с ними, а надо работать в городе.

— Что ты задумал? — приподнялся Семенов. — Не крути, Антон, говори прямо.

— Пока я вижу только один путь, — Волков свесил голову вниз, пытаясь разглядеть в темноте лицо Павла Романовича.

— Какой? — поторопил тот.

— Выкрасть Бергера или Бютцова!

— С ума сошел, — фыркнул Семенов, откидываясь на набитую сеном подушку в пестрой деревенской наволочке из разноцветных лоскутов.

— Подумай, — снова вытягиваясь во весь рост, усмехнулся Антон. — Свидетелей нет, есть только тот, кто принес нам данные, то есть Слобода, и те, от кого получил эти данные повешенный Сушков — Бергер и фон Бютцов. Все промежуточные звенья ушли в небытие. Вот тут-то прекрасно играет излюбленная тактика оберфюрера: проверить ничего невозможно ни в первом случае, ни во втором, какую бы версию ты ни начал активно прорабатывать. Я и подумал, что когда-нибудь Бергер должен сам себе вырыть западню. Что нам остается, кроме как украсть учителя или ученика из черного ордена? Уж они-то точно все знают!

Внизу завозился Семенов, снова чиркнула спичка, и уже без тени насмешки Павел Романович ответил:

— Подумаю… По крайней мере тут есть над чем серьезно подумать.

* * *

Ласковый дождик тихо шелестел по листьям, рождая своим монотонным шепотом тревожное щемящее чувство неизбежных близких разлук. Редкие, невидимые в темноте капли падали с затянутого тучами неба и, соскальзывая с листьев клена — сочных, еще не успевших покрыться въедливой летней пылью, — падали на лицо Козлова, снявшего фуражку и подставившего голову дождю.

Стоять бы так и стоять, ощущая на губах пресную влагу туч, вобравшую в себя запахи леса, травы, родного подмосковного неба, угасающего серого дня, полного забот и тревог, но все равно неповторимого, как каждый день твоей жизни. Так и чудится в каплях мед одуванчиков, будущее цветение липы и духмяный запах свежескошенного, сметанного в рыхлые копенки сена, вкус земляники и первых крепеньких грибков.

Ах, весна, дурманящая голову, молодая и прекрасная, зовущая куда-то в неведомые дали, манящая несбыточным и обещающая дать его тебе, — только послушайся, пойди за ней, и вот оно, счастье, ждущее за поворотом дороги, ну, если не за этим, то за следующим просто обязательно.

Зачем он, немолодой уже человек, поддался чувствам, вышел из автобуса пеленгатора и, держа в руке фуражку, встал под кленом, подняв к темному небу лицо? Какое колдовство природы заставило забыть о возрасте, о том, какое дело его привело сюда в этот час, и с замиранием сердца вслушиваться в мягкий шорох дождя?

Разве может сравниться с ним рокот прибоя теплых морей или натуральная обманчивая яркость черноморской растительности с раскинувшими пальцы-листья пальмами и застывшими, как свечи, кипарисами? Нет в них ласки, нет загадки, милой русскому сердцу, нет сладко щемящей боли, заставляющей сочиться из души светлые слезы умиления. Не сравнятся с родным дождичком ни могучие мрачные горы, ни безмолвие вечных снегов, ни тревожные запахи степей с играющими под ветром волнами ковыля. Словно смывают редкие капли наросшую на душе за годы войны коросту, делая человека светлее и чище, проясняя мысли и вливая новые силы в усталое тело. А воздух такой, словно пьешь стаканами крепкое прохладное молодое вино, лучше которого нет ничего на свете!

Нечасто выпадает свободная минутка, когда вот так можно постоять, отрешившись от всего, ненадолго забыться и почувствовать единение с березами и кленами, травой под ногами, низким небом и начинающей раскисать от сырости землей.

Николай Демьянович провел ладонью по лицу, стирая катившиеся по нему капли, и надел фуражку — как ни жаль расставаться с неуловимо быстро пролетевшим минутами отдыха, но надо. Война властно требует от него делать дело, для которого он поставлен на свой пост.

Сунув руку в карман галифе, он хотел достать папиросы, но потом раздумал — зачем портить возникшее в душе чувство и разбавлять ароматы леса табачным дымом? Сейчас опять возвращаться в прокуренный салон автобуса, видеть мигание сигнальных лампочек на панелях приборов, бледные лица радистов из службы радиоперехвата, напряженно прижимающих к ушам черные раковины наушников и вращающих торопливыми пальцам верньеры настройки, чтобы безошибочно точно поймать в эфире ускользающий с волны на волну стук чужой морзянки. У них своя охота за врагом.