Читать книгу "Гладиатор умирает только один раз - Стивен Сейлор"

девушку, затем оторвал взгляд и зашагал взад и вперед по небольшому пространству перед загоном.

Похитители добавили убийство к своему преступлению; это было достаточно кощунственно, хотя Лирия на самом деле не была жрицей, а просто девушкой из скромной семьи, которая все еще оставалась девственницей. Но они никогда не посмели бы убить олененка. Для них это равносильно поражению. Убить посланца Дианы было бы непростительным злодеянием. Это только укрепило бы решимость племен отбиваться от такого нечестивого врага. Вот почему я был уверен, что олененок все еще жив и невредим.

– Я пытался сохранить это в тайне, Гордиан, но думаю, что слухи о пропаже олененка уже начали распространяться среди солдат. Я полагаю, римские солдаты заподозрят правду, что его похитили по политическим причинам. Но туземцы, – туземцы подумают, что боги обратились против меня.

– Неужели их вера в белого олененка так велика?

– О, да! Вот почему я использовал его, как мощный инструмент, чтобы привязать их к себе. Сильный, но опасный; суеверие можно обратить против человека, который его использует, понимаешь. Я должен был охранять его получше!

– Ты сами-то вы, верите в белого олененка, Серторий? Он с вами разговаривал?

Он проницательно посмотрел на меня.

– Я удивлен, что ты вообще задаешь мне такой вопрос, Гордиан. Я римский легат, а не легковерный испанец. Белый олененок – не более чем средство управления людьми. Должен ли я объяснять? Когда мои шпионы сообщают мне что-то о передвижениях Помпея; на следующий день я объявляю, что белый олененок прошептал мне на ухо, что Помпея увидят в определенном месте в определенное время, и, конечно же, он там и оказывается. Когда я узнаю какой-то секрет или заглядываю в будущее, знание приходит ко мне от белого олененка – официально. Каждый раз, когда я должен отдать приказ, который туземцам не очень нравится – например, сжечь одну из их же деревень или убить ихнего мятежника – я говорю им, что это нужно сделать, потому что белый олененок так мне сказал. Это значительно упрощает жизнь. И когда все кажется неопределенным, и туземцы на грани падения духа, я говорю им, что белый олененок пообещал мне победу. Тогда они обретают храбрость; они сплачиваются и добиваются победы.

– Ты считаешь меня кощунственным за то, что я прибегаю к таким уловкам? Лучшие полководцы всегда делали такие вещи, чтобы поднять боевой дух своих людей. Посмотри на Суллу! Перед битвой он всегда следил за тем, чтобы его войска видели его, разговаривающего с небольшой статуэткой какого-то божества, которую он украл у оракула в Дельфах и оно неизменно обещало ему победу. И Марий тоже – он держал в своем окружении сирийскую ведунью, на которую всегда можно было рассчитывать, чтобы навести беду на своих врагов. Жаль, что она подвела его в конце.

– Даже Александр проделывал такие уловки. Ты знаешь эту историю? Однажды, когда перед битвой все представало в мрачном виде, его жрецы предложили принести кровавую жертву. Когда овцу готовили у алтаря, Александр нарисовал буквы N. и I задом наперед на ладонях с одной стороны и К. и Е. с другой. Священник разрезал овцу, вынул дымящуюся печень и вложил ее в руки Александра. Александр перевернул ее, чтобы показать своим людям, и, конечно же на печени все увидели буквами, которые никто не мог перепутать – греческое слово «Ника» означавшее победу!

– А вашей уловкой стал белый олененок?

Серторий остановился и посмотрел мне в глаза.

– Здесь, в Испании, местные племена, особенно кельты, беспрекословно  верят в мистическую силу белых животных. Хороший полководец всегда берет на заметку такие верования. Когда в тот день охотники привели ко мне Дианара…

– Дианара?

Он выглядел слегка смущенным?

– Я назвал олененка Дианаром в честь богини. Почему нет? Когда они привели его ко мне, я сразу понял, как его надо использовать. Я сделал его своим божественным советником! И эта стратегия хорошо окупилась. Но теперь, – Серторий снова нервно заходил – Мои лазутчики сообщили мне, что Метелл присоединился к Помпею на другой стороне Сукро. Если мои испанцы узнают, что олененок пропал, и я буду вынужден вступить в еще одну битву – результат может стать полной катастрофой. Как будут сражаться солдаты, полководца которых покинули боги? Мой единственный шанс сейчас – отойти на запад, в высокогорье, и как можно быстрее.  Но в данный момент олененок должен быть найден! – он посмотрел на меня одновременно отчаянным и требовательным взглядом.

– Я сыскарь, Квинт Серторий, а не охотник.

– Это похищение, Гордиан, а не погоня. Я хорошо заплачу тебе. Верни мне Дианара, и я щедро тебя вознагражу.

Я прикинул. Поручение Гая Клавдия я выполнил. Я проверил местонахождение юного Мамеркуса, доставил письмо и дал ему все возможности вернуться со мной обратно в Рим. Я снова был свободным агентом в чужой стране, где могущественный человек нуждался в моей помощи.

С другой стороны, помощь полководцу-ренегату в полевых условиях, несомненно, с точки зрения римского сената, была бы актом государственной измены ...

Мне нравился Серторий, потому что он был честным и храбрым, но в конечном итоге проигравшим. И он мне понравился еще больше, когда предложил в награду реальную цену.

Я согласился. Если я не смогу вернуть заблудшего молодого человека его дедушке, возможно, я смогу вернуть пропавшего олененка его хозяину.

Серторий позволил мне расспросить двух охранников, которые были накачаны снотворным зельем. Я мог только согласиться с его собственной оценкой, что эти люди искренне раскялись в случившемся и не могли сообщить ничего полезного. Ни один из других сторожей тоже; никто ничего не видел и не слышал. Это выглядело так, будто бы сама луна протянула руки и забрала себе белого олененка.

К тому времени, когда мы с Эконом вернулись в Сукро в тот же день, таверна была полна местных жителей, жаждущих вина и услышать любые новости о пропавшем белом олененке. Тайна была раскрыта, и слухи разлетелись безумно быстро. Я внимательно прислушивался; никогда не знаешь, когда сплетни могут оказаться полезными. Некоторые говорили, что олененок на самом деле давно покинул Сертория (это была явная ложь, поскольку только вчера я сам