Читать книгу "Я умела ждать - Марианна Сильвер"

грубее — наверняка так нашу встречу воспринимал Паша. Но я оставила себе шанс на промежуточную, более мягкую, но совсем не романтичную версию — мы занимались сексом.

На улице было чуть морозно. Я получше укуталась в пальто, ожидая такси. Мой взгляд упал на уличную пепельницу перед входом в отель. «Жаль, что я не курю», — пронеслось в голове. Будто бы выкуренная сигарета могла принести облегчение. Хотя, может и могла бы, только я не курила.

Наконец, подъехала белая «Шкода».

— Добрый вечер, — поздоровалась я, садясь в машину.

Водитель, мужчина лет шестидесяти на вид, кивнул в ответ, уточнил адрес и автомобиль медленно выехал с парковки отеля. В салоне тихо играла спокойная музыка. Я закрыла глаза, положила голову на подголовник и некоторое время наслаждалась теплом и ненавязчивой мелодией, доносящейся из динамиков.

Мои мысли снова стали возвращаться в отель, и к Паше. Все-таки мне было обидно, как бы я ни храбрилась и не убеждала себя, что ни на что не рассчитывала. Обидно за то, что все закончилось вот так обыденно. Никаких теплых слов или объятий. Да он даже джинсы надел только когда я в пальто облачилась. Не предложил проводить, не сказал, что позвонит. Ничего, что могло бы смягчить ту звонкую пощечину, которую он отвесил мне своей долбанной «ничего не значащей ночью».

Я тяжело вздохнула и стала упорно убеждать себя, что я и сама шла в этот отель только за сексом. А после, получив то, что хотела, поехала домой, оставив Пашу одного. Я получила порцию мужских гормонов и все. И никаких обид. Это не он послал меня, а я ушла. Оделась и ушла, спокойно и гордо прошагав по ночному коридору небольшого питерского отеля. А он, такой весь из себя мужик, остался в номере один. А я — молодец, еду домой к своим детям. А он там — один. В чужом городе, в чужом отеле. Один! Он — один! А я — не одна! Не одна!

Я была в шаге от истерики. Все, в чем я пыталась убедить себя, было неправдой. Можно врать кому угодно, но только не себе.

— Извините, можно немного приоткрыть окно? — спросила я у водителя. Мне нужно было успокоиться, пока я не наделала глупостей.

Водитель посмотрел на меня в зеркало заднего вида и был явно недоволен моей просьбой. Но окно все-таки чуть приоткрыл. Я жадно вдохнула свежий осенний воздух. Ветер скользил по моему лицу, словно поглаживая и сметая обиду. Я начинала успокаиваться, отдавая ему свою боль.

Когда такси подъехало к моему дому, я медленно поднялась в квартиру, осторожно открыла дверь, скинула обувь и на цыпочках прошла в свою комнату. «Забыть и никогда не вспоминать», — повторяла я. Но я прекрасно понимала, что сделать это будет очень непросто. Я берегла своё чувство к Паше столько лет и вряд ли смогла бы вычеркнуть все воспоминания о нем в один момент, как по щелчку.

Я лежала в темной спальне и смотрела на потолок, по которому, сквозь неплотно задвинутые шторы, пробегали полоски света фар проезжающих под окнами автомобилей. Паша прислал короткое сообщение, что ему нужно срочно уехать в Москву. Увидеться не получится, но он обещал написать, как будет возможность. В ответ я отправила лаконичное «хорошо».

Хотя ничего хорошего я не видела и больше не ждала. Наша совместная ночь отрезвила меня. Да, я была готова к прощанию. Но не такому грубому. Я снова осознала, что я никогда не буду счастлива с мужчиной, потому что не заслуживаю такое счастье. Все, что я заслуживаю — ничего не значащую ночь с когда-то самым дорогим для меня человеком.

Мне вообще было удивительно, что Паша написал мне. Неужели он думал, что после всего сказанного я рассчитывала на какие-то встречи? То, как мы расстались вчера, с моей точки зрения не предполагало какого-либо продолжения общения.

Я уже пережила почти двадцать лет тишины от него. Переживу и следующие двадцать или тридцать. Так думала я, и тем самым пыталась усмирить обиду, которая все еще сидела во мне.

— Мам, — заглянул Тимофей в комнату. — Ты спишь?

— Нет, — я присела на кровати и включила настольную лампу.

— У нас завтра экскурсия, нужно подписать согласие на выезд для школы, — протянул мне бумагу и ручку.

Я прочитала документ — согласие на экскурсию в Павловск. Быстро подписала и отдала сыну.

— Уроки сделали?

— Мам, экскурсия, — Тима помахал только что подписанным мной документом.

— Хорошо. Есть хотите?

— Я — нет. Молока выпью и спать.

— У Матвея спроси, — я спустила ноги с кровати и стала искать тапки.

— Ага, — Тима вышел из комнаты.

А я обхватила голову руками. «Павловск. Снова Павловск», — носилось в голове. Я гуляла там с Пашей, я была счастлива. А теперь тяжело невыносимо.

— Мам, — донесся из коридора голос Матвея.

— Да, — я поднялась с кровати и вышла из комнаты.

Я посмотрела на сына и моё сердце замерло от любви. Матвей стоял в дверном проеме своей комнаты. Он был высоким, как Алексей — ростом около двух метров. И таким же стройным — генетика. Леша был достаточно симпатичным — брюнет с голубыми глазами и аккуратными чертами лица.

Мои сыновья — моя жизнь, моё счастье, моё всё. Ради них я жила. «А ведь когда-нибудь в их жизни появится женщина, которая станет для них целым миром. И мне придется отойти в тень», — с грустью подумала я, любуясь сыном. Главное — принять их выбор, чтобы не испортить им жизнь, как свекровь испортила её Леше. К горлу подступил ком. «Да что же это творится со мной? По любому поводу в слезы!» — рассердилась я на себя.

— Мам, ты чего? — Матвей смотрел на меня растерянно.

— А?

— Я с тобой разговариваю, а ты не реагируешь

— Прости, на работе дурдом, задумалась, — придумала я оправдание. — Пойдем, я тебя накормлю, — кивнула в сторону кухни. — Тима, ты точно есть не будешь? — спросила у Тимофея, проходя мимо его комнаты.

— Нет, спасибо.

Я разогрела еду. Матвей ел, а я пила чай и слушала его рассказ о прошедшем дне. Каждый раз, когда дети делились со мной своими наблюдениями и впечатлениями, я благодарила Бога за то, что у нас с ними такие отношения.

Благодаря тому, что они доверяли мне и Алексею, мы смогли пережить их переходный период малой кровью. Несмотря на то, что почти все время мы с мужем жили как добрые приятели, однако, то что касалось детей, мы решали вместе. Он был прекрасным папой — любил