Читать книгу "Автомобиль Иоанна Крестителя - Елена Басманова"

– Да ведь Сайкин-то в России один был! – воскликнул капитан. – Да помер, царствие ему небесное. Книгоиздатель. Неужели не знаете?

– Лично не имел чести быть знакомым, – доктор откинулся на спинку стула и с тревожным любопытством рассматривал беспокойного капитана.

– А я вот имел! Был лично знаком! Он в своем издательстве выпустил в свет мою книгу. Почти одновременно с Конан Дойлем. Слышали? Весь Петербург зачитывается! И английским писателем, будь он неладен, и мной! Напрасно покойный Валентин Агафонович меня не послушал. Сначала надо было меня издавать, а потом уж Конан Дойла. А то путается под ногами, отвлекает читателя от главного. А главное изложено в моей книге «Как вырастить кактус».

– Погодите, – доктор остановил Суржикова, – а вы-то откуда знаете, как вырастить кактус?

Хозяин горделиво усмехнулся:

– Извольте пройти сюда!

Он подошел к высокой двустворчатой двери, ведущей в смежную комнату, и открыл ее. Взгляду пораженного доктора, на которого повеяло тропически влажным жаром, предстала необыкновенная картина: в помещении, призванном, очевидно, служить спальней, стояла посередине деревянная кровать, покрытая куском брезента, а вокруг нее – на полках, выставленных вдоль стен и возвышающихся до потолка, а также на множестве тумбочек и скамеечек размещались горшки с уродцами всех размеров и форм. Здесь были растения приземистые и вытянутые вверх, тугие и сморщенные – морские ежи, огурцы, тыквы, канделябры, кувшины, покрытые чешуей, сосками, вихрами, бородавками, колючками прозрачными и чисто белыми, рыжими, голубыми.

– Растения весьма неприхотливые. А коллекция – уникальная. Смотрите, какие красавцы. – Источавший нежность голос капитана вывел доктора из внезапного столбняка. – Господин Сайкин оценил.

– Он был у вас?

Доктор, который впервые видел такое собрание редких дорогих растений, встретить которые естественнее было бы в Ботаническом саду или у очень богатых коллекционеров, отнюдь не счел их красавцами, а напротив – испытал к колючим вечнозеленым уродцам что-то вроде неприязни. Кроме того, Клима Кирилловича поразил вид каменного котелка на прикроватной тумбе.

– Никак нет, уважаемый доктор, это я к нему наведывался! Другом своим его почитал, гордился его расположением. Не верите? Думаете, прихвастнул?

Вопросы летели уже в спину доктора, вернувшегося к столу, так как любоваться кактусами, окружавшими брезентовое ложе, он не желал.

– Все деньги на этих красавцев потратил. А сколько из морских походов привез? Род страсти. А господин Сайкин не только книгу мою выпустил, но и удостоил чести вместе сняться на фотографию. Не верите?

– Почему же? Верю, – сказал доктор, заполняя рецепт на настойку наперстянки. – Если у вас, господин Суржиков, при изменении атмосферного давления начинаются боли в сердце, рекомендую соблюдать постельный режим. Ориентируйтесь по своему барометру. Не выписать ли вам на всякий случай еще калибромати?

Краем глаза он видел, что больной его вовсе не слушает, а, открыв верхний ящик комода, перебирает его содержимое.

– Вот! Вот! Полюбуйтесь!

Суржиков положил перед доктором дешевую брошюрку, на которой действительно стояло имя капитана, и речь в ней действительно шла о кактусах. А следом за брошюркой показал снимок. Доктор с недоумением рассматривал фотографию. На ней вокруг круглого стола в кабинете на фоне стены, завешанной портретами, были запечатлены несколько человек, сидящих в креслах. Посередине – тучный бородатый господин с кривоватой улыбкой и выпяченной грудью.

– Это и есть знаменитый Сайкин, – уловив взгляд доктора, прокомментировал капитан. – А рядом с ним я. Узнаете? А элегантная дама с другой стороны – сама Елена Константиновна Малаховская, женщина необыкновенного ума, знаток Священного Писания и всякой там философии. Возле нее компаньон господина Сайкина, Сигизмунд Николаевич Суходел, ловкач и скряга, – аванса у него едва допросился. За ним господин Полянский – тот по костоправству специализируется, тоже книгу написал. Теперь видите, что я вращаюсь среди достойных людей.

– Вижу! – ответил доктор, внимательно разглядывая еще одну женскую фигуру. Лицо женщины было видно лишь наполовину. – А что за дама на заднем плане? – спросил он, думая о том, что, возможно, все эти люди сейчас сидят на скамьях в просторном коридоре Окружного суда, ожидая допроса в следственной камере Вирхова.

– А это, – вздохнул капитан, – дама не из нашего круга. Хотя дочь самого Сайкина. На снимок попала случайно. Обратите внимание на выражение ее лица. Пожаловала незадолго до съемки. Злющая, как мегера. Устроила отцу скандал. Нас, посторонних, не стеснялась. Едва утихомирили. Вот до чего эмансипация доводит. До отцеубийства.

Доктор поднял на хозяина недоуменный взгляд.

– Я про то, – капитан отвел глаза, – что не удивлюсь, если господин Сайкин погиб не своей смертью. Ибо при мне – при нас всех! – кричала, что у нее остался единственный выход – убить отца!

Глава 8

Контора издательства покойного Сайкина помещалась в его же квартире на Стремянной. Именно туда на другой день после обнаружения трупа книгоиздателя и успешного установления его личности направился Карл Иванович Вирхов, захватив с собой своего подающего надежды помощника Тернова. По сообщениям экспертов, смерть Сайкина наступила в силу естественных причин, и дело можно было бы считать закрытым. Однако старого следователя мучили сомнения. Карл Иванович вполне мог представить, как, падая, потерявший сознание человек роняет кресло. Он допускал, хотя с трудом, что пузырек с чернилами, зажатый зачем-то – зачем? – в руке несчастного, мог опрокинуться тому на лицо. Но осыпать себе грудь, плечи, ноги обрывками бумаг потерявший сознание человек явно не мог. Сообщение злобной Манефы о неизвестном ночном визитере Вирхова не удивило. Он предполагал нечто подобное. Беспокоили его и котелок с флаконом своей неуместностью на столе. Опытный следователь хотел переговорить с сотрудниками книгоиздательства, а по возможности и с домочадцами.

В назначенный час в обширных апартаментах их встретил компаньон покойного книжного воротилы Сигизмунд Николаевич Суходел – низкорослый, худой человечек со впалыми щеками и абсолютно лысой головой. Он был бледен и растерян.

– Беда-то какая, – он робко поглядывал на казенных гостей. – Валентин Агафонович был большим человеком, на нем все держалось: умел и средства находить для поддержания издательства, и расположить к себе нужного человечка. И супруга его изволит лечиться грязями в Биаррице. Уже оповестили. И Варвары Валентиновны дома нет.

Для нужд издательства в апартаментах были отведены две комнаты: в одной из них, поменьше, сидели две бледные барышни и курьер для связи с типографией, другая, значительно больше, служила приемной Сайкина. Кроме того, имелась еще каморка, именуемая личным кабинетом компаньона, Сигизмунда Николаевича Суходела. Компаньон пригласил визитеров в самое просторное, несколько мрачное помещение, уставленное шкафами с книгами самых разных размеров. Книги и брошюрки лежали и на круглом столе посредине комнаты, и на письменном столе, и на креслах. Простенки между шкафами покрывали портреты известных писателей и личностей незнакомых.