Читать книгу "Королевский выбор - Эмилия Остен"

Отец, в бархатной синей мантии с вышитым серебряными нитками гербом Фасинадо, в светлом королевском костюме, что надевал для советов, казался бледным и усталым. Профессиональная усталость королей — веки так и норовят сомкнуться, потому что на сон остается мало времени. Рамиро и в себе чувствовал этот звон усталости, ее непрерывный зов. Иногда сон казался холодной темной рекой, что так и манит войти. Рамиро знал, что Марко не ограничивает себя в сне, но не завидовал — для того не было причин. Jedem das seine, как говорят немцы. Каждому свое.

Советники, тридцать мужчин, представителей самых уважаемых и знатных семейств острова, тоже щеголяли в мантиях, украшенных стилизованными изображениями чаек. Все, кроме кардинала де Пенья, чья алая сутана пламенела, словно рассвет: на Фасинадо признавали власть Ватикана, а значит, и ватиканских ставленников. Впрочем, кардинал де Пенья, коренной островитянин, питал к своей родине гораздо более пылкие чувства, чем к далекому и практически сказочному государству, впившемуся в Рим, словно клещ в собачье ухо.

Как только Рамиро занял свое место, поднялся сеньор-распорядитель, стукнул по столу витым жезлом и объявил совет открытым. Рамиро запустил пальцы в волосы, ощущая, что они растрепались, но не имея никакого желания их приглаживать, и слушал ритуальные речи, предварявшие каждый совет вот уже много веков. Формулировки менялись, но незначительно. Раньше эти речи произносились на латыни, теперь — на испанском, что показывало близость к мадридскому королевскому двору. Хотя Мадриду всегда было наплевать на Фасинадо, что правда, то правда. Кому нужен этот клочок земли, кроме тех, кто живет здесь?..

Слушая напевную речь сеньора-распорядителя, Рамиро обегал глазами тех, кто сидел за полумесяцами столов, привычно отмечая союзников, прикидывая расстановку сил. Вот первый министр, Амистад Корнелио де Моралес — еще один шут, в пару к Лоренсо, который сейчас привычно занял место чуть дальше за троном. Возраст Амистада приближался к семидесяти, старик всюду ходил с тростью и жаловался на болезни, однако Лоренсо по секрету шепнул Рамиро, что первый министр гораздо крепче, чем кажется. Просто дурака валяет, расставляет ловушки на тех, кто стремится воспользоваться его кажущейся немощью и перетянуть на свою сторону в вечных спорах — и каждый раз Амистад выигрывает. Рамиро многому научился у него, очень многому.

Вот кардинал де Пенья, сложил пухлые пальцы на объемистом животе, смотрит обманчиво-ласково, глаза вроде бы тусклые, будто скоро похрапывать начнет — но у него лисий слух и собачья преданность. Кардинал любил старшего из принцев Домингосов, частенько баловал его не только проповедями, но и рассказами о Европе, в которой прожил пятнадцать лет, обучаясь в семинарии в Риме и делая там же карьеру. У него Рамиро учился не верить никому и вместе с тем — доверять, потому что есть люди, чье предназначение — служить, служить верно и беспрекословно, так, как того желает Бог.

Вот другие, до боли знакомые лица, молодые и старые, красивые и невыразительные, и все это — его люди. Вернее, люди отца, но вместе с тем — и Рамиро, потому что он — продолжение отца, его правая рука, его глаза и уши. Как жаль, что Марко этого не понимает. Иногда младший брат называл старшего фанатиком, помешанным на политике и интересах государства, но Рамиро вовсе не чувствовал себя помешанным. Сумасшествия и страсти в его действиях было не больше, чем в работе какого-либо механизма. Мельница крутится, потому что на нее льют воду, и зерно превращается в муку. Принц Рамиро Эстебан Хорхе лос Домингос де Сантана работает, потому что живет этим, он не может не дышать, не может отказаться от того, кто он есть. Само его рождение — это выбор. Выбор за него. Так захотел Бог. Так жизнь захотела. Как можно против этого идти?

Ты просто исполняешь свое предназначение — и все.

— …Королю и Фасинадо, нашей родине, ковавшей свою историю на протяжении веков, — услышал Рамиро окончание речи сеньора-распорядителя и поднял голову.

