Читать книгу "Бес сознания - Руслан Муха"

не шевелится, слушает удаляющиеся шаги ментов, видимо приходит в себя, или опасается, что они вернутся.

Из ступора его выводит Лиза, вновь открывшая дверь. И теперь она мне не кажется такой уж красоткой, взгляд у нее злющий-презлющий, а лицо перекошено от гнева.

— Быстро зашел! — злобно шипит она.

Вова послушно плетется внутрь. Дверь закрывается, щелкает замок.

— Дементича и Грача положили, — бурчит грустно Вован, и явно намеревается продолжать рассказывать, как это произошло, но Лиза ему договорить не дает.

Довольно сильным резким движением она прижимает его к стене, упирает ствол в живот, который даже страшно представить откуда она достала, учитывая ее наряд. И ненавистным тоном, чеканя каждое слово, она спрашивает:

— Ты. Зачем. Ко мне. Притащил ментов?

— Эй, Лизок, угомонись, не ерепенься, — осторожно пытается отодвинуть ствол в сторону Вовчик. — Ты ведь у нас была на самый крайний случай. И вот он наступил. Я же сказал, Дементича и Грача убили, я сам чудом ноги унес.

Лиза резко убирает пистолет, хватается за голову, шумно выдыхает, кривиться, и сокрушаясь, тянет:

— У-у-у-у! Чернышевский! Какой же ты идиот!

Я с ней полностью согласен, здесь просто невозможно не согласиться.

Лиза резко срывается с места, несется куда-то вглубь квартиры. Пока ее нет, про себя успеваю отметить, что обстановка здесь куда лучше, чем в предыдущих жилищах. Здесь все новое и даже прослеживается кое-какой дизайн. А еще я про себя думаю, почему же мне все еще не засчитывают задание? Так-то все пункты уже вроде выполнены.

Лиза возвращается с маленьким, обитым кожей, черным ящиком и настойчиво пихает его Вове:

— Избавься от этого. Я открывала глушитель, чтобы достать твой пэку. Еще не хватало, чтобы у меня засекли персоналку Кости и Грача.

— За пару секунд бы не успели засечь, — словно бы извиняясь, говорит Вован, но ящик берет.

Ага, вот значит, от каких улик мы еще не избавились.

Глава 7

Лиза, отдает ящик, и словно избавившись от тяжкой ноши, моментально сникает, делает пару шагов назад, прижимается спиной к стене и устало сползает на пол.

— Как это случилось? — она подтягивает колени к груди и утыкается в них лицом.

— Это Дементич начал. Ну и Бахча тоже. Ты же знаешь, что у них давно терки.

— Что со стороны Казачинских? — глухо звучит голос Лизы.

— Все зажмурились.

Вова начинает медленно и неуверенно приближаться к ней, присаживается рядом, осторожно убирает кудрявые волосы так, чтобы видеть ее лицо.

— Ты что, плачешь? — спрашивает он как-то удивленно и, наверное, даже обижено. — Из-за Дементича, что ли? Ты же говорила, что не любишь его.

Лиза поднимает на него сердитый полный слез взгляд:

— Чернышевский, ты совсем дебил? Константин Дементьевич меня из такого дерьма вытащил, что тебе даже не снилось! Все, что я имею, это только благодаря ему! Почему я, по-твоему, радоваться должна?! Что вообще теперь со мной будет без него?

— Но у тебя ведь есть я, — говорит Вован таким тоном, что невольно напоминает Карлсона с его фразой: «Малыш, но я ведь лучше собаки». Затем добавляет: — Теперь мы можем не прятаться.

Если бы я мог скривиться, у меня всю бы морду перекосило вкривь и вкось.

Вова же несколько секунд мешкает, затем сгребает Лизу в охапку, притягивает к себе, целует в макушку.

Ой, ну что блин, вашу мать, здесь началось! И ведь даже деться некуда. А тут уже какая-то чертова Санта-Барбара наклёвывается. А я вообще, терпеть не могу всякие мыльные сопли… Или, как там его, сопливое мыло? Один хрен, ненавижу я это все!

— Проваливай, Вова! — резко отодвигает Лиза его от себя. — Чушь свою лохушкам сервускам будешь задвигать. Ты мне ничего не можешь дать. Неужели не понимаешь? Ты шестерка, Вова. Ты оборванец! Ты мне не нужен. Проваливай, говорю!

Ну, вот после таких заявлений я бы эту Лизу послал бы куда подальше и забыл, как страшный сон. А Вовчик, блин, нет, даже не обижается. Вместо этого говорит:

— У меня есть деньги. Те, что за товар. И товар я тоже спрятал, я знаю, кому его можно по-тихому толкнуть. Мы можем уехать. Ты и я. Поедем куда скажешь. Сменим персоналки, я знаю, кто может вывести на людей, которые это умеют. И нам больше не придется этим заниматься. Мы будем свободны, Лиз.

Она криво усмехается:

— А как же твоя больная мать? Бросишь её?

— Нет, конечно. Как я смогу? Она поедет с нами, деньги теперь есть на операцию, резко и категорично отвечает Вовчик, и я в этот миг кое-что о нем понимаю.

Все то, что я счел жадностью таковой далеко не является. Вовчиком двигала далеко не она, когда он под обстрелами, рискую жизнью, рассовывал деньги по карманам. Это не жадность, это безысходность. Он, по всей видимости, очень любит свою мать, и готов пойти на любые глупости, чтобы спасти ей жизнь.

— То есть, — стервозно усмехается Лиза, — ты предлагаешь мне сбежать из родной республики, где у меня хорошее жилье, крутая работа и связи, неизвестно куда? Да и еще и с твоей больной маман? А потом что? Всю жизнь скрываться?

— Да, — спокойно отвечает Вова, словно и не слышит того ядовитого сарказма, который так и льется из Лизы.

Какое-то время она изумленно улыбается и таращится на него, и вдруг начинает истерично хохотать.

Лизу я начинаю тихо ненавидеть. И даже не потому, что она так себя ведет с Вованом, он и сам та еще тряпка, заслужил. А потому что Лиза напоминает мне человека, который испортил мне, моей семье жизнь. Человека, которого я ненавижу большего всего на свете. Мою мать.

И в отличие от Вовы, я бы ни за что не стал рисковать жизнью ради женщины, которая родила меня, а после бросила ради лучшей жизни. Потому что я никогда не прощу ей тех дней, когда мне приходилось успокаивать трехлетнюю Лену, которая все время плакала и звала маму. Никогда не прощу тех моментов, когда раздавался звонок в дверь, а я каждый раз бежал со всех ног ее открывать, думая, что вот я ее открою, а там стоит она. Тогда я себе представлял, что вот мама — наконец-то вернулась, и сейчас обнимет меня и Лену, попросит прощение и пообещает, что больше никогда не бросит. Но там за дверью всегда оказывалась не она.

И вот сейчас Лиза очень сильно напоминает мне её — такая же бессовестная, эгоистичная тварь, думающая только о себе. Она вон, даже слезу пустила не потому, что