Читать книгу "Снайпер - Павел Яковенко"

Рэкет увеличил отступные, но пока в пределах разумного, и Ирина Николаевна не жаловалась. Правда, иногда она думала о надвигающейся зиме, и ее заранее передергивало, как будто ледяной ночной ветер уже пробрался ей под юбку. Но пока на дворе стоял сентябрь, ночи были терпимы, а главное, муж тоже бросил преподавание, и теперь был с ней рядом, отчего на душе становилось легче и спокойнее.

В одну из ночей с пятницы на субботу, когда уже прошла пара клиентов, купивших по две «косорыловки» и по плитке шоколада, к ее столику подошел незнакомый парень. Он исподлобья глянул волчьим взглядом, раскинул веером пальцы в татуировке, мотнул коротко стриженой головой и хрипло попросил бутылку. Ирина Николаевна кивнула мужу, тот достал из-под лавки припрятанную «Столичную», передал жене, та — парню. Тот повертел ее в руках, осмотрел горлышко, улыбнулся и достал удостоверение.

— У вас произведена контрольная закупка алкогольной продукции, — гнусаво забубнил он.

К столику уже подбегали еще двое:

— Налоговая полиция!

— Налоговая инспекция!

— Предъявите все ваши документы!

— Отойдите, мы проведем осмотр!

Ирина Николаевна, как во сне, хотела пошевелиться, но не могла. Все было так неожиданно и внезапно, так невероятно, что она никак не могла опомниться.

Вытащили лавку, достали два ящика с водкой. Налоговики на корточках, на папочках застрочили свои донесения, описания и акты; смотрели ее свидетельство, паспорт, сертификаты. Посмеивались, шутили о чем-то своем; забрали водку, заставили расписаться в протоколах, хотя она не хотела сначала, (но из налоговой полиции мужчина сказал: «Вам это не поможет — никакой роли не сыграет»), погрузили их водку в свою машину и уехали.

Ирина Николаевна так и осталась столбом стоять: что теперь делать, как торговать, и работы больше нет никакой, и что дальше, а вдруг посадят? И муж рядом понурился, а нерусские показывали на них пальцами, и смеялись, и говорили о чем-то по-своему. И продолжали торговать водкой из-под полы. И никого не боялись!

И поняла Ирина Николаевна, что это только маленьким и слабым что-то как-то не везет, и что это им места не хватает на земле, а приедут сюда хоть из Азии, хоть с Кавказа, и чувствуют себя, как дома.

Ведь торговали же эти азеры практически рядом с ними, но ведь ни к ним подошли слуги закона, а к ним, беженцам, русским. Ирина Николаевна заплакала, и домой вернулась в слезах, и печален был вечер в их скромном жилище.

Из Дневника Саши Куценко.

"17 сентября. Похоже, я влюбился.

Гуляю с Оксанкой каждый вечер допоздна. Болтаем о том, о сем. А цвет волос оказался у нее естественным, а я-то думал, что красится. Получается необыкновенно красиво — пшеничные волосы и карие глаза. А какая улыбка!

Сам смеюсь над собой, а поделать ничего не могу. Всегда отшвыривал книжки про любовь, а если в нормальных книгах попадалась такая дребедень, то пропускал без сожаления. А здесь смотрю на ее ямочки на щечках, и какая-то дрожь проходит по телу. Очень похоже на то, что я испытываю при стрельбе. Хотел бы сравнить ее с хорошей винтовкой, да боюсь, она не поймет, обидится. А этого я боюсь. Боюсь обидеть. Пока она смеется, как колокольчики звенят, и мне так хорошо…

Оказывается, любовь и правда существует.

18 сентября. Вчера, как обычно, посвистел Оксанке; она вышла, но какая-то вялая, невеселая. Не выбежала, а вышла. Я сразу испугался. Прямо ожгло меня: неужели обиделась на что-то. Не может быть! Вчера так расстались хорошо, и до этого вечера я ее просто не видел. Терялся в догадках.

Но она подошла, ничего не сказала плохого, взяла под руку, и говорит: «Пошли на речку, посидим». Ну, пошли. Пока шли, не торопясь, по улицам, она заплакала. Тут я остановился, взял ее за плечи, (а до этого не трогал так, первый раз взял), развернул к себе, и спрашиваю: «Что случилось? Не молчи, рассказывай!». «Пойдем», — отвечает, — «на речку. Там расскажу». И плачет. До реки недалеко осталось, пошли. Молчим. У нее слезки текут. Я в догадках теряюсь.

Дошли до нашего любимого места, присели на поваленное дерево; она молчит. Я опять спрашиваю: «В чем дело-то? Кто обидел?».

Вот тут ее прорвало.

Оказывается, недавно ночью мать накрыли на рынке оперативники: отобрали водку, составили протокол, приказали готовиться к неприятностям, но деньги не вымогали, почему-то.

Бизнес разрушили, что теперь делать — непонятно. А самое обидное то, что из всего рынка попалась она одна; рядом кавказцы торгуют левой водкой — и справа, и слева — и обороты у них не сравнимые, а вот к ним не подошли. Побоялись, наверное. Вот еще что убивает — несправедливость!

Я слушал ее сбивчивый рассказ, который перепрыгивал с одного на другое, и чувствовал, как во мне поднимается злоба и ненависть. Я на минутку даже перестал слышать Оксанку, пока она не закричала. Я вышел из транса, когда она закричала. Оказывается, я сжал ее пальцы мертвой хваткой, и даже не заметил этого.

Я тут же принялся дуть ей на пальчики, просил прощения. Обнял, (и тоже в первый раз), даже поцеловал в щечку. А главное, сказал: «Не плачь, даром это никому не пройдет. Есть Бог на свете — он все видит!».

Она спросила: «А разве он есть?». «Есть, конечно, я точно знаю!» — значительно ответил я и замолчал.

Потом сказал: «Все будет хорошо!». И кажется, она мне поверила".

Глава 10

На втором этаже Новопетровского РОВД, на той стороне, где никогда не бывает солнца, в пропахшем пылью и бедностью кабинете сидели Сергей Ерохин и Валентин Плотник. Сергей был молод, неженат, беззаботен и смешлив. У Валентина за спиной были жена с маленьким ребенком, квартира с ее родителями, и маленькая зарплата, перед лицом же располагалась бумага с вызовом в область на ковер. На этот раз линчевать оперативников собирались за слабое выполнение очередного постановления об усилении борьбы с незаконным оборотом алкогольной продукции.

Валентин почти рычал только от одного упоминания об этих постановлениях. Его, который старательно и честно пытался выполнять все приказы и распоряжения начальства, какими бы нереальными и невыполнимыми они не казались первоначально, поставила в тупик бесконечная и абсолютно безнадежная борьба с зеленым змием.

Валентин потянулся рукой к телефону, чтобы позвонить в налоговую, но передумал.

Сергей, пряча усмешку, подлил в пожар бензинчику:

— Валентин, а ты слышал о новых акцизах?

— Что?

— Акцизы новые, на водку: опять повысили…

— Ах, мать… И как прикажете бороться?

— Думай, тебе через неделю отчет держать.

Плотник думал, давно думал, хорошо думал.

С незаконным оборотом «спиртосодержащих веществ» в районе дело обстояло катастрофически. Железные ряды самогонщиков множились и закалялись день ото дня. Всяких нытиков и рохлей самогонная среда перемолола и выплюнула, изжевав. Оставались заматерелые, способные оставить с носом любую проверку, и даже две одновременно.