Читать книгу "Свет в окнах - Глеб Владимирович Липенский"

там отец Поликарп: красный, плечистый. Днем на мельнице все гремит, крутится, пылит. Мужики со всех деревень в очереди на размол стоят. Крик, ругань.

Николаю вначале пришлось ой как трудно. Мешок несет — колени гнутся. Потом поокреп. Бабы помогли. Глянут на него — тощий, маленький. Одна лепешкой, другая творожком угостит.

Год проработал Добровольский на мельнице. Регулировать ход жерновов научился не хуже отца Поликарпа.

А к концу 1920 года приехал на Югу секретарь Укома комсомола Паша Кудряшов и создал в их ребячей коммуне комсомольскую ячейку. Своим вожаком ребята выбрали Колю Добровольского.

Он организовал самодеятельность, политучебу. Однажды даже умудрился провести диспут с монахами: «Есть ли бог?»

В 1923-м Николая взяли служить на флот. После службы получил он путевку в Ленинградский политехнический институт.

Весною 1938 года инженеру-гидротехнику Николаю Александровичу Добровольскому предложили ответственную должность: заместитель начальника Управления Волгостроя.

И вот снова Рыбинск. Знакомые дома, улицы…

Добровольскому поручили дела, требующие глубоких инженерных решений, — шлюзы и мост через Волгу. Над чертежами и бумагами он просиживал далеко за полночь, привычно различая свистки паровозов со стройки, грохот сбрасываемых каменных глыб, команды десятников…

Самые тревожные дни наступили осенью 1940 года. Воды реки Шексны, которая впадает здесь в Волгу, нужно было остановить и направить через пролеты строящейся гидростанции.

На пригорке выстраивался военный оркестр. Гремели марши. А строители спешили, работали. Широкие ленты транспортеров подавали камень, сбрасывали его в воду. И люди, тесня друг друга, непрерывным потоком шли к реке, бросали камни и тут же возвращались за новым грузом. Две созданные ими гранитные гряды тянулись, продвигаясь к середине реки, навстречу друг другу, и Шексна, сжимаемая с обеих сторон, все убыстряла свое течение.

Снизу же, навстречу быстро бегущей воде, один за другим шли пароходы. Единственный путь на Ленинград. Через час-другой его закроют. Замуруют камнем и гравием. И потому сносимые вниз суда дают тревожные гудки. А потом, преодолев быстрое течение, устремляются через постепенно сужающийся поток туда, где Шексна течет плавно.

И наконец река перекрыта. А весною 1941-го паводковые воды начали заполнять и огромную чашу водохранилища.

Еще за несколько месяцев до начала затопления Добровольский отправился в поездку по дну будущего моря. Не осталось ли чего ценного?

Последний раз он был в этих местах более года назад. Вот здесь, справа, стояла тогда деревушка. Название он позабыл, но хорошо помнил домики с резными наличниками на окнах, кусты сирени вокруг.

Сейчас ни одной избенки, все вывезли. Только жерди-журавли вытянулись над осевшими срубами колодцев да кое-где торчат закопченные печные трубы рядом с грудами кирпичного лома.

Месяц назад выехали отсюда последние жители. Шестьсот шестьдесят три деревни находились на затопляемой территории. Выезжали на лошадях, на машинах. Тех, что жили вблизи рек, переправляли водой. Из окон своей Рыбинской конторы Добровольский не раз видел плывущие по Волге плоты. На них сундуки, деревянные кровати, большие узлы…

И хотя на новых местах для новоселов Волгострой подготовил благоустроенные поселки, все-таки не просто было сниматься с обжитых веками мест.

К вечеру колеса тарантаса, на котором совершал свой путь Николай Александрович, затарахтели по булыжному шоссе. Тракт на город Мологу.

Николаю Александровичу нравились зеленые улочки этого тихого городка. Старинные здания, собор, тенистый парк у реки. Будущее всколыхнуло вековую тишину. Волею народа город был построен заново в другом месте, освобождая путь грандиозной социалистической стройке.

Добровольский привязал лошадь к коновязи у бывшей чайной и посмотрел вокруг. От городских строений остались каменные торговые ряды да несколько церквушек. И ни души. Только из ближнего подвала не спеша выбрался большой рыжий кот и стал прохаживаться вокруг Добровольского.

— Уносил бы, брат, ноги, потонешь ведь, — ласково сказал ему Николай Александрович и, проведя рукой по пушистой шерстке, усадил рядом с собой.

Следующий пункт остановки — село Иловня. Когда-то эти земли были владением князей Мусиных-Пушкиных. В окружении тенистых деревьев стоит обширный дом с колоннами. Балконы, двухсветные залы. Широкая лестница с львами на гранитных постаментах.

Жаль было все это оставлять под водой. Но оказалось, что старинная кирпичная кладка дома не поддается разборке.

Дом стоял на возвышенности, и Добровольский знал, что море не сразу затопит его, что до тех пор будет он служить маяком для судов, пока волны не подточат массивных колонн.

И опять в путь. Теперь уже по извилистому проселку.

Когда-то по сторонам этой дороги стоял непроходимый лес: вековые ели, осины… Сколько усилий понадобилось, чтобы лесные богатства не пропали впустую, чтобы в сжатые сроки вырубить и вывезти для нужд строительства многие тысячи кубометров…

Несколько дней продолжалась поездка. Только убедившись, что на дне будущего моря ничего ценного не осталось и можно начинать затопление, заместитель начальника Волгостроя вернулся в Рыбинск.

* * *

Весною 1941 года самым напряженным участком на Волгострое были шлюзы. Со дня на день ждали открытия навигации. Если шлюзы не подготовить вовремя, суда подойдут к плотине и встанут. Из Москвы то и дело звонки. Вопрос один:

— Когда начнете пропускать суда?

— В самое ближайшее время, — всякий раз отвечал начальник Волгостроя Журин.

— А точнее?

— Точнее ответить не могу.

Шлюзами занимался Добровольский, и там не все ладилось. 3 мая наметили открытие, а у них не закончена обратная засыпка, заедают ворота.

И все же Журин не мог, не считал себя вправе торопить своего заместителя. Он отлично представлял себе, к каким бедствиям может привести подобная торопливость. Малейшее упущение, недоработка — и вода прорвется в нижний бьеф. Уничтожит все то, что с таким трудом было ими сделано.

5-го неизвестно по чьему приказу к шлюзам прибыл оркестр. Добровольский сердито рявкнул:

— Рано! Уходите!

Николай Александрович последние десять дней ни на минуту не отходил от шлюза. Даже спал там же. На немногословные вопросы Журина отвечал:

— Делаем все, что можем.