Читать книгу "Лекарство от измены - Кэролайн Роу"

— Сестра Бенвенгуда, наша больничная сестра…

— Не думаю, донья Эликсенда. Насколько хорошо вы ее знаете?

Аббатиса задумалась.

— Не очень хорошо. Но ведь сестра очень опытна, — наконец произнесла она. — Она приехала к нам из Таррагоны только три месяца назад. Мор унес всех сестер, заботившихся о больных, кроме сестры Теклы, но та постарела и сильно ослабела.

— Кто-то, кому вы абсолютно доверяете, должен постоянно находиться рядом с Ракель. И сестру Теклу следует удалить оттуда. Она много пьет…

— Пьет? Кто дал ей вино? — спросила аббатиса.

— Я не знаю, — ответила сестра Агнета. — Но вскоре я узнаю. У нее есть эта слабость…

— И многие знают об этой слабости?

— Да, — сказала аббатиса нетерпеливо. — Она боролась с нею много лет. Но если кто-то принес ей вино… — Она остановилась. — Сестра Агнета будет освобождена от своих обычных обязанностей, чтобы помочь вашей дочери.

— Хорошо, госпожа, — сказала сестра Агнета.

— И к ним никто не должен входить, кроме нас, — сказал Исаак. — Меня беспокоит этот странный пузырек в одежде фальшивой монахини.

Юсуф сидел в тени стены около ворот женского монастыря, рисуя в пыли картинки и задаваясь вопросом, почему он согласился остаться с лекарем. Может, стоит встать и убежать? Маленькая дверца, используемая для обычных хозяйственных нужд, была открыта; жирная монахиня, охранявшая ворота, вряд ли побежит за ним. Все же он остался, рисуя картинки, охваченный странной усталостью, сковавшей его члены и сделавшей голову тяжелой. В последние двенадцать часов мальчик спал и ел больше, чем за много предыдущих дней, и тем не менее его тело, казалось, больше не могло жить без еды и отдыха. Он вспоминал о деревянном столе под виноградной лозой во внутреннем дворике мастера Исаака, нагруженном изысканной едой — финиками, инжиром и абрикосами, мягким сыром, смешанным с медом и рубленными орехами. Картинка распалась и превратилась в большой праздничный стол, прогибающийся от еды: тонкие пряные пироги, истекающие медом, желе, источающее аромат роз, конфеты, сладкие и липкие, высокие горки риса, ярко-желтые и пахнущие шафраном, маленькие жареные пирожки с мясом, имбирем, кардамоном и другими специями, названия которых он не мог припомнить….

— Юсуф! — произнес голос над его головой. — Пришло время отправить тебя в бани и помыть, иначе мы вернемся домой слишком поздно и опоздаем к обеду.

Мальчик быстро проснулся и с испугом вскочил на ноги. Некоторое время он не мог понять, где он находится.

— Да, господин, — сказал он.

Улицы города понемногу начинали пустеть из-за дневной жары. Стихли скрежет колес по булыжникам и крики коробейников. Торговцы складывали свои товары и закрывали лавки. Отовсюду доносился запах еды, варившейся и жарившейся на огне. Когда Исаак и Юсуф подошли к баням, Большой Йохан закончил освобождать и чистить центральную ванну и готовился нарезать себе на обед хлеб и кусок сыра.

— Эй, Йохан!! — позвал Исаак с верхней ступени лестницы, ведшей к баням. Его голос отозвался эхом в прохладном зале, залитом мягким светом. — У меня здесь мальчик, которому надо хорошенько вымыться.

— Добрый день, мастер Исаак, — сказал Йохан, выступая из темноты. — Большая ванна закрыта…

— Епископ сказал мне, — ответил Исаак. — Разве мы не можем все же вымыть его?

— Есть маленькая ванна. И горячая вода. Этого мальчика зовут Юсуф?

Юсуф посмотрел вверх на человека, возвышающегося над ним.

