Читать книгу "Противоядие от алчности - Кэролайн Роу"

Другим повезло меньше. Лежа в маленькой комнате вместе с матерью и Наоми, Ракель слушала шум ветра и стук дождя. Она молилась, чтобы ей разрешили остаться дома и не выходить замуж. Затем она припомнила выражение страдания на лице Даниеля прошлым вечером и воскресила в памяти те времена, когда он думал, что она грустит, и старался вызвать улыбку на ее лице своими веселыми шутками. Она несколько изменила молитву — теперь она звучала как «пока не выходить замуж». Епископ также не мог заснуть. Его устроили в личных покоях владельца замка, но он был слишком утомлен и озабочен. Долгие часы, до самого рассвета, он напряженно вглядывался в будущее.

Среда, 23 апреля

Мулов подвели к крытым повозкам. Под туманной пеленой моросящего дождя пешие и всадники собрались во внутреннем дворе, готовые отправиться в путь. Угрюмо натянув капюшоны, все ждали Беренгера, чтобы попрощаться с хозяином замка. Наконец раздался звук его шагов по лестнице. Он спустился во двор и сел в седло.

— Мы немедленно отправляемся, — энергично произнес он, и его мул, как и его хозяин, готовый немедленно отправиться в путь, сразу перешел на рысь.

Над ближайшим холмом стена дождя казалась уже светлее, и облака начали расходиться. Появился ветерок. На горизонте проглянуло голубое небо.

— Я думаю, — бодро заметила Ракель, ни к кому конкретно не обращаясь, — что сегодня будет прекрасный день.

— Я промокла до костей, — сказала ее мать. — Ветер такой противный и холодный.

— Солнце и ветер помогут тебе высохнуть. Ты тоже промок, отец?

Исаак не ответил.

— Отец. Ты промок?

— Промок ли я? — с удивлением спросил он. — Я не чувствую. Я думал сейчас, что эта погода очень вредна для колена его преосвященства, Ракель. Наверняка после вчерашнего долгого переезда он ощущает сильную боль.

— Не слишком легко сидеть на муле в течение нескольких часов, — заметила его дочь. — Ты же знаешь, что колено епископа идет на поправку. Почему это тебя так волнует?

— Ах, Ракель, ты не понимаешь, — с сожалением сказал Исаак. — Это скука, моя дорогая. Я не привык, что у меня только один пациент, и к тому же такой крепкий, как его преосвященство.

— Возможно, можно было бы убедить некоторых слуг заболеть, чтобы тебе было приятнее, — резко вставила Юдифь.

— Ты права, Юдифь — сказал Исаак, принимая ее замечание как упрек. — Я должен быть благодарным за возможность отдохнуть от работы. Даже если не я сам это устроил. К сожалению, я не чувствую удовлетворения от подобного положения, хотя я не хотел бы, чтобы кто-то заболел, дабы удовлетворить свое стремление к полезной деятельности.

Скучавшую Ракель не интересовало, весело ли ее родителям или нет. Она вздохнула.

— Интересно, когда мы увидим море. Когда, по-твоему, мы увидим его, мама?

— Я не знаю, Ракель — ответила мать. — Я не каждый день езжу по этой дороге. Но единственное, что я могу сказать точно, так это то, что ты начинаешь напоминать своего маленького брата в дождливый день.

— Полагаю, это произойдет приблизительно в обед, госпожа Юдифь, — сказал старшина стражников, который нагнал их и теперь двигался рядом. — Из-за дождя, грязи во дворе конюшни и всеобщего плохого настроения мы двигаемся медленнее, чем планировали.

И в этот момент над их головами через завесу облаков пробилось солнце. От группы, двигавшейся впереди них, донесся высокий звук.

— Послушай! — сказала Ракель и посмотрела вперед.

Андреу и Фелип шли во главе процессии, окруженные группой поклонников. Андреу наигрывал веселый танец на своей дудочке, а Фелип вторил ему на ребеке.

— Это Андреу, отец, он играет на дудочке. А один из парней танцует.

Она подняла руку и прикрыла глаза от солнца.

— Почему сегодня мул епископа под седлом?

И действительно, мул епископа, с лоснящейся шкурой, оседланный и с уздечкой, отделанной изящной бахромой и серебряными заклепками, уверенно вышагивал позади телег. Его вел в поводу специальный конюший, которому была поручена забота об этом животном.

— Неужели? — заметил Исаак. — Вероятно, его преосвященство раздражен нашим медленным продвижением и к тому же чувствует себя лучше.

Крик, раздавшийся от головы процессии, прервал игру музыкантов. Поваренок из свиты епископа замахал руками, указывая на обочину дороги.

Беренгер ударил своего мула каблуками, понуждая того перейти на быструю рысь, и обратился к капитану охраны.

— Что случилось, капитан?

— Там, на обочине, лежит человек, ваше преосвященство, — ответил капитан. — На пригорке, справа от дороги. Конюх, который пошел посмотреть, говорит, что он жив, но тяжело ранен.

— Скажите, чтобы привели лекаря, — приказал Беренгер, спешиваясь.

— Пойдемте посмотрим на него.

Капитан послал одного из своих людей за лекарем и последовал за епископом на вершину небольшого пригорка. Там, наполовину скрытый густой травой и кустарником, лежал молодой человек. Его рука была изогнута под неестественным углом, а одежда пропиталась кровью.

— А ваш парень глазастый, раз смог заметить его. Похоже, что его спрятали там намеренно.

— Было бы неблагоразумно игнорировать эту возможность, ваше преосвященство.

— Сеньор, — громко спросил епископ, — вы слышите меня?

Молодой человек застонал.

— С нами едет лекарь. Он позаботится о ваших ранах.

Молодой человек со страхом открыл глаза.

— Нет, — прошептал он и прикрыл глаза.

Затем он снова посмотрел на них, пытаясь сосредоточиться на склонившихся к нему лицах.

— Кто вы?

— Беренгер де Крюилль, епископ Жироны.

— Слава богу, — произнес молодой человек, закрыл глаза и потерял сознание.

— Все дело в его руке, — спокойно произнесла Ракель. — Она совершенно вывернута из сустава и пропитана кровью.

— Что еще? Он может говорить?

— Он в обмороке. Он молодо выглядит. На вид ему двадцать или двадцать пять лет. Лицо осунувшееся и серое.

Лекарь присел около молодого человека, и Ракель подвела его руку к травмированной конечности.

— Срежь ткань, чтобы я мог ощупать ее.

Ракель взяла серебряные ножницы из мешочка, висящего у нее на боку, и обрезала шнурки, удерживающие рукав на месте.

— Вот, отец.

— Есть другие повреждения? — спросил Исаак, после того как его пальцы мягко пробежались по изувеченной руке.

— Да. Раны. Трудно сказать, насколько они глубокие.

— Юсуф, принеси чистую ткань с телеги. Насколько сильно кровотечение?

— На земле много крови, отец, — сказала Ракель. Она срезала баскины[2], сшитые точно по ноге. — Она натекла из раны на бедре. Прости, что так медленно, отец, но ткань сильно промокла под дождем и пропиталась кровью. С ней трудно справиться. Я обрезала ее у колена и немного выше. Когда я потревожила ткань ножницами, кровотечение началось снова. Я думаю…