Читать книгу "Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь"

Я осторожно налил из глиняного чайника густое, темно-красное с оранжевым проблеском вино в две чаши из полированного камня.

— Ого, — с уважением произнесла актриса Юй, вдохнув его аромат. — Как будто очень спелые ягоды, и еще… я бы сказала, кожа старого седла… И пряности с Южных островов. Это ведь чистый виноград, тут нет ни шафрана, ни других пряностей? Ой, какая прелесть.

— Перезревшая ежевика, — подтвердил я, глядя на нее с уважением. — И очень зрелая вишня. И кожа — тоже правильно… Даже, может быть, легкий оттенок угля. И, конечно, в такое вино ничего добавлять не надо. Да просто нельзя.

С удовлетворенным вздохом она осторожно перевернулась на спину, краешком глаза проверяя, восхищаюсь ли я ее маленькими торчащими сосками (тут мы обменялись ленивыми и счастливыми улыбками). А потом сделала медленный глоток. Я ждал слов «никогда ничего подобного не пила». Но услышал нечто другое:

— Оно хранилось в сосуде несколько лет, запечатанное воском. Так и скользит по языку, очаровательная кислота, а у корней языка — сладость. О небо, какое тяжелое и густое… Это не похоже на вино из Ляньчжоу, которым угощает наш великий воин Гэшу Хань. Хотя вроде бы куда уж лучше ляньчжоусского. И не Ланлинь, потому что и там, и там вино — золотое, а тут почти черное. И ароматам нет конца, они меняются… Знаешь, это, может быть… Мерв. Я слышала, там есть одна знаменитая винодельня, совсем маленькая, о ней рассказывают сказки. Говорят, один кувшин такого вина стоит больше молодого верблюда… А вдруг это оно и есть? Знаешь, такое вино надо пить из большой стеклянной чаши. Чтобы аромат был сильнее.

Уже по одним этим словам я мог бы догадаться, кто передо мной. Но все же не догадался.

Стеклянная чаша? Да большинство жителей столицы о такой и не мечтали. Ее цена тоже могла оказаться не меньше цены верблюда.

Мгновенно угадать вино из Мерва, да еще и почти назвать знаменитейшую винодельню? Кем надо быть, чтобы знать вкус этого вина монархов и героев?

У меня появилось неприятное чувство: если эта женщина знает вино из Мерва, она может знать и все прочее, что стоит за этим названием и касается лично меня.

Мерв — это там, где армия Кутайбы ибн Муслима долго нависала над границами бухарского Согда. Первым пал Байкенд, город шелкоторговцев, где стоял громадный дом моего деда, знакомый мне до последнего коридора и последнего персикового дерева в саду, — впрочем, тогда, в год первого похода Кутайбы, я только-только научился ездить верхом, а потом и ходить.

Дальше, после похода, железные колонны всадников Кутайбы вернулись в Мерв. Но вскоре снова обрушились на восставший Байкенд. Через три года пришла очередь Бухары.

Все мое детство прошло под отчаянный шепот слуг и родных: неужели сейчас, когда «черные халаты» взяли еще и Хорезм, они осмелятся тронуть Самарканд, грозный, неприступный, с двойной каменной стеной и лучшими в мире кольчугами и изогнутыми мечами, лучшими в мире воинами, для которых смерть — как желанный вечерний отдых?

Но Кутайба решился. И я до сих пор помню шепот и всхлипывания, качание рыжих отсветов внезапно зажженных среди ночи светильников. Сильные руки бросили меня на седло и долго везли в ночь. Жутко стучало в мою спину сердце того, кто погонял коня так, будто бежал от чудовища-аждахора.

Мерв… Эта женщина могла знать и многое другое, связанное с названием этого города. Год за годом тихой и упорной войны, которая ведется не на поле боя, а на улицах и в ночных комнатах, когда из рук в руки передаются деньги, шепотом произносятся имена верных людей. Это уже не из моего детства, эта война закончилась совсем недавно, и вели ее не только несчастные дед и отец, а и я сам.

И вот — именно Мерв начинает неожиданно полыхать восстанием, и тысячи языков вдруг начинают повторять имя дяди пророка — Аббаса, — и ныне живых его потомков; и приходит не знающий поражений Абу Муслим; и, наконец, тот, кто потом стал великим Мансуром.

Все это было в Мерве и соседних городах Хорасана. Тогда-то я и получил удар кинжалом в спину, а потом, как последнюю горькую награду, — наугад прилетевшую из пыльного занавеса битвы стрелу в правое плечо.

Актрисе Юй достаточно было бы поинтересоваться, чья семья сейчас владеет целым десятком виноделен в Мерве и с помощью каких заслуг и после каких подвигов она приобрела их. И тогда оказалось бы, что она знает про меня чуть больше, чем следовало бы. Так же как разбирается в винах чуть лучше, чем обычная придворная актриса.

В общем, рано или поздно мне предстоит начать всерьез выяснять, кто же она на самом деле, актриса Юй Хуань, дочь какого принца и чья супруга — какого министра или полководца.

Вот только хорошо бы, чтобы выяснение это затянулось как можно дольше. А сейчас… так хотелось просто лежать с ней рядом и ни о чем не думать.

— Аромат старой кожи и спелой ежевики, именно так, — повторил я, опускаясь рядом с ней на простыни с чашей в руке и ощущая нежную прохладу ее бедра. — Так вот, мы говорили о воинах и героях. Бактрийская лоза была известна много веков. Но затем в древний Мерв пришел великий воин с Запада. И много тысяч его солдат. Но эта, последняя, война у него не получилась. Армия была разбита, голова его была принесена в дар парфянскому царю, а вот солдаты, те, кто остались в живых… Ну, что с ними было делать? Всех убить? Им дали участки земли, те самые, которые рождали такую хорошую лозу и такой отличный хлеб. И говорят, что несколько черенков виноградной лозы они привезли с собой в ранцах с Запада и привили к той, бактрийской лозе. И вот имена их забылись, лица их детей и внуков уже не отличишь от прочих мервцев и хорасанцев, — а тому вину, которое они начали тогда делать, до сих пор нет равных. Оно знаменито. И это все, что осталось.

— А что, даже имя того великого полководца с Запада забылось? — с любопытством спросила Юй Хуань, делая новый маленький глоток.

— О, — вздохнул я. — Ну, вообще-то не забылось, хотя прошло все-таки семьсот лет… Это у меня оно все как-то ускользает из памяти. Он еще прославился тем, что подавил восстание рабов, чуть не уничтожившее всю его империю. Сегодня, кстати, уже разрушенную. Странное такое у него было имя, похожее на звук ореха, попавшего под лошадиное копыто. А, вот: Красс. Марк Красс.

ГЛАВА 7 БОЛЬШОЙ ЗАПАДНЫЙ ПОХОД

— Демоны из могил поднимаются под пение заклинаний ночью и приводят дела в Поднебесной в порядок, — сказал странным сдавленным голосом стоявший перед нами человек с лунообразным лицом, лишенным какого-либо выражения.

— У этих демонов есть враг среди живых? Вы назвали им имя их врага? — раздался в ответ голос, похожий на сип Юкука.

Обе фразы, однако, были произнесены губами неподвижно стоящего человека. Произнесены на два голоса, в точности повторяя тембр и интонации двух разных людей. Сам Юкук молча слушал этот спектакль, сидя рядом со мной на подушках, и утомленно улыбался, показывая остатки зубов. Если бы не это последнее (и печальное) обстоятельство, я бы сказал, что он сегодня выглядит моложе на десять лет — верный признак того, что он принес мне какую-то важную информацию.