Читать книгу "Шофер. Назад в СССР. Том 2 - Артём Март"

Стали шептаться. Потом Ирина Степановна огласила:

— Нами решено отвод товарища Землицына удовлетворить. Об этом суд выносит соответствующее определение. Секретаря, я прошу подготовить текст оного.

Черный как туча Кирилл Денисович встал, посмотрел на меня очень злым взглядом. Собрав свои вещи: ежедневник, блокнот, какие-то книги, он удалился.

— Суд объявляет перерыв, — сказала Ирина Степановна, — полчаса. Положение требует, чтобы комиссия судей состояла из трех человек. Таким, образом нужно немного подождать, пока мы пригласим недостающего судью.

Перерыв продолжался минут двадцать. Потом на место Кирилла Денисовича пригласили худенькую блондинку лет сорока. Высоконькая и сухонькая, она имела немножко впалые щеки и маленький вздернутый нос. Смотрела на все из-под полуприкрытых своих век. Женщину эту звали Валентиной Никитичной, и работала она в колхозном отделе кадров начальником.

Когда слушания возобновились, за кафедру вызвали Серого. Тот, естественно, дал показания насчет того, что я его ударил в лицо. Предъявил справку из поликлиники. В свидетелях были у него Кашевой, который подтвердил, что я Серого побил, а также добавил, что с товарищами я груб, потому как заставил его силой буксировать мою машину; Микитка подтвердил, что видел, как я ударил Пашку, но больше ничего говорить не согласился; Серега Бесхлебнов, он же Мятый и вовсе выступил с трибуны зло и напористо, сообщил, что действительно дал я Серому в рожу, ну и правильно сделал, потому как гад такой, как Серый только подобного обращения и заслуживает.

— Так, товарищ Бесхлебнов, — сказала строго Ирина Степановна, — я объявляю вам замечание. Такие вещи в отношении своих товарищей говорить неприемлемо!

— Ну и объявляйте! — Сказал Мятый, глядя сначала на судей, а потом на покрасневшего от злости Серого, — зато я все сказал! Гад этот Серый и никто боле!

— Вам еще одно замечание, товарищ Бесхлебнов. Вернитесь, пожалуйста, на свое место.

— А я хочу еще добавить! — Подбоченился Мятый, — и сознаться!

— Это ж в чем же? — Удивилась судья.

— Добавить, что Игорь Землицын — отличный мужик и профессионал. Да, были у нас и с ним споры. Но то по глупости и по чужому злому поклепу. А то что он ударил Серого, так за то, — принялся предвосхищать мое выступление Мятый, — что заставил тот меня слить ему масло с машины!

— Лгёшь! — Вскачил Серый, — Лгёшь, собака!

— Павел Владимирович! Вам объявляется замечание! — Крикнула судья.

Серый, бубня себе под нос, сел.

— Обманом он меня заставил! — Сказал Мятый, — а у самого меня против Землицына никаких предвзятостей и нету!

— Это ж каким же таким обманом⁈ — Крикнул кто-то из зала.

— Да! Каким обманом⁈

— Прошу тишины! — Снова повысила голос председательствующая, — на заседании у нас сегодня рассматриваются отношения и ссора между Землицыным и Серым. Если сторон этой, другой выявленной нами ссоры интересует, чтобы ее рассудили, стороны сами могут подать об этом соответствующее заявление!

Мятый после вопросов из зала стал какой-то испуганный, побледнел. Однако судья разрешила ему вернуться на свое место. Тогда вызвали уже меня.

— А я, ваша честь, — сказал я с трибуны, — и не отрицаю, что ударил Серого в лицо. Однако считаю, что было это сделано мной правильно. И пусть со стороны юридических законов этот мой поступок и правда считается плохим, то со стороны законов человеческих, морали и нравственности, для себя единственно верным я считаю этот поступок.

Судьи переглянулись, зашептались.

— Ну, то есть вы признаете, что ударили его?

— Не так важно, признаю ли, — сказал я, — и так уж достаточно доказательств. Да и без них я не отпирался бы. Но, повторюсь, считаю его правильным и не отказываюсь от своих действий.

— Почему? — Заинтересованно спросил один из судей, лысенький мужчина в очочках.

— Потому как таким образом защитил от вредных, низких нападок Пашки Серого себя и свою сестру Свету. К ней Пашка Серый пытался против ее воли в женихи напрашиваться. А раз он такой нахальный и по другому не понимает, то только так я и мог преподать ему урок. Готов понести наказание за то, что ударил его. Но пусть видит, что если вести себя со мной не по-человечески, получит он в ответ такое же нечеловеческое к себе отношение.

— И те обстоятельства, что слиты были с вашей машины смазочные материалы, — продолжал очкарик, — вы также подтверждаете?

