Читать книгу "Пленник страсти - Джорджет Хейер"

Именно в этот замок и направлялся Николас ясным весенним днем. Показались ворота. Они были широко распахнуты, открывая широкую подъездную аллею, по обеим ее сторонам зеленели аккуратные лужайки, а вдалеке поднимались высокие стены замка. Сэр Николас подъехал поближе и издал громкий клич, эхом прогремевший под аркой ворот. На пороге своего домика показался привратник и, едва увидев гостя, поспешил вперед, широко улыбаясь хозяину, которого не видел вот уже год.

— Ба, кому же еще это быть! Это конечно же мастер Ник!

Боваллет нагнулся, протягивая ему руку в беззаботном жесте приветствия.

— Ну, как вы тут, старина Самсон? Как мой брат?

— Хорошо, хозяин, хорошо, да и миледи тоже, — ответил Самсон, опускаясь на колено, чтобы поцеловать руку господина. — Неужто вы наконец вернулись домой, сэр? Нам так не хватает вас!

Боваллет только пожал плечами и покачал головой.

— Нет, нет, здесь нужен именно мой брат.

— Он настоящий лорд, — согласился Самсон. — Но земли Боваллетов никого не рады видеть так, как сэра Николаса, когда он возвращается домой.

— Ах, ты, льстец! — засмеялся Боваллет. — Что же я такого сделал для вас?

— Тут совсем иное, хозяин, — Самсон покачал головой и ничего больше не сказал.

Сэр Николас засмеялся, помахал ему рукой и проехал под аркой.

Широкие ступени вели прямо на террасу. По бокам лестницы стояли подрезанные тисы в кадках, а над дверями, на каменном щите, был вырезан герб Боваллетов. Сверкали на солнце стекла узких, изящных окон. Подоконник каждого окна заканчивался каменным свитком, серый цвет которого гармонировал с теплым тоном красного кирпича. Крыша замка была покрыта красной черепицей, дверь дома была открыта, чтобы впустить теплое весеннее солнце.

Сэр Николас легко спрыгнул с седла, бросил поводья Джошуа и взбежал вверх, перепрыгивая через ступени. Как мальчишка, он приложил ладони ко рту и громко крикнул:

— Hola[48], кто-нибудь! Неужели некому сказать Нику: «Добро пожаловать»?

В ту же секунду в верхних окнах появились головы. Горничные засуетились, передавая друг другу шепотом: «Сэр Николас вернулся домой!». Началось спешное приглаживание помявшихся за работой платьев и подкручивание аккуратных локонов. Сэр Николас вполне мог влепить звучный поцелуй самой хорошенькой, не обращая внимания на смущенный протест миледи.

Мастер Доусон, дородный и осанистый, уже много лет служивший стюардом, услышал шум в дворецкой и поспешил выйти на солнечный свет. За ним поспешили двое лакеев, а следом и почтенная Марджери, желавшая первой обнять своего любимца. Она обогнала мастера Доусона в дверях, без всякого стеснения поднырнув у него под рукой.

— Голубчик мой! — запричитала эта невысокая старушка с морщинистым лицом, в чопорном белом чепце. — Мой ягненочек! Неужели это правда ты?!

— Собственной персоной! — смеясь, ответил сэр Николас, обнимая ее. Он крепко прижал ее к себе, не давая старушке в полной мере выразить свои эмоции. «Да он просто негодник, настоящий сорви-голова, бесстыдник, раз вот так обнимает пожилую женщину на глазах у всех! Да как же он загорел!» Она могла поклясться, что он даже подрос еще немного, но вот только больно уж он худой… Может, болеет? Ну, разве это дело — уезжать так надолго, а вернуться только затем, чтобы смеяться над своей старой няней. Она обнимала его, гладила его руки, не забывая между делом пощупать материал на его плаще. Опять расточительство! Отличный материал, она могла поклясться! Со шнурками и золотыми кисточками! Но тише, тише, вон идет милорд поприветствовать его.

Милорд невозмутимо вышел из дома, запахивая обшитым серым беличьим мехом халат и поправляя плотную шапочку. На шее у него блестела золотая цепь. Милорд носил широкую бороду и немного походил на священника. Если у Николаса волосы были темные, то у его брата — светлые, а в его голубых глазах не хватало искорки, горевшей во взоре младшего брата. Милорд был человеком высоким, осанистым с величественной походкой.

— Ну, Ник! — сказал он с подобием улыбки. — Миледи услышала крики и суету и сразу сказала, что, должно быть, это Ник вернулся домой. Как ты, малыш?

Братья обнялись.

— Как видишь, Жерар. А ты?

— Ничего… В феврале меня трепала лихорадка, но все, к счастью, прошло.

— Вечно ему нужно ездить в Кэмбриджшир, в этот сырой и нездоровый замок, — произнес унылый голос. — Я знала, чем это кончится. Я с самого начала могла сказать, что дело кончится лихорадкой. Дорогой Николас, я вас приветствую.

Николас повернулся, чтобы поздороваться с миледи Боваллет, поцеловал ей руку, как это и полагалось, а затем чмокнул ее в губы.

— В хорошем ли здравии нахожу я вас, сестра?

— Ник! — женщина слабо покраснела и погрозила ему пальцем. — Все такой же стремительный! Да нет, зима была холодная, гораздо холоднее, чем все прежние, не так ли, милорд? — и это сказалось на моем здоровье. На Новый год меня мучил озноб. Затем на Сретенье все повторилось, и я чуть было навсегда не распрощалась с жизнью.

— Наступает весна, и теперь вы окрепнете, — предположил Николас.

Она с сомнением покачала головой.

— Правда, Николас, мне бы очень этого хотелось, но ведь у меня крайне слабое здоровье, вы же знаете.

Жерар прервал эти жалобы.

— Я вижу, ты привез с собой этого бездельника, — сказал он, кивком указывая на Джошуа, которого обступили лакеи. — Ну как, удалось тебе его вышколить?

— Черта с два, брат. Джошуа! Подойди, негодник, поздоровайся с милордом! — Он обнял миледи за талию и повел ее в дом. — Пойдемте, Кейт. Сегодняшний ветер может снова уложить вас со вторым приступом лихорадки.

Миледи пошла с ним, протестуя.

— Ник, Ник, ну как же так? Если я заболею, это будет уже не второй, а скорее шестой или седьмой приступ… Стоит мне выздороветь, как я снова вынуждена лежать. Но пойдемте в зал. Там разожгут камин и принесут вам вина. У нас есть еще мартовское пиво двухлетней выдержки. Доусон! Доусон, принесите… Ах, он ушел! Ничего, пойдемте в дом, Николас, а то вы простынете после быстрой езды!

Они прошли по короткому коридору в большой зал. Это было громадное помещение. Высоко над их головами перекрещивались дубовые брусья. Громадные окна были прорезаны на высоте человеческого роста. Каменные стены покрывали дубовые панели. В одном конце зала, освещенный лучами солнца, падавшими сквозь окна на фронтоне, стоял на почетном помосте[49]длинный стол, окруженный скамьями. Напротив него в огромном камине жарко пылали поленья. Над высокой каминной полкой, поддерживаемой резными пилястрами, красовались охотничьи трофеи милорда. Пол был застлан рогозом[50], смешанным с лепестками розмарина[51], по обеим сторонам камина стояли лари внушительных размеров, являвшиеся одновременно и сиденьями. Около стены были чинно выстроены обитые дорогим полотном стулья.