Читать книгу "Наши нравы - Константин Михайлович Станюкович"

тебя озолочу… царицей сделаю… ничего для тебя не пожалею… Брось мужа, брось эту клетку… не по тебе она… Скажи только слово… Сто, двести тысяч сейчас брошу к твоим ногам, это наплевать… Слышишь?

Он больше говорить не мог… Близость «малютки» опьянила его, и Савва, словно зверь, обхватил Валентину, стал душить ее в своих мощных объятиях…

Она теперь не вырывалась и крепко прижималась к нему, точно испуганная голубка, как бы ища на широкой груди его любви и защиты.

Никто не заметил, как в это время тихо отворились двери из детской, и из дверей высунулось бледное задумчивое личико мальчика… Он увидал, как сжимал этот красивый косматый господин в своих объятиях маму, и лицо его исказилось страданием. Осторожно притворил он двери и, бросившись ничком на диван, тихо зарыдал сдержанными рыданиями. Пришла няня, ребенок поспешно вытер слезы и заходил по комнате с серьезным сосредоточенным выражением на своем бледном страдальческом лице.

Когда Трамбецкий вернулся домой, мальчик как-то особенно нежно бросился ему на шею. Они обедали вдвоем. Валентины не было дома.

Над Валентиной взошла звезда. Савва Лукич только ждал ее приказаний, где нанять дачу, как омеблировать квартиру на зиму, куда положить пятьдесят тысяч на ее имя… Оставалось скорее расстаться с этим постылым мужем и пожить, наконец, так, как ей хотелось. Разве она до сих пор жила? Разве так надо жить? О, скорей бы только Кривский исполнил свое обещание, и она могла бы быть вполне защищена от притязаний тирана мужа… Разве расстаться с сыном? Ни за что! Но если муж будет грозить скандалом? Если он на все решится из-за сына? Он так любит его… Но разве и она не любит? Разве можно оставлять мальчика на руках у такого негодяя?..

— И чего он живет? Он так глухо закашливается и так порывисто дышит, а все-таки живет!.. — говорила Валентина, вспоминая удушливый кашель, доносившийся до ее ушей из дальней комнаты, где жил ее муж. Она видела, что муж все-таки любит ее, и — странное дело! — сознание, что она возбуждает любовь в муже, которого она презирала и боялась, было приятно ей. Это было какое-то злорадное чувство, чувство мести за прошлую жизнь, вину которой она слагала на мужа. Она должна блистать. Ей должны поклоняться… Ей нужны роскошь, золото, блеск, ослепительный блеск, а что он дал ей?..

Так размышляла Валентина, покачиваясь на подушках извозчичьей кареты, которая везла ее к Евгению Николаевичу Никольскому.

Валентине говорили, что он может дать хороший совет и напомнить о ее деле Кривскому, так как Никольский очень близок к Кривскому, и вообще этот «солидный молодой человек» имеет большие связи и, вероятно, примет участие в бедной молодой женщине. И вот Валентина решилась поехать к Никольскому и поговорить с ним, в ожидании ответа от Кривского.

«Надеюсь, он обратит внимание на мое положение!» — думала Валентина, охорашиваясь перед зеркалом в швейцарской большого дома в Офицерской улице и спрашивая швейцара: можно ли видеть Евгения Николаевича.

— Они дома. Пожалуйте!

Валентина Николаевна поднялась в четвертый этаж и через несколько секунд была введена в кабинет Евгения Николаевича.

— Они сейчас выйдут! — проговорил лакей, предлагая ей садиться.

Валентина Николаевна взглянула в зеркало, поправила свои чудные волосы и, усевшись на диван, стала перелистывать альбом, как через несколько минут в соседней комнате раздались шаги, и на пороге появился красивый белокурый молодой человек лет тридцати, в вицмундире. Приблизившись к ней, он поклонился, пожал дружески руку и ласковым тоном сказал:

— Я к вашим услугам, Валентина Николаевна… Я знаю о вашем деле и собирался на днях приехать к вам, чтобы побеседовать по поручению Сергея Александровича.

VII

СОЛИДНЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК

«Где видела она этого серьезного молодого человека?» — припоминала Валентина, всматриваясь в строгое, бледное лицо с шелковистыми светло-русыми бакенбардами и такими же гладко зачесанными назад, без пробора, мягкими редкими волосами. «Где видела она его?» — спрашивала себя молодая женщина, чувствуя почему-то неловкость под резким, чуть-чуть насмешливым взглядом серых стальных глаз.

В каком-то тумане ее разнообразного прошлого припоминались ей знакомые черты этого лица и мягкие, вкрадчивые звуки тонкого голоса. Но когда и где встречалась она с этим бледнолицым солидным молодым человеком? В деревне? За границей? Здесь, в Петербурге?

Валентина припоминала и не могла припомнить.

Евгений Николаевич сел против молодой женщины и продолжал:

— Его превосходительство принимает большое участие в вашем положении. Ваша правдивая исповедь произвела на доброго, мягкого старика сильное впечатление, но так как справедливость прежде всего, то Сергей Александрович поручил мне собрать необходимые сведения и доложить ему, чтобы он имел право просить за вас, основываясь на данных. Вы, вероятно, знаете, что эти дела от нас непосредственно не зависят. Я постараюсь добросовестно выполнить поручение его превосходительства и…

Евгений Николаевич на секунду остановился.

— И что же? — тихо пролепетала Валентина, поднимая испуганные глаза на Никольского.

— И, разумеется, сведения оказались самые для вас благоприятные! — проговорил Никольский, глядя на Валентину с нескрываемой насмешливой улыбкой.

«Чего он так странно улыбается?» — со страхом думала Валентина, смущаясь все более и более и недоумевая, как держать себя с этим господином.

— Ваш супруг, господин Трамбецкий (произнося эту фамилию, глаза Евгения Николаевича вспыхнули недобрым огоньком и тонкие губы искривились злой улыбкой), ваш супруг такой господин, с которым порядочной женщине, как вы, разумеется, жить невозможно…

«Он знает его?» — промелькнуло в головке «доброй малютки»; от нее не скрылось выражение лица собеседника, когда тот произнес фамилию мужа, и глаза ее просветлели. С любопытством и страхом ждала она, что скажет Никольский.

— Я знавал вашего супруга!.. — тихо проговорил Евгений Николаевич и прибавил: — Он, кажется, недавно получил место?

— Да, в конторе у нотариуса.

— Вы знаете через кого?

— Наверное, не знаю… Кажется, за него хлопотал какой-то студент, я не припомню его фамилии. Он часто бывает у мужа. Такой белокурый господин с черными глазами.

— Вероятно, господина Трамбецкого и оттуда скоро выгонят?

— О, этот человек нигде не уживется! А если бы вы знали, Евгений Николаевич, как он со мной обращается!

— Знаю, знаю, дорогая Валентина Николаевна. Я ведь и вас хорошо знаю, но только вы не узнали меня или не хотите узнать! — улыбнулся Никольский.

— Извините… Я припоминала… припоминала и не могла вспомнить. Вижу знакомое лицо, а где встречалась с вами, решительно забыла… Извините…

— Не извиняйтесь, Валентина Николаевна. Вам меня не мудрено было и забыть, но мне трудно было бы забыть вас. Помните в В. молодого скромного чиновника, носившего