— Конечно, подтверждаю, — кивнул я, — и не я один.

— Истец отрицает эти обстоятельства, — вклинилась блондинка Валентина Никитична, — ведь отрицаете же?

— Отрицаю, — привстав с места, рявкнул Серый.

— Ну нас уже есть признательные показания Сергея Бесхлебного, — сказал я, глянул на секретаря, — скажите, вы же занесли их в протокол заседания?

— Занесла, — пискнула молодая девчушка-секретарь.

— Ну и хорошо. А остальное уж, — я глянул на судей, — на усмотрение судей останется.

Когда я вернулся на свое место, председательствующая спросила:

— Перед тем, как мы кончим судебное разбирательство, будут ли у кого дополнения?

— У меня, уважаемый суд, — встал Серый, глянул растерянно в свою бумажку, по которой читал каждое свое слово.

Видно было, как он волнуется. Тетрадный лист в тусклую клетку дрожал в его руках как заведенный.

— Слушаем вас, — Ирина Степановна откинулась в своем кресле.

— Знаю я, — начал Серый, глядя в бумажку, — что если уж товарищеский суд найдет в деле признаки всякого противоправного притупления, то обязан тот суд, пренепременно сообщить об них куда следует. Тоисть в пра-во-о-хра-ни-тель-ные, — начал он по слогам, — органы. В милицию значить. Так вот, всем вам известно об деле армавирском. Что крутют сейчас милиционеры тамошних спекулянтов и всяких других вредных врагов советской власти. Расхитителей со-ци-а-ли-стической собственности.

Павел замолчал, вчитываясь, сузил глаза.

— Так вот. Я заявляю официально, что есть у меня сведения о причастности гражданина Землицына к тому делу, как соучастника. И есть у меня тому также и доказательства.

Все в судебном заседании замолчали. Я, нахмурившись, посмотрел на Серого исподлобья.

— Вот, значит, как, — с интересом сказала Ирина Степановна, — это серьезно обвинение. И если оно подтвердится, суд и правда должен будет передать дело в правоохранительные органы. Землицын, есть у вас что сказать по этому поводу?

— Да вот, — усмехнулся я, — интересно мне.

— Что же вам интересно? — Восхитилась судья моей беззаботной реакцией.

— Чего ж Серый на этот раз выдумал, — пожал я плечами.

В зале, в котором до этого момента стояла гробовая тишина, стали раздаваться сдержанные хохотки.

— Ну что ж, Павел, — сказала судья, — проходите за кафедру и расскажите нам, что вы же вы имеете в виду. Вы готовы прояснить?

Глава 12

— Готов, — сказал Серый и встал.

Взяв с парты несколько исписанных размашистым почерком тетрадных листов, он пошел к сцене. Занял место за кафедрой. Стал раскладывать там и тут по ней листочки.

Я бы не сказал, что был удивлен таким Серовским фортелем. Скорее, меня и вправду раздирало любопытство: а как же он устроил свои показания, и что у него там за свидетель?

Потому слушал я Серого внимательно и не позволял не маме, не Свете, не даже отцу отвлекать себя от такого зрелища. Хотя семейство мое очень рвалось разузнать о чем же там было дело:

— Игорь! — Шепотом звала меня Света, — а это что он такое говорит? Что говорит-то?

— Ой господи! — Прочитала за спиной мать полушёпотом, — пусть все это окажется злостным враньем, а никакой неправдой! Да не может быть же так, что б мой Игорек да на такое решился бы!

— Игорь, — тронул меня за плечо отец, — че он мелет?

— Тихо вам, — отмахнулся я ото всех, глянув на семью с улыбкой, — сейчас и узнаем. Повеселимся.

Все трое посмотрели на меня с удивлением. Папа строго нахмурился, сложил на груди крепкие руки.

— Всем вам известно, — начал Серый, — дорогие други, что находятся у нас в розыске вот енти три человека. Мельников Федот Иваныч, Лыков Леонид Сергеевич и Малыгин Максим Иванович. Ентот последний еще и бывший милиционер. Участковый. Слышали же? Ихние портреты всюду по станице висят. И везде пишуть, что злые они преступники, — читал он с бумажки, — проходимцы и расхитители со-ци-алистической собственности. Спекулянты, значить.

По аудитории прокатился всеобщий гул голосов. Кто-то принялся утвердительно поддакивать Серому. Станичники загомонили.

— Прошу тишины, — вмешалась Ирина Степановна.

Зал притих. Все обратили свое внимание на дальнейший рассказ Пашки.

— Так вот, — продолжал он, обведя всех взглядом своих маленьких глазок, а потом вновь направил его в текст написанный на его бумажке, — все трое признаны злостными