Читать книгу "Натурщица - Олег Юрьевич Рой"

крепкий орешек, однако ж раскалываюсь потихоньку. Поэтому иногда помощь нужна. В уборке особенно. Не очень-то я уже могу раскорячиться полы помыть. И готовить терпеть не могу. Ем я немного, но привыкла к хорошим продуктам. Не набегаешься. Я уж год отсюда никуда не выхожу. Да и не очень тоже побегаешь в восемьдесят-то с лишним лет.

— Вам восемьдесят?! — вполне искренне поразилась Сима.

— Восемьдесят пять, — без тени кокетства уточнила дама. — Была у меня жиличка, Антоновна, я ее Антоновкой звала… а теперь вот я одна осталась, уже две недели как. И только сегодня дала объявление, а ты уж и прилетела. Если берешь на себя помощь по хозяйству, уживемся.

— Беру! А предшественница моя где? — полюбопытствовала Сима и рискнула пошутить: — Не ужились?

— Померла она, — коротко ответила Полина Андреевна, но, увидев моментально округлившиеся Симины глаза, утешила: — Не переживай так, не здесь это было. Она в свои шестьдесят похлипче меня оказалась — поехала к себе в деревню сына-алкаша навестить, и там ее инфаркт прихватил. Там и похоронили десять дней назад. А алкаш этот жив. Он и позвонил. Деньги какие-то требовал. Я его, как понимаешь, послала куда подальше. Ладно, идем комнату смотреть.

На самом деле Сима была бы готова перебраться сюда, даже если б ей сдали какой-нибудь чулан. Но комната — как и вся квартира — ей действительно понравилась. Дом старый, потолки высоченные, окна большие — комната вся залита светом. И мебель. Старая, не такая, как сейчас делают, а «с душой». Шкаф пузатый, этажерка резная, кровать с высоким изголовьем. Даже большое старинное зеркало имелось. И картины на стенах — настоящие, маслом. Два пейзажа и натюрморт с сиренью в стеклянной вазе.

— О чем задумалась-то? — поинтересовалась хозяйка. — Решай уже, остаешься или…

— Остаюсь! — борясь с желанием встать по стойке «смирно», отрапортовала Сима. — Давайте подписывать договор.

— А на кой он нам черт? — искренне удивилась «крепкий орешек». — Вон там, в прихожей, ключница деревянная, там комплект ключей. Перевози вещички. Да, если ключи посеешь, сама делать будешь.

— Постараюсь не потерять! — пообещала Сима, поспешно вытащила из сумочки деньги за первый месяц, положила их на стол и убежала за вещами.

На этот раз у нее снова было два чемодана, только свой старый она отдала квартирной хозяйке для дачи, а себе купила еще один новый, более вместительный. И содержимое их было куда солиднее. Впрочем, половину чемодана занимали профессиональные принадлежности.

Так Сима познакомилась с Полиной Андреевной, вдовой полковника юстиции в отставке, бывшего следователя в отделе тяжких преступлений, много лет прослужившего на Петровке. И прикипела к ней «с первого взгляда». Кажется, это было взаимно. Да и маникюр, сделанный в первый же вечер, лиловой даме очень понравился.

— Давненько я ногтями не занималась, — задумчиво рассматривая свою старческую, но красивую руку с тонкими пальцами, пробормотала та. — Да, нам, престарелым девочкам, тоже нужно быть красивыми — хотя бы для себя…

Потом Сима даже упросила Полину Андреевну разрешить ей «приводить работу на дом» — ее ведь пригласили работать маникюршей в одном из салонов красоты, где она проходила обучение. Это удивительно, но зарплата там оказалась выше, чем обе ставки в Выхино. А впоследствии некоторые ее клиентки по маникюру «перетекли» к ней на дом. Правда, поначалу лиловая дама слегка ворчала по поводу «каких-то непонятных теток», периодически посещающих ее жилище. Потом довольно быстро перестала. Сима ей нравилась, и Полина Андреевна прекрасно понимала, что у ее новой жилички работа — «как потопаешь, так и полопаешь», и разрешила «топать». Только не очень громко.

— И мужик если заведется, тоже приводи иногда, — великодушно разрешила она. — Мужики ведь они как. Где кормят, там они и заводятся. А готовишь ты замечательно, надо признать.

У самой хозяйки квартиры было совершенно не так, она никого не «заводила», наоборот, гнала. Всю жизнь она любила только одного мужчину — мужа, с которым прожила всю жизнь. Она вышла за него замуж в неполных двадцать, он был старше ее на одиннадцать лет и ушел во сне через два дня после того, как они справили золотую свадьбу. Ему был восемьдесят один год, ей — под семьдесят…

Ухажеры за ней таскались до глубокой старости, но ни один не мог составить конкуренции ее Мишеньке. Даже кандидатуры не рассматривались.

Полина Андреевна, выходя курить на балкон, часто брала с собой его фото в рамке и ставила рядом на круглый стеклянный столик. Смотрела на него, прищурясь, молчала и курила одну за одной. Ни слезинки. Она была женщина-кремень. А он чем-то походил на Штирлица, даже фамилия у него была созвучная — Исаков. «Настоящий полковник». Да, такого можно любить всю жизнь.

Он же, по ее признанию, сдувал с нее пылинки.

— И в конце концов оставил одну, — тихо заключила Полина Андреевна. — Давай пока больше не будем об этом. Ну, может быть, когда-нибудь расскажу поподробнее.

А сама Сима после катастрофических отношений с Валентином решила на какое-то время в принципе «завязать» — так она и объявила Полине Андреевне, с которой они отлично поладили.

— По одному жуку и трусу не суди, — заметила та.

— По двум, — невесело усмехнулась Сима, снимая чайник с плиты. — Муж-то… Первый мужчина, называется. Он еще жучее был!

— И что? — возразила лиловая дама. — Мой первый тоже был сволочь еще та — я от него-то аборт и сделала. От однокурсничка по меду, сына высокопоставленных родителей. Вот детей и нет… Возьми пряники, там, в верхнем шкафчике. Нет, не там, слева!

— Получается, ваш первый тоже был жук и трус, — покачала головой Сима.

— Допустим. Но, увы, родить может только женский организм. Ты свой не портила, значит, надежда есть всегда. А я свой испортила, именно я, — сжимала губы лиловая дама. — Винила себя каждый день. А Мишенька говорил, что виновата не я, а моя молодость и отсутствие опыта… Он знал, в чем причина. Рассказала я ему — и он все понял. Таких мужчин больше нет да и не будет.

— Как же так, почему так все в жизни? — горько восклицала Сима, разливая чай по старинным чашкам. Никаких кружек в этом доме не было — вся посуда еще советских времен.

— Риторический вопрос, — отзывалась Полина Андреевна. — Это просто жизнь. А она — штука несправедливая. И коротка слишком, и устроена неудачно. Ты только-только разобралась в себе, избавилась от ненужного, научилась не тратить силы и нервы попусту, отделять важное от неважного, кажется — самое время наконец-то начать жить. А некогда — надо восьмидесятилетний юбилей праздновать.

— Вы шутница, — улыбнулась Сима.

— Это я у Миши научилась, — усмехнулась лиловая вдова. — Он ко всему