Читать книгу "Когната - Алексей Борисович Сальников"

руку на прощание. В процессе рукопожатия она неожиданно притянула его к себе и поцеловала в щеку. Костя слегка остолбенел, а она шутливо оттолкнула его и сказала, явно пытаясь сделать так, чтобы ее речь походила на человеческую:

— Все! Проваливай, оруженосец хренов. Только, пожалуйста, выживи в этом безумии.

— Он выживет, — уверенно сказал из-за двери ее брат.

Люди в деревне

Константин прочитал письмо от Волитары и приказ командования. Оба послания за вычетом стиля говорили об одном и том же. Константину предлагали какое-то время жить среди драконов: так от него было больше пользы, чем на родине. Глупо тратить человеческий ресурс на перебирание бумажек в городе, когда имеется возможность поддерживать отношения с драконами на каком-то приемлемом уровне. Вот так запросто Константина переквалифицировали из военных (кем он считал себя несмотря ни на что) во что-то вроде дипломата.

Даже поспорить не дали, а Константин сказал бы, что гражданина нельзя назначать на роль дипломата потому лишь, что среди его знакомых есть высокопоставленные драконы: это кумовство и блат. Не помешал бы конкурс какой-нибудь, отбор по личным качествам, в конце концов, да хотя бы по тому же состоянию здоровья Константин мог не вытянуть очередное приключение на дипломатическом фронте. Он спорил бы, хотя знал примерный ответ командования: «Нам виднее, на что вы годитесь, а на что нет». Кругом, марш.

Когната после ужина пыталась уснуть у костра, отдельно от всех, но ей чего-то не хватало, она пристроилась было к Константину, но и Константин ей чем-то не угодил. Она повозилась, повозилась под боком, посмотрела на проводника, но приближаться к нему не стала, а залезла на танк, да так и отрубилась на горячей решетке его радиатора.

Константин с проводником пошли проверить перед сном, как она там.

— Мы, взрослые, спим, будто уже в гробу ворочаемся, компактно, а их как попало разбрасывает, — заметил Максим Сергеевич, подпихивая под Когнату каремат, чтобы она не спала на голом железе.

Она и правда валялась, раскидав руки, как вещи, ноги ее лежали параллельно друг другу, но под углом к туловищу, словно она пыталась наклониться влево лицом вниз, чтобы почесать лодыжку, да так и уснула. Из ее полуоткрытого рта текли слюни, в полуоткрытых глазах, отражая костер, жутковато поблескивали языки пламени.

— Какая мерзость! — с удовольствием пробормотал проводник.

Заботы Максима Сергеевича о Когнате пропали даром: утром Константин, приковылявший будить девочку к завтраку, обнаружил, что она сползла с пенки и спала, свесив с брони сразу и руку, и голову, и ногу.

— М-да, — не выдержал и проворчал Максим Сергеевич, критически оценивая Когнатин внешний вид и то, как она, выглядевшая злой спросонья, ест и вытирает губы то об одно, то об другое плечо. — Ладно, скоро деревня, а то бы она у нас за еще один день черт знает во что бы превратилась.

— Будто вы девочек в Зеркало первый раз доставляете, — сказал Константин, чувствуя, что не выглядит злым, а злой и есть из-за сна на земле, где, как бы он ни перекладывался, а все какой-нибудь корень упирался ему то в бок, то в спину. — Пусть мы про расческу не подумали в МГБ, но вы-то. Вы почти… как это… воспитательница и нянечка.

Максим Сергеевич и глазом не моргнул на шутку Константина.

— Не поверишь, но таких шальных ни разу не попадалось. Обычно рядом идут и боятся. А тут какая-то дикая тварь из дикого леса, честное слово.

— Ты сам есть, то, что ты вот только что сказал, — мрачно отозвалась Когната.

— И ты тоже что-то невеселый сегодня, — обратил проводник внимание на Константина, когда тот злорадно хмыкнул, услышав ответ Когнаты. — На совете дружины хотят пропесочить?

Максим Сергеевич скорее всего видел, как Константин читал письмо от начальства. Константин так на него посмотрел, что Максим Сергеевич шутливо забоялся:

— Ой-ой. Но когда ты зыркаешь, правда думаю, что мы где-то встречались.

— Опасаетесь, что вспомню? — злорадно полюбопытствовал Константин. — Натворили чего-то?

— Скрывать не буду — натворил. И немало. Иногда прямо удивляюсь, что на воле до сих пор. Порой, опять же, удивляюсь, что живой все еще.

«Тут мы все, за исключением танка Вадика, да и то неизвестно, можем этому удивляться», — подумал Константин.

— А я не удивляюсь, — угадал Костину мысль танк и покатался туда-сюда, демонстрируя быстроту и ловкость. — Нас, машин, трудно убить окончательно.

— Кто-нибудь, если он меня убить попробует, — заявила Когната, — тоже затруднение испытает.

— Не сомневаюсь, — сказал Максим Сергеевич, подсаживая ее на броню. — Тебя, наверно, так же трудно убить, как накормить до отвала.

— Да, — подтвердила Когната серьезно.

Они осторожно ехали на Вадике среди деревьев, но к полудню лес для него стал совсем непроходимым, еловым, и только и было куда сунуться, — так это на тропинку, вытоптанную по хвое.

— Ну вот, — сказал Вадик, — дальше давайте сами. Низкий поклон деревенским. Я тут недавно видел пацанву всякую, за грибами они в эту часть ходили. Решил на всякий случай не пугать, хотя с твоей девчонкой хотел поздоровкаться. Ничего она вымахала за лето-то!

— А я как раз все лето и не был у них! — признался Максим Сергеевич. — Всё какие-то другие дела отвлекали. Посмотрю!

— Если что, заворачивай к нам! — рявкнул танк на прощание и весело покатился обратно. В демонстративном шуме его двигателя слышалась едва различимая песня, которую Вадик напевал про себя без слов.

— Вы тут семьей обзавелись? — с иронией осведомился Константин, подразумевая неизвестную девочку. — Очень удобно.

— Даже не представляешь насколько, — рассеянно ответил Максим Сергеевич.

Костя сообразил, что ляпнул лишнего, поэтому примирительно сказал:

— Ладно, Максим Сергеевич, извините. Это явно не мое дело и…

— Да никакого дела нет, — улыбнулся из-за плеча проводник.

— А «Сергеевич» — это что? — внезапно спросила Когната.

После поездки она радостно бегала со своей обструганной палкой, сшибала листья с кустов шиповника и вроде бы не обращала внимания на разговор мужчин. Кто же знал, что она прислушивается к тому, что они там болтали.

— Это номен есть? — почему-то заинтересованно уточнила она.

— Не-е-ет, — протянул проводник, — это не номен. Это как бы указание, что моего отца звали Сергей. Вот я Максим, моего отца звали Сергей, и я получаюсь