Читать книгу "Больно только когда смеюсь - Дина Рубина"

Так, несколько лет назад журналистка одной газеты пыталась вызвать меня на поругивание «караванной жизни». «Караван» — это здешнее название такого вагончика на сваях. Когда в девяностых на Израиль обрушился чуть не миллион народу, то людей селили в таких вагончиках. Я ей сказала, что сама жила в «караване» год, посреди холмов, в очень опасном месте… Небольшое, конечно, но вполне человеческое жилье — телефон, туалет, душ, горячая вода, газ… Послушайте, здесь люди гибли в малярийных болотах совсем недавно. Все было вчера.

И никакие раны никто мне не наносил. При чем тут эмиграция? Есть мощный поток жизни, в котором мы плывем, крутясь, как щепки, выныривая на поверхность и затягиваясь в воронку. Страшная рана нанесена нам только тем, что в некий момент в нас проснулось сознание, и вот когда мы осознали, что однажды оно погаснет, мы и стали несчастнейшими — или счастливейшими, — это зависит от характера и манеры жить, — существами. Эмиграция лишь поворот в этом потоке жизни, поворот сюжета.

Впрочем, о раздражении. И это не раздражение даже, а бешенство: в Израиле безобразные водители. Каждый раз, выезжая из дому, я мысленно выхожу на бой.

Для борьбы с кошмаром дорожных аварий полиция придумала такую фишку: на бампер машины наклеен желтый плакатик с игривым вопросом: «Как я вожу?!» — и дан телефон, по которому возмущенные граждане могут звонить в полицию и сообщать, что такое-то «рено» или «даятсу» принадлежит дикому лихачу и хаму.

И вот мы с Борей едем на Север, в кибуц. Дорогу выбрали ту, что покороче, но поопасней, мимо Иерихона, вдоль границы с Иорданией, по пустынным холмам… В какой-то момент нас рискованно обгоняет армейский джип — бронетранспортер, на крыше которого ненавязчиво подпрыгивает пулемет, а внизу на бампере красуется все та же кокетливая табличка: «Ну, как я вожу?»

«Все мы дети твои»

Ох, люблю поругать страну, в которой живу! Смачно, с оттяжкой, с употреблением широких пластов ненормативной лексики, с приведением многочисленных, надо сказать, примеров бытовых, политических, социальных и прочих безобразий… Люблю поругать страну, в которой живу… желательно у себя на кухне. И обязательно — с теми, кто живет со мною в этой стране бок о бок, точно так же, как я, ждет (или ждал, или будет ждать) своих детей на побывку из армии, платит неисчислимые налоги, потеет в жару и чинит вечно протекающую зимой крышу… С гостями же, иностранными журналистами и на выступлениях перед широкой аудиторией в разных странах я становлюсь — стыдно признаться! — неприличной и всесторонней заступницей этой крошечной, бурно-событийной страны, всегда как заноза в глазу торчащей на первых новостных полосах газет.

И лишь по одному поводу я не только позволяю посторонним в своем присутствии хаять этот Святой огрызок суши, но и хмуро поддакиваю: да, в Израиле ужасно водят! Да, хуже чем в Италии… Да-да, гораздо хуже, чем на Сицилии… О, да — почти так же ужасно, как в Москве!

Это я к чему? — учусь водить машину! Решилась, наконец, поменять свой транспортный статус. А получить водительские права в Израиле, это — как писали классики — не ешака купить. Предприятие суровое. Для начала нужно взять уроков столько, сколько тебе исполнилось лет по паспорту. А лет мне, уж признаюсь, не семнадцать. Хотя мой учитель Юра называет меня «девчонкой», как и всех своих учениц от 17 и до 87 лет.

— Девчёнкя, гонщица, не дави на газ! Та-а-рмози перед поворотом! Пропусти ту девчонку на «мицубиши».

(За рулем «мицубиши» восседает седовласая дама лет шестидесяти пяти, наверняка, какой-нибудь почтенный адвокат.)

Едва я сажусь за руль, закрепляю ремень и завожу двигатель, я знаю — что услышу.