— Благодарю вас, граф Вилларес, — произнес Альваро, и сеньор-распорядитель, глубоко поклонившись королю, сел. Церемонии на этом заканчивались, и начинался обычный человеческий разговор. — Полагаю, совет хочет выслушать моего сына Рамиро, только что возвратившегося из Флоренции с новостями.

Рамиро встал, одернул сюртук (попался какой-то неудобный), заложил руки за спину и, выйдя на шаг вперед, изложил совету все то, что поведал отцу получасом ранее.

Впрочем, одного он не сказал: того, что жгло его душу с тех самых пор, как лорд Эверетт произнес свое предложение. Женитьба на Чарити и списание всех долгов. Совету это знать вовсе не следует, учитывая то, что Рамиро достаточно ясно ответил банкиру Эверетту — и к тому же это было несправедливо по отношению к такой очаровательной девушке, как Чарити. Принцу казалось, что она заслуживает лучшего, чем оказаться прикованной к островной политической машине, о которой понятия не имеет. Мало ли что рассказывал ей отец и сам Рамиро; изнутри все всегда по-другому. Ей нужно найти подходящего молодого человека, влюбиться в него, выйти замуж, а не стать заложницей чужих долгов. Стремления лорда Эверетта понятны — не каждый раз выпадает шанс сделать дочь принцессой, за это можно и долги списать, особенно это легко для человека столь богатого. Но вся душа Рамиро противилась подобному решению, а он привык действовать по велению души — с долгом оно обычно не расходилось.

Он закончил и сел, слушая обрадованный гул — совету новости понравились, конечно же. Еще бы, ведь все получили отсрочку. Только Амистад де Моралес выглядел не слишком веселым. Он тоже послушал полминуты и прервал обсуждение хорошо поставленным голосом:

— Вы забываете, сеньоры, об одном: этот долг все же придется возвращать. Сейчас на Фасинадо все идет неплохо, однако где мы добудем требуемые суммы?

— Лорд Эверетт подождет еще, — сказал барон де Лопес-Эрнандо.

— Лорд Эверетт не станет ждать бесконечно, — сдержанно произнес Рамиро. Как и всегда, когда он говорил, перешептывания утихли. Рамиро редко повышал голос, и потому к нему прислушивались. — Он дал мне понять, что отсрочка — не решение проблемы.

— Что совет имеет сказать по этому поводу? — задал вопрос Альваро.

— Позвольте мне, ваше величество, — попросил де Моралес.

— Прошу вас, первый министр.

Амистад поднялся и тяжело оперся кулаками о столешницу.

— Это возвращает нас к тем вопросам, что мы никак не можем решить, сеньоры. Вопросам внешней торговли и флота.

Снова поднялся шум; Рамиро еле заметно поморщился и переглянулся с отцом. Судя по кислому виду Альваро, ему эти разговоры уже оскомину набили. Еще бы. Вопрос о строительстве торгового флота обсуждался на совете уже не первый год.

Фасинадо обладал неплохими ресурсами для того, чтобы обеспечивать себя. Здесь имелись полезные ископаемые, соляные копи, виноградники, в изобилии водилось зверье, и в море плескалась рыба… только вот этого недостаточно для процветания. Многие товары приходилось ввозить с материка, на острове просто не имелось ресурсов для их производства. Именно это истощало государственную казну. Именно это сделало долг лорду Эверетту превосходящим все мыслимые и немыслимые размеры. С этим нужно было как-то справиться, и прогрессивная часть королевского совета во главе с принцем Рамиро настаивала на том, что следует строить собственный торговый флот. Когда-то у Фасинадо было три десятка кораблей, на которых вывозились товары на материк, и это время по праву считается золотыми годами острова; но вот уже тридцать два года, как страшная буря разметала флот у итальянских берегов, уничтожив не только суда, но и товары. С тех пор в казне все не находилось денег, чтобы выстроить флот больше и лучше, и этот вопрос откладывался раз за разом. Рамиро считал, что дальше откладывать его нельзя. Флот нужен сейчас. Импорт иностранных товаров станет гораздо легче, экспорт собственных — тоже. Консерваторы настаивали на том, что торговый флот способен разрушить уникальность острова: на него могут хлынуть переселенцы, а чрезмерное процветание ведет к пристальному вниманию со стороны людей могущественных, которые могут захотеть забрать Фасинадо себе. И как тогда поступить, чем им ответить?