Читать книгу "Черепаховый суп - Руслан Галеев"

20. Полчаса чешуйчатого ада

У гостиницы сохранился почти весь второй этаж и часть крыши, и все здание было чертовски похоже на изъеденный кариесом зуб. Левый угол второго этажа обвалился и открывал взгляду засыпанные песком внутренние помещения. Они напоминали мне подводные пещеры, в которых, судя по фильмам Кусто, обитают жутковатые поедающие друг друга твари.

Буги припарковала пикап слева от крыльца, выскочила из машины и попыталась открыть дверь. Та сдвинулась на пару сантиметров и застряла.

– Чертов песок, – вполголоса пробормотала Буги и обернулась к нам: – Ну что ж, беритесь за лопаты – они под задним сиденьем.

Мы с Сабжем лениво выползли из машины и, вооружившись лопатами, принялись разгребать песок на крыльце. Это оказалось непросто, поскольку в некоторых местах он почти окаменел. Во время наводнений вода поднимает из пещер соль, и та склеивает подсыхающий песок не хуже бетона.

– Обожаю поваляться на песочке, – отплевываясь, сказал Сабж с улыбкой. Казалось, он воспринимал необходимость помахать лопатой как лекарство от скуки. – Буги, сестренка, ты не прихватила ли случаем крем от загара?

– Откроешь эту хренову дверь,– ответила Буги, отирая со лба пот, – и я сама намажу тебе спинку. Если раньше не сварюсь, конечно.

Она не шутила. Полуденное солнце набросилось на землю с жадностью и злобой некормленого цепного пса. Не прошло и двух минут, как наша одежда пропотела до нитки. Буги попыталась передохнуть от палящих лучей в утробе пикапа, но тут же выскочила наружу и, ругаясь, полезла под машину.

Дверь упрямо сопротивлялась нашим усилиям.

– Какого черта мы не сделали лаз через второй этаж? – пропыхтел я, пытаясь сбить штыком лопаты особенно крупный кусок окаменевшего песка.

– А что это дало бы? Копали бы сейчас на втором этаже, – еле слышно проговорила из-под днища пикапа Буги.

– Точно, – прохрипел Сабж, – этот песок везде.

– Ма-а-а-ать ва-а-а-а-а-шу! – взревел я, налегая на дверь. Сабж поспешил мне на помощь, а через секунду к нам присоединилась и Буги. Дверь вдруг начала поддаваться, и общими усилиями мы сдвинули ее ровно настолько, чтобы я смог туда протиснуться. Следом за мной пролезли Буги и Сабж.

В холле было темно и прохладно. Я захлопнул дверь и устало опустился на пол, прислонясь к стене.

– А знаешь, что опаснее всего для человеческого организма? – спросил Сабж, опускаясь рядом.

– Что?

– Лекарства от кашля.

– Да ну...

– Серьезно. Ты как-нибудь прочитай список побочных явлений. Кожная аллергия, тошнота, рвота, головная боль, сонливость и так далее. А если принимать долго, может возникнуть зависимость от кодеина.

– Ни хрена себе...

– Ну! Потом, значит, что там еще?.. Аритмия, проблемы с мочевым пузырем... э-э-э... Ну короче, до хрена. А самое главное, либо понос, либо запор. Прикинь? Либо понос, либо запор, и никаких компромиссов.

– Какие компромиссы, Сабж? Запор и понос одновременно?

– Я знаю, как надо было тебя прикончить, – усмехнулась вдруг Буги. – Накормить таблетками от кашля и дождаться, пока ты лопнешь от собственного дерьма.

– Не смешно.

– А я почти и не смеюсь. Ладно, отдыхайте. Я пока «свисток» закину.

Гостиница стояла над одной из пещер. Двенадцать лет назад с помощью нескольких небольших зарядов динамита удалось проделать проход из ее глубокого винного погреба под землю. Но поскольку сырой погреб облюбовали змеи и скорпионы, нам приходилось брать с собой «свистки»: устройства, которые отпугивали этих тварей.

Буги прошла в угол холла и не без труда подняла обитую металлом крышку люка. Быстро закинув туда несколько «свистков», она закрыла люк и вернулась к нам.

– Полчаса чешуйчатого ада, – улыбаясь, констатировал Сабж. – Кто как, а я в люльку.

– Я тоже, – кивнула Буги.

А я просто молча подложил руку под голову и закрыл глаза.

21. Во сне и наяву

Сон не шел, а скорее пробивался сквозь пудовую тяжесть реальности, смешивался с ней в абсурдном месиве образов, воспоминаний, неясных ощущений. В какой-то момент я вдруг явственно увидел лицо Марты и тут же поспешно заставил себя вынырнуть из полудремы. К черту!

Снизу, из подвала, доносился громкий шорох и скрежет. Сабж похрапывал громче обычного, Буги спала совершенно спокойно. Если она вообще спала.

Тихо, чтобы не будить их, я встал и отошел к дальней стене, туда, где в пыльный потолок упиралась шестигранная колонна. Сел, прижавшись к ней спиной, достал сигареты, закурил.

Странно, но мне никогда не снится Эпицентр. Ни его кошмары, ни жуткие обитатели, ни не поддающиеся разумному объяснению Волны безумия.

Некогда Полковник составил перечень обитателей Эпицентра – неполный и не совсем точный, но постоянно обновляющийся за счет дополнительных сведений, приносимых сталкерами. Полковник считает, что всех тварей можно смело разделить на тех, кто мутировал из нормальных земных животных, и тех, кто появился непосредственно в Эпицентре. Я их не различаю, у меня нет на это времени. Любая тамошняя тварь – враг и считает врагом меня. Вот что нужно знать сталкеру. Разумеется, мне известны повадки обитателей Эпицентра, в противном случае я давно бы отдал душу радиоактивным богам. Но когда группа попадает в зону действия Волны – а даже опытные проводники вроде Сабжа порой не в состоянии провести группу «чисто», – все эти знания становятся бесполезными. Впрочем, и об этом я подробно расскажу позже.

Сейчас же вот о чем. Итак, мне не снится Эпицентр, и даже когда я вспоминаю Полковника, он предстает перед моим мысленным взором вне этого ада. Возможно, срабатывает защитная реакция организма... Тогда, сидя у колонны с сигаретой в руке, я подумал, что надо бы спросить Сабжа, какие сны видит он. И Буги, если она захочет со мной разговаривать. И даже Полковника или кого-нибудь из его ученых, если группе суждено будет дойти до Территории Штиля.

Должен сказать сразу – я это так и не выяснил.

В какой-то момент я снова задремал, и опять поплыли перед глазами самерсенские виды, знакомые лица с печатью вечной усталости и тоскливой беспросветности, заваленная хламом книжная лавка, в которой я что-то искал и никак не мог найти, какая-то пьянка, уличная драка...

А потом Марта. Ее глаза, в которых читалась немая просьба. И я вдруг понял, что был слеп. Не стоило, черт меня побери, давать надежду этой женщине – возможно, единственной любившей меня и видевшей во мне не случайного знакомого, не бойца-сталкера, но человека.

Марта знала, что такое безнадежность, привыкла к ней, как привыкают к тому, что зимой идет снег, а осенью и весной – дождь, к тому, что надо дышать и спать. Для нее это была просто реальность. А я дал ей напрасную надежду, и это ей было куда труднее перенести.