Читать книгу "Пьеретта - Оноре де Бальзак"

Ни сестра, ни брат не допускали возможности любви и привязанности, а Пьеретта была сама любовь. Полковник Гуро, стремившийся угодить мадемуазель Рогрон, оправдывал ее во всем, что касалось Пьеретты. Вина тоже поддакивал обоим родственникам, когда они нападали на девочку; он приписывал ее мнимые проступки «бретонскому упрямству» и утверждал, что нет такой силы, которая бы с этим упрямством справилась. С необычайной ловкостью обхаживая Рогрона, оба льстеца добились у него в конце концов залога для газеты «Провенский вестник», а у Сильвии — покупки акций этой газеты на пять тысяч франков. Полковник и стряпчий начали кампанию. Сто акций по пятьсот франков размещены были среди избирателей, которые некогда приобрели землю, национализированную во время революции, а теперь испытывали страх за свою собственность, подогреваемый либеральными газетами; среди фермеров и лиц, ведущих, как говорится, независимое существование. Полковник и Винэ протянули свои щупальца по всему департаменту и проникли даже за его пределы, в некоторые смежные общины. Каждый акционер становился, естественно, и подписчиком. Судебные и прочие объявления разделились между «Ульем» и «Вестником». В первом же номере новой газеты появилась высокопарно-хвалебная статья, посвященная Рогрону. Рогрон изображался в ней провенским Лаффитом. Когда общественные настроения получили какое-то руководство, ясно стало, что на будущих выборах предстоит большая борьба. Прекрасная г-жа Тифен была в отчаянии.

— Я позабыла, к несчастью, — сказала она, читая статью, направленную против нее и Жюльяра, — что подле дурака всегда найдется жулик и что глупость всегда притягивает к себе какого-нибудь умника.

Как только газета распространилась на двадцать миль в округе, Винэ завел новый фрак, приличные сапоги, новые панталоны и жилет. Он стал носить пресловутую серую шляпу — отличительный признак либералов — и щеголять тонким бельем. Жена его наняла служанку и оделась, как подобает супруге влиятельного лица, у нее появились красивые шляпки. Винэ проявил из расчета благодарность к Рогронам. Стряпчий и его друг Курнан — нотариус либеральной партии и конкурент Офре — стали советчиками Рогронов и оказали им две существеннейшие услуги. Срок арендных договоров, заключенных Рогроном-отцом в 1815 году при очень неблагоприятных условиях, уже истекал. С того времени садоводство и огородничество вокруг Провена чрезвычайно развились. Стряпчий и нотариус приложили старания, чтобы при новых договорах доход Рогронов увеличился на тысячу четыреста франков. Винэ выиграл у двух общин процессы, касавшиеся древесных насаждений — пятисот тополей. Вырученные за них деньги вместе со сбережениями Рогронов, уже в течение трех лет помещавших по шести тысяч франков под большие проценты, были очень ловко употреблены на приобретение участков, вклинившихся в их владения. Наконец Винэ затеял и выиграл тяжбу с несколькими крестьянами, которые получили когда-то ссуду у отца Рогрона и, выбиваясь из сил, удобряли и обрабатывали свою землю, тщетно стараясь расплатиться. Ущерб, нанесенный капиталу Рогронов перестройкой дома, был, таким образом, с избытком возмещен. Их земельные участки, разбросанные вокруг Провена, выбранные стариком Рогроном так, как умеет выбрать только трактирщик, разделенные на небольшие фермы (самая крупная из них не превышала и пяти арпанов), были отданы в аренду людям состоятельным — почти у каждого из них была также и своя земля; арендная плата, обеспеченная закладной, приносила на ноябрь 1826 года, ко дню св. Мартина, пять тысяч франков дохода. Налоги уплачивали сами фермеры, Рогронам не приходилось расходоваться ни на поддержание строений, ни на их страхование от пожара. У брата с сестрой было на каждого по четыре тысячи шестьсот франков дохода с государственного пятипроцентного займа. И так как курс этих облигаций был выше номинальной их стоимости, стряпчий рекомендовал приобрести на них землю, утверждая, что он с помощью нотариуса не даст Рогронам потерять хотя бы грош на этой сделке.

