Читать книгу "Любопытство не порок - Светлана Алешина"

К тому же уходить с мужчиной в первый же день знакомства — на это Маринка никогда бы не решилась. Уж я-то ее хорошо знаю.

Итак, поразмыслив, я подошла к окну, прикрытому тяжелой шторой, и слегка отодвинула ее.

За шторой стояла парочка, мальчик с девочкой, и, полуобнявшись, они смотрели на темную улицу. Этих двоих я не знала, но мысленно поздравила себя за найденный верный ход: я нашла секретное укрытие, и если здесь Маринки не было, то она могла быть за следующей шторой.

Проверив все шторы — окон в зале оказалось шесть, — Маринку я не обнаружила. Меня это озадачило еще сильнее. Я спряталась за одной из штор, достала из сумки сигарету и закурила.

За окном во всю расходился ноябрь. Даже смотреть было холодно на качающиеся от порывов ветра деревья и ссутулившиеся фигуры прохожих.

Я задумалась о событиях двух прошедших дней.

Когда сигарета закончилась, я поняла, что дальше уже тянуть время не стоит, нужно наконец найти Маринку и уезжать домой. Не знаю, о чем думает она, но мне завтра на работу идти.

Я аккуратно положила окурок сигареты на пол — пепельницы здесь не предусматривались, — наступила на него и, отогнув край шторы, вышла из своего укрытия.

Сюрприз меня ожидал, стоя буквально в двух шагах от моей шторы.

Маринка, нервно постукивая каблучком, оглядывалась по сторонам.

Я с улыбкой посмотрела на нее: ведь наверняка она подошла только что, а увидев меня, начнет с возмущением выговаривать, что ждет меня на этом месте вот уже с полчаса, а то и больше.

— Грусть-печаль тебя съедает? — Я незаметно подошла к Маринке и положила руку ей на плечо.

Маринка, тихонько взвизгнув, подскочила на месте и, повернувшись, взглянула на меня.

— Ты меня до инфаркта доведешь когда-нибудь, — воскликнула она и добавила ожидаемое:

— Так где же ты шлялась, мать? Я уже почти час тебя ищу в этих переходах…

— Были дела, — туманно ответила я. — Ты решила все свои вопросы с Антоном или пока нет?

Маринка быстро огляделась по сторонам.

— Вроде да, — ответила она, хитро улыбаясь, и, тут же согнав довольное выражение с лица, обеспокоено спросила у меня:

— Не думаешь ли ты, что Антон женат?

— Я о нем вообще не думаю, — немного покривила я душой. — А почему бы тебе самой у него не спросить?

— Смеешься, да? — Маринка глубоко вздохнула. — Если он скажет, что женат, тогда я уже не смогу себя чувствовать с ним так спокойно.

— Звучит логично, — согласилась я. — Тогда перестань задаваться этим ненужным вопросом, — посоветовала я ей, — у меня таких проблем нет. Я, например, знаю, что мой адвокат Фима женат, и поэтому спокойно рассуждаю с ним про жизнь.

— — Tебе проще, — с непонятной завистью проговорила Маринка, — а у меня вот проблема…

— Поехали домой, Маринка, — предложила я ей, — уже поздно, да и ты, как я вижу, в одиночестве.

— Но не в поражении, — напыщенно заявила она, — у меня завтра свидание!

— Поздравляю.

Я повернулась к выходу, Маринка повисла на моей руке и начала рассказывать последние новости, делая это так, как умеет только она: постоянно перескакивая с темы на тему.

— Он очень неглуп, — сказала она, — мы поговорили содержательно и интересно. Антон — дизайнер по образованию, у него серебряная медаль международного конкурса дизайнеров. Его любимый стиль — европейский модерн. Забыла, как это называется: сессия, концессия…

— Сецессия, — подсказала я, — ему, значит, Муха нравится.

— Чушь какая-то, — возмутилась Маринка, — не слушаешь меня, что ли? Он не бабочками увлекается, а мо-дер-ном! Это направление в искусстве.

— Муха — очень известный представитель европейской сецессии, художник, — пробормотала я, стараясь выговорить это потише, чтобы не накликать обвинение в умничанье.

— Точно! — Маринка еще крепче вцепилась в мою руку. — Он тоже что-то такое говорил. А я все думала: какая муха?! Художник, значит… Кстати, о художниках! Пока я лазила и искала тебя, я обнаружила небольшой коридорчик, вон там. — Маринка помахала рукой в ту сторону, где находился Жаннин кабинет, — а там была комната и дверь немножко приоткрыта. Я не подглядывала, я тебя искала, поэтому посмотрела чуть-чуть…

— И увидела там дедушку Дивана, — подсказала я.

— А вот и нет, — Маринку рассмеялась, — там наша сладкая парочка Жанка с Риткой ругались в полный голос, Рита кричала, что она ничего не говорила, а Жанна орала: почему же она отказывается говорить на эту тему?.. Кстати, про тебя что-то было.

Я покосилась на Маринку.

— Да, — перехватив мой взгляд, подтвердила она, — Рита кричала, что ты случайно появилась около картинной галереи…

Я остановилась. Маринка, шагнув по инерции еще один шаг вперед, дернулась и удивленно воззрилась на меня.

— Ты чего это, а? — спросила она меня.

— Пошли-ка сходим в тот кабинет, попрощаемся, — сказала я, резко поворачивая, — я ведь так и не выяснила, кто же подвез к галерее… И Жанна, похоже, из-за этого тоже переволновалась.

— Из-за чего?

— Потом скажу, — прервала я нескончаемый Маринкин вербальный поток и быстрым шагом направилась к кабинету Жанны.

Коридорчик был пуст, дверь в кабинет прикрыта плотно.

— Было по-другому, — громким шепотом объявила мне Маринка.

— Чшш! — Я потянула за ручку и, осторожно приоткрыв дверь, спросила:

— Разрешите войти?

Ответом мне было молчание.

Тогда, полностью растворив дверь, я вошла в кабинет, Маринка — за мной. Свет горел, но за обоими столами никого не было.

— Невезуха, — пробормотала я.

— Ольга! — воскликнула Маринка, показывая рукой на пол слева от первого стола. Я посмотрела на ее изменившееся лицо и, подойдя ближе, взглянула туда, куда она показывала.

Подняв к груди застывшие в последнем движении руки, на полу на спине лежала Рита. Под ее затылком разлилось кровавое пятно темно-бордового цвета.

Глава 6

— Мамочка моя, — простонала Маринка, закрывая глаза и медленно оседая на пол.

Не обратив на нее внимания, я наклонилась и схватила Риту за запястье и послушала пульс. Ничего не поняв, я приложила ладонь к ее шее. Теперь уже стало ясно однозначно: пульса не было, Рита мертва.

— Что там, Оля? — слабым голосом спросила Маринка, старательно не открывая глаза и отползая вдоль стены в сторону двери.

— Что там, что там, — проворчала я, — хреново, вот что.