— Вперед, на Варшаву! — восклицает Юра меланхолично. Человек он мягкий, дружелюбный, с бабами… то есть, с «девчёнкями», терпеливый, в отличие от многих учителей.

— Ты когда меня на экзамен выпустишь? — интересуюсь я. — Я уже замечательно езжу. И совсем не боюсь!

— А я боюсь, — грустно признается Юра. — Знаешь, сколько меня били? Я битый-перебитый весь… устал уже судиться со страховыми кампаниями… Я ж весь день в машине. А эти чокнутые израильтяне так ездят, что хочется пересесть в танк… О! О! (навстречу из переулка выскакивает такси, водители которых в Израиле с одной стороны невероятные виртуозы, с другой — невероятные наглецы. Юра бьет по тормозам, таксист тоже, оба размахивают руками с бешеной скоростью, и оба ругаются.)

— Видала это лысое чудо? — отдышавшись, говорит мой учитель. — Вот так, как он, не делай никогда!

В течение сорокапятиминутного урока нам подворачиваются самые разные случаи научиться на примерах «от обратного»:

— Видала, как тебя подрезала справа та седая девчёнкя на синем «ситроене»? Вот так, как она, не делай никогда!

Да, в Израиле ужасно ездят! Ежегодно публикуют данные о погибших на дорогах. Их значительно больше, чем жертв терактов и военных действий. Психологи, социологи, журналисты, министерство транспорта проводят опросы граждан, пытаясь выяснить и снизить причины столь безумного ежеминутного риска. Объяснения самые разные — тяжелый климат, национальный темперамент, недостаток общей культуры, социальная напряженность, нервные срывы… И так далее, и так далее… Хотя, непонятно — отчего это климат тяжелее, чем в Южной, например, Аризоне, а национальный темперамент круче, чем в Буэнос, например, Айресе?

«Ну, в самом деле, — вопрошает журналист на экране телевизора (а за спиной его вжикают по шоссе легковые автомобили, срезают и дырявят пространство мотоциклы и мопеды, ныряя между мчащихся машин). — Ну, почему, в самом деле, мы не умеем водить спокойно и культурно, по правилам, как в Германии, в Швейцарии, в Швеции, наконец?!»

Вопрос, что называется, риторический…

Вот сегодня у нас тяжелый день: выступаю в Кармиэле, это на севере, езды часа четыре… Готовимся с утра, причем, больше — психологически. В машину садимся, как истребитель садится в самолет. Пристегиваемся… «Ну, с богом!» — говорит мой муж, включая зажигание. И буквально сразу, еще на нашей улице, слева выскакивает, как черт из табакерки, серый «пежо», чуть не утыкается в нас, резко тормозит. За рулем — девушка, на вид лет четырнадцати. Лихо поворачивает, ложится на крыло, мчит дальше… Текст, посылаемый ей вдогонку нами обоими, я привести здесь не могу…

А на подъезде к Тель-Авиву, волочась в непонятной пробке минут сорок, переживаем еще одно потрясение: с леденящим воем мчатся «амбулансы», унося раненых или убитых.

На обочине мятый обугленный «шевроле», видимо, только что оттащили его с дороги.

На уцелевшем заднем стекле полустертая голубая наклейка: «Господи! Все мы дети Твои…»

— ЕСЛИ ИСХОДИТЬ ИЗ ВАШИХ КНИГ, В ИЗРАИЛЕ ВАМ ПРИШЛОСЬ ЖИТЬ НА «ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИЯХ», ЕЗДИТЬ ПОД ПУЛЯМИ. ИЗВЕСТНО, ЧТО ЖЕНЩИНЫ, ОСОБЕННО В ПЕРЕЛОМНЫЕ ПЕРИОДЫ ЖИЗНИ, ЛУЧШЕ АДАПТИРУЮТСЯ К НОВЫМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ, ВООБЩЕ, К НОВОМУ. СОГЛАСНЫ С ЭТИМ? И ЕСЛИ ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК, ТО КАКАЯ СИЛА ПОМОГАЛА ЛИЧНО ВАМ?