Жизнь Пьеретты к концу этого второго периода стала так тяжела, полное безразличие к ней всех, кто постоянно бывал в доме, и глупая ворчливость ее родных, отсутствие у них всякой нежности стали для нее так мучительны, она так явственно чувствовала холодное дыхание смерти, что решилась на отчаянный поступок: добраться пешком, без денег, до Бретани и разыскать там деда и бабку Лорренов. Но два события помешали ей в этом. Старик Лоррен умер, и опекунским советом, собравшимся в Провене, Рогрон назначен был в опекуны своей кузине. Если бы бабушка Пьеретты умерла первой, Рогрон, по наущению Винэ, несомненно потребовал бы обратно у ее деда восемь тысяч франков, принадлежавших Пьеретте, и довел бы его до нищеты.

— Вы ведь можете оказаться наследником Пьеретты, — с отвратительной улыбочкой заявил Винэ галантерейщику. — Как знать, кто кого переживет!

Уразумев все значение этих слов, Рогрон не оставлял в покое вдову Лоррен, должницу своей внучки, пока не заставил ее закрепить за Пьереттой в качестве прижизненного дара восемь тысяч франков во владение, без пользования доходами; издержки он взял на себя.

Пьеретта была глубоко потрясена смертью деда. Этот жестокий удар постиг девочку, когда возник вопрос о ее первом причастии — другом событии, удержавшем ее в Провене. Простому и столь обыкновенному обряду этому суждено было вызвать крупные перемены в доме Рогронов. Сильвия узнала, что юных Жюльяров, Лесу-ров, Гарсланов и других готовил к причастию священник Перу. Для нее стало вопросом чести заполучить для Пьеретты викария, у которого аббат Перу был под началом, — самого г-на Абера, по слухам — члена конгрегации, человека, рьяно пекущегося об интересах церкви и внушавшего в Провене страх, человека, скрывавшего большое честолюбие под суровой незыблемостью своих принципов. Сестра этого священника, тридцатилетняя дева, держала в городе пансион для девиц. Брат и сестра очень походили Друг на друга: оба угрюмые и худые, оба черноволосые, с землистым цветом лица. С малолетства привыкшая, как всякая бретонка, к поэтической обрядности католической религии, Пьеретта открыла свое сердце и слух для поучения этого пастыря, умевшего внушать к себе уважение. Страдания располагают к набожности, а в юном возрасте почти все девушки, со свойственной им бессознательной потребностью в нежности, тянутся к темным глубинам религии — мистицизму. Семена церковных, догматов и евангельских поучений, посеянные священником, попали, таким образом, на благодарную почву. Пьеретта сразу отказалась от своих прежних намерений. Она полюбила Иисуса Христа — небесного жениха, с которым обручают молодых девушек во время их первого причастия; ее телесные и душевные страдания приобрели смысл, ее научили видеть во всем перст божий. Душа ее, так жестоко израненная в доме Рогронов, — хотя у девочки и не было прямого повода обвинять своих родных — нашла прибежище там, куда устремляются несчастные, поддерживаемые и окрыляемые тремя главными христианскими добродетелями. И она оставила всякую мысль о побеге. Сильвия, удивленная переменой, которая произошла в Пьеретте под влиянием г-на Абера, преисполнилась любопытства. Так г-н Абер, подготовляя Пьеретту к первому причастию, завербовал для бога и заблудшую душу Сильвии. Она впала в благочестие. Что же касается Дени Рогрона, то предполагаемому иезуиту не удалось уловить его в свои сети, ибо в те времена дух его либерального величества в бозе почившего «Конститюсьонеля I» оказывал на некоторых глупцов большее влияние, нежели дух церкви, — и Дени оставался верен полковнику Гуро, Винэ и либерализму.