Читать книгу "Санктус. Священная тайна - Саймон Тойн"

И снова увидел это…

Сначала неопределенный, словно паутина, образ, плывущий во тьме. Приблизившись, образ этот принял вид сухопарого старика, шаркающей походкой бредущего по коридору. Он был ужасно худой, даже костлявый. Сутана висела на нем, словно мешок. Длинные редкие волосы свешивались на слепые глаза. У этого человека действительно был пугающий внешний вид, но у Афанасиуса отлегло от сердца.

— Брат Понти, — с облегчением выдохнул он. — Ты меня напугал.

Старик работал в библиотеке уборщиком. Его слепота позволяла ему прибирать огромные книжные залы и хранилища, не включая освещения. Брат Понти повернул голову в направлении говорящего и уставился на него бельмами глаз.

— Извини.

В сухом воздухе библиотеки голос старика звучал неестественно хрипло.

— Я стараюсь ходить вдоль стен. Я не хочу, чтобы люди наталкивались на меня, но здесь слишком узкий проход. Извини, брат…

— Афанасиус.

— А… да… — кивнул брат Понти. — Афанасиус. Я тебя помню. Ты уже бывал здесь… Или я ошибаюсь?

Старик махнул рукой в сторону дальнего хранилища.

— Только однажды, — сказал ему управляющий.

— Точно, — снова медленно кивнул брат Понти, словно соглашаясь со словами Афанасиуса. — Ладно. Не буду тебя задерживать.

Старик повернулся на негнущихся ногах и исчез во тьме, бросив на прощание:

— В хранилище тебя уже ждут. На твоем месте, брат, я не стал бы заставлять его долго ждать.

25

Пропитанная засохшей кровью ткань плохо поддавалась. Рейсу понадобилось несколько минут, чтобы разрезать сутану от ворота до нижнего края, а потом распороть каждый рукав — осторожно, чтобы не задеть скальпелем труп. Бережно приподняв тело, патологоанатом вытащил из-под него остатки сутаны и положил их в отдельный стальной лоток для дальнейшей экспертизы.

Парень был в хорошей физической форме…

По крайней мере, до того, как упал с высоты на скалистый грунт…

Рейс ударил пальцем по красному квадратику на экране компьютера и возобновил видеозапись.

— Первое впечатление после осмотра тела жертвы соответствует тому, что ожидаешь увидеть при падении с большой высоты: сильная травма туловища, в нескольких местах с обеих сторон грудной клетки видны осколки сломанных ребер… В общем, все повреждения отвечают компрессионному перелому, вызванному внезапным торможением свободно падающего тела при столкновении с землей. Тело покрыто темной свернувшейся кровью из многочисленных колотых ран. Обе ключицы сломаны в нескольких местах. Правая ключица пробила кожу в области шеи. Также заметны…

Патологоанатом присмотрелся.

— …зажившие шрамы правильной формы вокруг шеи от плеча до плеча.

Рейс взял свисающий над анатомическим столиком шланг прямоугольного сечения и подал в него воду, направляя струю на шею и грудь покойного и медленно смывая запекшуюся кровь.

— Боже правый, — протянул Рейс.

Он поводил струей по всему телу, начиная от груди и заканчивая руками и ногами. Затем нажал на паузу.

— Эй, Аркадиан! — не отрывая глаз от мертвенно-бледного трупа на анатомическом столе, крикнул через плечо патологоанатом. — Ты сказал, чтобы я тебя позвал, если найду что-нибудь необычное.

26

Брат Афанасиус замер у двери, осознавая, что не имеет права переступать порог запретного хранилища, и испытывая ужас перед последствиями нарушения этого запрета.

В нерешительности он заглянул внутрь помещения.

Внушающая странный страх фигура аббата возвышалась посреди хранилища. Красный свет, казалось, струился изнутри его тела, словно он был демоном тьмы. Аббат стоял спиной ко входу, поэтому не заметил приближения брата Афанасиуса. Он уставился на расположенные в шахматном порядке пятнадцать ниш, выдолбленные в дальней стене хранилища. В каждой нише находился ящик, изготовленный из того же материала, что и «черные ящики» в самолетах. Афанасиус вспомнил, как однажды отец Малахия сказал ему: «Материал настолько прочен, что ящики выдержат, даже если вся масса горы обрушится на них». Сейчас это воспоминание совсем не улучшило его настроения.

Афанасиус взглянул на невидимую линию, прочерченную на полу. Ему хотелось бы храбро переступить порог запретного хранилища, но поговорка: «Не видь зла, не слушай зла, не произноси зла», — лишила его мужества. Управляющий остался стоять на месте, пока аббат, то ли почувствовав его присутствие, то ли удивляясь долгому отсутствию, не обернулся и не увидел его стоящим перед входом. К своему огромному облегчению, несмотря на полумрак, Афанасиус увидел на лице настоятеля монастыря не раздражение или гнев, а задумчивость человека, который бьется над разрешением трудной задачи.

— Входи, — сказал аббат, вытаскивая ящик из ниши. Подойдя к стоящему в центре помещения аналою[12], он поставил ящик на крышку столика.

Заметив нерешительность управляющего, аббат сказал:

— По дороге сюда я разговаривал с Малахией. У тебя есть доступ… по крайней мере, еще на час.

Афанасиус подчинился и пересек невидимую черту. Столб вокруг него изменил цвет с оранжевого на красный. Это значило, что управляющий получил временный допуск в запретное хранилище.

Аналой стоял в центре помещения и был повернут наклонной поверхностью в противоположную от входа сторону. Всякий стоящий перед ним будет заблаговременно уведомлен о приближении непрошеного гостя светом и сможет вовремя спрятать книгу.

— Я позвал тебя сюда, потому что хочу кое-что показать, — произнес аббат.

Отперев задвижки, он осторожно приподнял крышку ящика.

— Как ты думаешь, что здесь хранится?

Афанасиус придвинулся ближе. Его аура соединилась с исходящим от аббата светом. Обложкой книги служила сланцевая плита с большим, выгравированным на поверхности символом Тау.

У Афанасиуса перехватило дыхание. Он сразу же догадался, что перед ним, — частично благодаря прочитанным описаниям, частично в связи с обстоятельствами, при которых он видел эту книгу.

— «Еретическая библия»?

— Да, — сказал аббат, — «Еретическая библия», последний оставшийся экземпляр.

Афанасиус опустил взгляд на сланцевую обложку.

— Я думал, их все сожгли.

— Так было нужно. Мы хотели, чтобы люди поверили: ничего больше не осталось, а значит, и искать больше нечего.

Афанасиус решил, что аббат прав. Прежде он почти не задумывался о книге, поскольку считал ее существование не более чем легендой. А вот теперь управляющий мог коснуться ее рукой.

— В этой книге, — сквозь зубы проговорил аббат, — тринадцать страниц отвратительной, извращенной, ядовитой лжи — лжи, которая осмеливается опровергать и извращать каждое слово, записанное в нашей Библии.