Читать книгу "Победитель свое получит - Светлана Гончаренко"

– Н-не сильно, – ответил Илья.

Он вообще никогда не заикался, но тут почему-то вырвалось.

– Сойдет! – обрадовался Кирилл. – Теперь скажи Виталику что-нибудь злое, агрессивное. – И Попов указал на студийца, только что клавшего ногу Илье на шею.

– Пошел вон, – с чувством сказал Илья.

– Громче! Открыто! В лицо! – потребовал Кирилл.

– Пошел вон!!

– Изо всех сил! Это твой враг! Он убил твоего папу!

– Пошел вон!!!

Попов облегченно откинулся на спинку кресла:

– И темперамент есть. Отлично! А не Лаэрт ли ты у нас? Ну-ка, еще пройдись!

Илья побрел к краю сцены, украдкой взглядывая на Тару. Та демонстративно изучала темный потолок.

– Ходишь ты скверно – зажат, – огорчился Кирилл Попов. – Увы, не Лаэрт! Посиди уж лучше в шпагате. Впрочем… Возьми-ка вон тот веник и пронзи им Виталика!

Вот где Илья не подкачал! Он сделал один из своих коронных нордических выпадов и с хрустом ткнул растопыренным веником в Виталикову грудь.

– Ты что, охренел? – возмутился Виталик, отряхивая пострадавшую толстовку.

– Вот это темперамент! Есть у нас Лаэрт! Есть! – закричал Кирилл Попов и звонко забарабанил по чему-то невидимому из-за кресел – должно быть, по собственному животу.

– А как же Хрунов? – спросил Виталик.

– Что Хрунов? Он только что из наркологии выписался – вялый, просветленный. Темперамент нулевой! Зато растяжка у него есть – пусть и сидит на шпагате. Тебя как зовут, Лаэрт?

– Илья Бочков.

– Илья Бочков? Пойдет! На репетиции чтоб ходил, не то убью. Будешь ходить? Завтра придешь? В семь?

– Обязательно.

– Тогда на сегодня все. По домам!

Студийцы потянулись со сцены. Кирилл стал протискиваться к двери из кресел, придерживая обеими руками полы пиджака.

Илья устремился было за Тарой, но Попов окликнул его:

– Бочков!

Илья оглянулся.

– Ты, Бочков, хоть понял, что тут происходит?

Илье было нечего ответить.

Попов подошел к нему вплотную и задумчиво положил ладонь на плечо новобранца. Вблизи он оказался гораздо моложе, чем Илья думал. Голова Попова была выбрита очень тщательно, а усы и борода – крайне небрежно и давно. Все это старило руководителя студии.

Крупные глаза Попова глядели строго, маленький рот сжался в точку.

– Я готовлю свою версию «Гамлета». Слыхал такое название?

Илья неуверенно кивнул.

– Ты Лаэрт, а Виталик – Гамлет, – пояснил Попов. – Ты его убьешь, а он тебя. Ясно? Все просто! У тебя получится.

– «Гамлет»? – вдруг засомневался Илья. – Кажется, припоминаю… Мы в школе проходили. Это ведь какая-то пьеса?.. Это что, и слова учить придется?

Кирилл гневно повел темными глазищами:

– Никаких слов! Это современный театр, это мой авторский проект! Слова давно умерли. Они не нужны, они мешают. Открытая эмоция, пластические импровизации, звук, свет! Впрочем, текст тоже будет, но тот, который сам собой вырвется у актеров именно в эту минуту, прямо на сцене. Уникальный текст – прямо из глубин подсознания! Сегодня он один, а завтра самочувствие другое – и текст другой.

– И слова учить не надо?

– Ни в коем случае! Никакой формалюги, никакой зубрежки! Только свежесть и непредсказуемость реакции. Актеры в моем проекте прямо с улицы. Ты вот что сегодня Виталику говорил?

– «Пошел вон»…

– Отлично – экспрессивно, точно! По существу! Но это было сегодня. Завтра ты найдешь другие слова. Я даже против так называемого ненорматива ничего не имею. Шекспир умер, причем довольно давно, а мы-то с тобой живы. Все, пока! Иди… Но растяжкой тебе все равно заняться надо. Без растяжки никуда!

На ходу благодарно кивая, Илья выбежал в полутемный коридор – ему не хотелось упустить Тару. Да и заблудиться в лабиринтах Дворца металлистов он боялся. Поэтому он увязался за девичьей группкой и добрался до вестибюля.

На вахте все так же восседал угрюмый старец. Он читал ту же статью на том же, судя по картинке, месте.

Тара стояла у большого зеркала и поправляла волосы надо лбом.

Илья подошел к ней, сказал чужим тихим голосом:

– Здравствуй, Ксюша.

– Привет.

– Тебя проводить… можно?

– Можно.

Они вышли на высокое крыльцо, где фонарю с горем пополам удавалось осветить сеяние мелкого дождика у верхней ступеньки. Сделать хоть что-то с темнотой прочего мира этот жалкий светоч был бессилен. Темнота дышала свежестью и счастьем.

Пока Илья раздумывал, что бы такое сказать, из Дворца выскочил Кирилл Попов. Был он в короткой курточке и белом шарфе. Он спустился на тротуар неожиданно легкими и быстрыми прыжками, хотя был коренаст и плотен.

Попов не пошел по асфальтовой дорожке, а совершил еще один прыжок, в кусты. Оказывается, там стояла машина, незаметная в потемках. Нежно щелкнула дверца. Машина мигнула огнями и ушла в темноту так же легко и упруго, как сам Кирилл Попов только что скакал по ступенькам.

Тара раскрыла зонтик и сказала:

– Он гений.

– Да ну! – не поверил Илья.

Прыжки Попова его удивили, но до гениальности не дотягивали.

– Нет, он настоящий гений! Лучший режиссер в Нетске. Неужели ты никогда о нем не слышал? Он сейчас со всеми в городе перессорился, вот и торчит в этом глупом Дворце. Но это ненадолго, до конца проекта.

– Так ты актриса?

– Студия Попова полубюджетная, – начала объяснять Тара. – Создана только на один проект. У нас есть и профессионалы, Виталик, например, или Катя Пюсова, есть и такие, как я.

– А ты?..

– Вообще-то я учусь в мясо-молочном колледже, на менеджменте. В театральный я два раза провалилась, но у меня еще есть три попытки. А в рекламе я просто подрабатываю.

Вот когда Илья горько пожалел, что не послушался матери и не пошел по фамильной молочной линии! Теперь он был бы рядом с Тарой каждый день! Может, даже сидел бы рядом на каких-нибудь занятиях по молоку или мясу. Тогда ему ничего не стоило бы просто повернуть голову и увидеть ее – воздушную полосу волос, чудный коротконосый профиль и темный цветок густо накрашенного глаза.

Чтобы поглядеть на это чудо сейчас, Илье приходилось наклоняться и заглядывать под зонтик. Дождь шел такой мелкий, что совсем не было слышно, как он стучит. Но зонтик Тары все-таки был мокрый. Его ребристый купол блестел и ловил отсветы редких фонарей и желтых окошек ближних домов.

Волосы и лицо Ильи тоже стали мокрыми. Дождь обдавал прохладой и почти нечувствительно исчезал на горячих щеках. Люблю тебя, Тара (или лучше все-таки Ксюша?)… Люблю тебя, Тара! Дорога пусть будет длиннее, чем вечер, длиннее, чем ночь…