Читать книгу "Критическая теория - Александр Викторович Марков"

Манн, увидевший в той же Библии возможность для Иакова и Иосифа сконструировать гуманизм вопреки инерции традиции, выступают не как символисты, а как постсимволисты, потому что исходят из того, что жизнетворчество не дается как готовая данность, а может быть перебрано, став результатом пересборки, а не просто учреждения.

В книге Дебре еще очень много тонких наблюдений. Например, он применил концепцию «двух тел короля» Э. Канторовича к медиа, сказав, что в медиа есть тело «инструментальное» и тело «жестовое». Как только тело «инструментальное» начинает создавать обычаи, например поддерживать сохранность высказываний с помощью письменности, тело «жестовое» в ответ учреждает социальные институты, например ту самую связку власти и письма, о которой часто говорит критическая теория. Здесь он, как и Канторович, явно опирается на Э. Дюркгейма, доказавшего, что одними ценностными рядами никогда невозможно объяснить поступки, связанные с сохранностью или несохранностью тела. Но важно, что Дебре обосновал, как медиа могут стать действующей силой независимо от того, в какие именно ценностные порядки мы их встраиваем.

В титовской Югославии появилась «Школа Праксиса» при журнале «Праксис», который издавал Гайо Петрович. Участники этой школы вслед за Лукачем равнялись на Гегеля и раннего Маркса. Главная идея группы состояла в том, что никакая практика не может быть сведена только к производству: это всегда творческая реализация человека. Даже таская ящики, человек развивает свои мышцы. Поэтому если капитализм пытается свести все практики к производству, например требуя от человека с развитыми мышцами, чтобы он использовал их в рутинном труде, то настоящий социализм превращает эту творческую сторону практики в ее «осуществленность» – человек радуется тому, что наконец реализовал свою природу что природа сказалась через него наилучшим образом.

Конечно, это очень напоминает гуманизм 1960-х годов, где тоже была важна творческая самореализация личности как главный признак построения социализма, и наши педагоги, под влиянием Ильенкова и других, говорили о «творчески развитой личности» как субъекте социализма. Но в СССР творческая личность оказалась присвоена надличными структурами, например «физики» работали в закрытых городах, а «лирики» – в редакциях журналов. Они могли самореализовываться, но их самореализация заведомо принадлежала их институциональной рамке действия, определявшей их параметры взаимодействия с окружающим миром.

Чтобы избежать такой опасности свести действие к готовым структурам действия, без настоящего критического разбора этих структур, один из этих югославских философов, Милан Кангрга, противопоставил под влиянием идей Беньямина «историю» и «историографию». История всегда направлена в будущее, потому что требует от человека принять решение вопреки всем структурам отчуждения, поэтому Коперник и Тесла – исторические личности. Историография, наоборот, вписывает человека в заранее обоснованные решения, по писанным правилам, где человек соответствует тому, как письменные источники и расписанные ожидания его представляют. Поэтому Муссолини или Франко – не исторические, а историографические личности: они не создают исторического выбора, а следуют представлениям и предчувствиям, как должен вести себя деятель на их месте. В любом монархе, в любом, кто даже невольно ставит себя над другими, есть историографичность, хотя бы на малейшую долю, просто тираны по своему эгоизму занимают этой долей все пространство.

Можно сравнить это с тем, как наш великий структуралист Б. А. Успенский заметил, что у некоторых правителей России была историографичность, хотя не в их личности, а в общественных представлениях и предрассудках: многие ждали самозванца, и вот явился самозванец; многие ждали явления Антихриста, и вот Петр I стал вести себя провокационно как Антихрист, провоцируя всех консерваторов. Конечно, Успенский выступает не так наивно, как югославские неомарксисты, потому что описывает не личность, а исторические социальные механизмы возникновения «мнений», в том числе о личностях.

Фрейдомарксизм отсчитывает свою историю с 1929 года, когда вышла работа Вильгельма Райха, одного из первых пропагандистов сексуальной свободы, «Диалектический материализм и психоанализ» в журнале «Под знаменем марксизма»; он выходил в Москве одновременно на русском и немецком языках, и там часто печатались немецкие марксисты. Фрейд был очень недоволен, что Райх «занялся политикой». В 1939 году Райх по приглашению эмигрировавшей Франкфуртской школы переехал в США, где, пытаясь поправить свое здоровье, занялся биоэнергетикой и китайской медициной, основанной на энергии ци. И Маркузе, автор книги «Эрос и цивилизация» (1955), и Альтюссер, и выходец из Франкфуртской школы Эрих Фромм были фрейдомарксистами, хотя Фромм считал себя скорее сторонником гуманистического социализма, чем марксистом. Но книга Фромма «Бегство от свободы» (1941) написана полностью в рамках идей Франкфуртской школы, основная мысль этой книги та же, что и в писавшейся в эти годы «Диалектике Просвещения» Хоркхаймера и Адорно: индивидуализация человека, стремление к индивидуалистической культуре делают человека заложником бессилия структур, внушающих человеку чувство бессилия и тем самым манипулирующих им.

В чем сходились Райх и Фромм – в понимании невроза, для них любой невроз и комплекс связаны с системами авторитарной власти и подавления. Например, согласно Фромму, эдипов комплекс – результат не столько властолюбия Эдипа или обиженности на отца, сколько того, что в принципе отец, даже мертвый, продолжает подавлять его, формируя все более глубокий невроз. И согласно Райху, сексуальная несвобода – результат общественных иерархий, в которых время рабочего присвоено эксплуатацией, и тем самым формируются многочисленные неврозы и чувство бессилия у многих людей.

В Латинской Америке критической теории оказалась близка педагогика Паулу Фрейре, который считал себя последователем не только марксистов, но и христианских экзистенциалистов, Эммануэля Мунье и Мигеля де Унамуно, и был близок «богословию освобождения» – так называли в странах Латинской Америке священников, разделявших марксистские цели классовой борьбы. Но сейчас я вижу, что время лекции подошло к завершению.

Лекция IV

Британский марксизм и исследования культуры

Следующим этапом развития критической теории, вслед за деятельностью Франкфуртской школы, стала английская школа неомарксизма, и первым здесь был кружок «молодых кембриджцев». Образовался этот круг в 1946 году, когда Эдвард П. Томпсон вместе с Эриком Хобсбаумом, Кристофером Хиллом, Родни Хилтоном создал Группу историков при Коммунистической партии Великобритании. В 1952 году группа стала издавать журнал по социальной истории «Прошлое и настоящее» (Past and Present). Самые известные из этих историков – Реймонд Уильямс, один из создателей Бирмингемской школы исследований культуры, о которой будем много говорить сегодня, и Эрик Хобсбаум. Сам Томпсон не принял дальнейшего развития неомарксизма, причем как франкоязычной, так и англоязычной его ветви; во многих статьях 1970-х годов и книге «Нищета теории» (1978) Томпсон бранил и Луи Альтюссера, и Перри Андерсона, считая, что они, полагая человека лишь моментом сети отношений, тем самым предают теорию как достояние человеческого взгляда, которая все же должна быть гуманистической, не сводить человека лишь к отдельным параметрам действия социальных и культурных систем. Теория должна, по