— Да, господин. Я Юсуф.

— У меня здесь новая одежда, которую послала ваша хозяйка.

— Отлично. Возьми его и вымой, — бодро сказал Исаак. — И одень в чистое. Я отдохну, если вы найдете для меня скамью.

Мирные размышления Исаака были прерваны протестующим криком.

— Я не буду снимать это! — Слова отразились пронзительным эхом от сводчатого потолка и ударили по плиткам. За ними последовала низкая басистая ругань.

Исаак нащупывал путь, ведя рукой и палкой по стене, и пошел под аркой в направлении голосов. Когда он решил, что его уже могут услышать, он прервал скандал.

— Юсуф? Йохан? Что случилось? Тебе надо снять одежду, чтобы вымыться, Юсуф. В этом нет никакого позора.

— Не в этом дело, — сказал Юсуф, в его голосе звенели слезы.

— У мальчика кошелек на шее, мастер, — объяснил Йохан. — Он кожаный и может пропитаться водой. А он не хочет дать его мне подержать.

— Можешь дать его мне, пока ты моешься и сохнешь? — мягко спросил Исаак. — Я очень внимательно буду следить за ним. — Он подошел поближе к голосам, нащупывая дорогу по стене.

Возникла пауза.

— Клянетесь ли вы торжественно Единым Богом, которому мы поклоняемся, хотя и по-разному, и в соответствии с правдой и честью ваших предков, что вы возвратите его мне, не открывая, как только я попрошу?

— Это несколько сложная присяга, но я клянусь, — сказал Исаак, с трудом пытаясь сдержать веселье в голосе. — Я верну это тебе, как только ты попросишь, не открывая, клянусь Господом. И моими предками. Могу ли я спросить: то, что мне предстоит хранить, настолько ценно?

— Ценно не для всех, но для меня, господин, — сказал Юсуф тонким голосом. — Просто запись на моем языке, которую я не хотел бы потерять.

Когда мальчик ухватился за кожаную сумку, висевшую у него на шее на крепком кожаном ремешке, Большой Йохан смог увидеть, что в нем нет ничего ценного — ни круглых золотых монет, ни выступающих, искрящихся драгоценных камней, — и его любопытство испарилось, как летняя роса. Исаак наклонился и позволил Юсуфу надеть сумку себе на шею; мальчик повернулся и пошел назад к Йохану.

— Стой здесь, я сейчас сполосну с тебя грязь, — сказал хранитель. — Затем мы вымоем тебя дочиста. — Он облил Юсуфа прохладной водой, которую набрал из ванны, а затем снял два больших кувшина с огня, разведенного в дальнем углу. Он поставил их около маленького фонтана, из которого бежал упругий поток чистой холодной воды. Он подтянул свою тунику и сел на край маленькой ванны.

Юсуф залез в ванну и встал, дрожа, перед Большим Йоханом. Аромат и касание воды высвободили новую волну воспоминаний о лете, звуке плещущейся воды и женском смехе; теплое солнце, ласкающее кожу, и шелест высоких пальм, отбрасывающих легкую прохладную тень. На глазах выступили слезы, и он отчаянно старался загнать воспоминания как можно глубже.

Йохан тер Юсуфа губкой с мягким мылом, пока его кожа не запылала и на волосах не образовалась шапка пены.

— Постой тут, — сказал он и подошел к кувшинам, взял ковш и опытной рукой долил в кувшин холодную воду.

Горячая вода, вылившаяся на голову, обожгла Юсуфа, как дыхание печи, смывая мыло и грязь. Он смотрел вниз на свою голую кожу, очищенную от покрывавшей ее грязи, и видел тонкие руки и ноги с явно проглядывающими костями, покрытые царапинами и синяками. На коже чередовались светлые и темные участки в тех местах, где солнце добралось до нее через дыры в одежде. Никогда, даже в самые мрачные дни его странствий, он не ощущал себя таким жалким и грязным.