Читать книгу "Навозный жук летает в сумерках… - Мария Грипе"

— Так что, Юнас, не удастся тебе сегодня покопаться на чердаке! — сказали они с ухмылкой.

Давид пообещал в следующий раз спросить Юлию кто утром подходил к телефону. Юнасу ничего не оставалось, как удовольствоваться этим обещанием.

СИНИЙ «ПЕЖО»

Давид был в библиотеке, где ему в конце концов удалось найти книгу с подробным описанием селандриана.

В Швецию это растение в середине восемнадцатого века привез один ученик Линнея. Это Давиду было и так известно. Но имя ученика в книге не называлось. Затем следовало описание растения, в точности соответствующее внешнему виду селандриана из поместья. Давид еще не видел, как он цветет. «Переливающиеся голубым блеском лепестки замечательно контрастируют с темными тычиночными нитями и яркими тычинками», — так описывались цветы в книге.

Там говорилось также, что селандриан — растение непростое. «Часто оно сильно разрастается, но иногда перестает цвести и, несмотря на самый тщательный уход, может погибнуть без видимой причины».

Да, Давид и сам заметил, что этот цветок на редкость чувствителен. Например, он по-разному реагировал на разных людей, непонятно только, как такое возможно. Давид решил разобраться, что за этим стоит, и есть ли этому какое-то объяснение.

Еще Давид нашел книгу о насекомых, где было приведено описание навозного жука, и это навело его на некоторые мысли.

Навозный жук принадлежит к тому же семейству, что и египетский скарабей, — семейству Scarabaeidae. В древнем Египте скарабей считался священным насекомым. Его называли «священным катальщиком», а Линней дал ему латинское название — scarabeus sacer.

В истории культуры мало кто из живых существ имел такое огромное значение для человека, как священный скарабей для древних египтян. Его часто находили забальзамированным в древних гробницах, а иногда в самих мумиях на месте сердца. Считалось, что он может помочь человеку увидеть бога Солнца. Говорили, будто скарабей, как и сам бог Солнца, происходит из «первородной материи» — начала всего живого.

А навозный жук — это северный родственник священного скарабея!

Казалось, все вдруг завертелось вокруг Египта. Сначала цветок, Selandria Egyptica, который своими листьями указал им на летнюю комнату. Затем навозный жук, провалившийся между половицами. Жук сидел на ключе шкатулки с письмами, и в первом же письме говорилось о египетской надгробной статуе. Ну разве это не странно!

Похоже, все это только доказывает, что Юнас прав.

Но надо ли ему об этом говорить? Ведь тогда им, наверное, придется день и ночь охотиться за египетскими статуями. А Давида не оставляло предчувствие, что кроме статуи было что-то куда более важное.

Во-первых, это мысли Андреаса, которые Эмилия доверила потомкам, то есть им.

Вообще-то, это слишком большая ответственность. Как определить, что время для мыслей Андреаса действительно пришло? Ведь Давид даже не был уверен, что сможет в них разобраться.

А Эмилия — интересно, насколько хорошо она понимала Андреаса?

Андреас много писал ей, посылал письмо за письмом, он философствовал, размышлял о жизни и развивал теорию о том, что все живое взаимосвязано.

Что отвечала Эмилия на его письма?

Этого, к сожалению, они никогда не узнают. Скорее всего, ее письма не сохранились. Что-то узнать об Эмилии можно было только из писем, написанных ей другими людьми. Ну и, конечно, из ее единственного собственного письма — потомкам.

Надо позвонить Аннике, узнать, сколько она успела сделать.

«Моя бесконечно любимая Эмилия…»

Анника сидела рядом с магнитофоном и перепечатывала письма. Она слушала голос Давида на пленке — он читал так выразительно, как будто сам написал эти письма, — и мечтала, чтобы…

Нет, она не знала, о чем мечтает. Она выключила магнитофон и напечатала последний отрывок:

«Мои занятия в Вэкшё подходят к концу, и я надеюсь провести половину будущего лета с тобой, в Рингарюде, а осенью уехать в Упсалу, чтобы закончить обучение в университете. Надеюсь, что смогу посещать лекции великого Карла Линнея по ботанике и…»

Тут позвонил Давид.

— Как работа? — спросил он.

— Ничего. Замечательные письма.

— Сколько ты сделала?

— Я почти закончила юношеские письма, которые Андреас писал из школы в Вэкшё. Представляешь, ему было всего шестнадцать, ей — четырнадцать, а они уже были уверены друг в друге.

— То есть?

— Ну, похоже, они уже тогда решили, что будут всю жизнь любить друг друга. Это невероятно. Все письма оканчиваются словами «Вечно твой, Андреас». — Анника смущенно замолчала, возникла пауза, потом Давид сказал:

— А, понятно, но, думаю, в то время было принято так писать. К тому же мы не знаем, что писала она…

— А мне кажется, мы знаем о ее письмах довольно много. Когда читаешь письма Андреаса, то можно легко вычислить, что писала ему Эмилия, чему удивлялась и о чем спрашивала. Андреас тогда еще не начал особенно философствовать. И речь пока что идет о них двоих, об их мечтах и надеждах…

— Да, да, знаю, дальше, наверное, будет интереснее.

Анника снова замолчала. Это было так похоже на Давида — он считал, что философия интереснее, чем сами люди.

— Не уверена, — сказала Анника после паузы. — Но все это тоже очень интересно. Ясно, что Андреас был не самой подходящей партией для Эмилии. Ее отец имел значительное состояние, а отец Андреаса был пономарем.

— Ах, да, отец, Петрус Виик. Бедняга — это он обещал похоронить Эмилию в неосвященной земле, рядом с Андреасом. Интересно, чем все это кончилось? Ты не говорила с Линдротом?

— Говорила, он был очень мил и пообещал найти все, что нам нужно. Например, кто и когда жил в Селандерском поместье и тому подобное. Это совсем не сложно. Существуют старые церковные книги, а также особые книги, которые вели в то время, они называются реестрами умерших, но здесь, в Рингарюде, их не хранят. Они находятся в Вадстене, так что это может занять несколько дней.

— Надеюсь, ты ему ничего не сказала о письмах?

— Нет, что ты, я просто сделала вид, что интересуюсь историей Рингарюда. А Селандерское поместье — самый старый дом в нашей деревне.

Нет, Линдрот ни о чем не расспрашивал… Он сказал, что семейный склеп Селандеров находится в крипте, в нише.[1]Но где похоронен Андреас Виик, Линдрот не знал.

— Подожди минутку, Давид! Кто-то пришел!

Анника убрала трубку от уха и прислушалась.