Читать книгу "Краткая история Вьета (Вьет шы лыок) - Автор Неизвестен -- Древневосточная литература"

конфуцианские мотивы. Сообщается о появлении чудесной черепахи, на груди которой было четыре иероглифа: «Все Небо вечной святости»[138] — фраза, типичная для конфуцианской трактовки культа Неба.

В главе о Ли Тхан тонге, таким образом, нет резкого перехода от буддизма к конфуцианству, очевидно, вследствие того, что эволюция мировоззрения к конфуцианству носила постепенный характер. Это не могло не повлиять на автора третьей книги, окончательный переход которого к описанию исторических событий в чисто конфуцианском духе начинается только со следующей главы.

Правление Ли Ань тонга (1138-1175). В этой главе религиозно-философский фон претерпевает изменения. Буддизм отходит на второй план, о нем уже почти не упоминается. На первое место автор выдвигает конфуцианство.

Впервые в «Краткой истории Вьета» записано под 1156 г. «...построили... храм Конфуция»[139]. Также впервые сообщается о проведении экзаменов (1165 г.)[140].

Отмечается сооружение алтаря с целью «сделать его местом жертвоприношения Небу»[141]. Таким образом, в этой главе продолжаются упоминания о культе Неба.

В уста императора Ань тонга вложена автором типично конфуцианская фраза, которую он произносит, объясняя причину отказа в назначении своего сына Бао Куок выонга наследным принцем: «Являясь сыном, не почитает своих родителей, станет государем, то сможет ли любить свой народ?» Сыновняя почтительность (сяо) и любовь к народу со стороны императора — чисто конфуцианские понятия.

Но, как и в предыдущих главах, отмечается отливка статуй Брахмы и Шакьямуни[142], проведение обряда ритуальной пахоты. В годы правления Ли Ань тонга происходило также строительство поминальных денов и храмов[143].

Необходимо отметить, что поминальные дены строили во Вьетнаме и значительно раньше, однако в «Краткой истории Вьета» до сих пор не было упоминаний о них. Ден строился, как правило, небольшим. Он посвящался либо реально существовавшей личности, чем-либо прославившейся при жизни, либо духам.

Правление Ли Као тонга (1175-1210). Эта глава не только целиком пронизана конфуцианскими идеями, но и содержит критику практики буддизма (одновременно с признанием его силы и массовости), ярко выраженную в обращении придворного Дам Зи Монга к императору Као гонгу: «В настоящее время буддийских монахов и послушников приблизительно столько же, сколько слуг. Сами все вместе устанавливают себе учителя. Собираются все категории (***), живут вместе, совершают много позорных поступков. Или в священной обители пьют вино и едят мясо, в чистых буддийских монастырях предаются блуду, развратничают, днем спят, а ночью бодрствуют, подобно лисам и крысам, разрушают нравы, вредят религии, и это постепенно становится поветрием. Если не запретить, то через некоторое время это дойдет до крайности»[144]. И вслед за этим, заручившись поддержкой императора. Дам Зи Монг собрал всех монахов и послушников, оставил несколько десятков наиболее известных из них, а остальных расстриг.

Интересно отметить, что конфуцианец Дам Зи Монг выступает здесь за чистоту буддийской религии, хотя очевидно его стремление к ограничению буддийского влияния. Это лишний раз свидетельствует о господствующем положении буддизма в стране. Конфуцианцы только начинают завоевывать свое положение при императорском дворе, а ведь это уже конец XII в.

В притче о монахе-укротителе тигров из западных стран содержится насмешка над буддистами[145].

В главе проповедуются конфуцианские добродетели, в частности описывается чиновник То Хиен Тхань, наделенный автором всеми качествами «верного подданного». Вдовствующая императрица пыталась побудить То Хиен Тханя низложить молодого императора Као тонга, обещая за это богатства и почести. В ответ Хиен Тхань заявил: «Несправедливость, даже вместе с богатством и знатностью, не доставит радость верному подданному, человеку долга»[146]. Когда То Хиен Тхань заболел, то просил назначить на его место не того чиновника, который ежедневно ухаживал за ним, а другого, более способного, хотя тот и не навещал его во время болезни, так как был занят делами[147].

Дважды упоминается проведение экзаменов, причем отмечается, что выдержавшим экзамены жалуются ранги и классы.

Ли Као тонг вел праздный образ жизни, не уделял внимания государственным делам. Придворные чиновники, резко критикуя поведение императора, ссылаются на древних китайских императоров, цитируют Ши цзин, приводя это произведение в доказательство своих рассуждений. Летописец критикует Као тонга за его корыстолюбие, выражавшееся в продаже чиновничьих должностей и несправедливых конфискациях имущества. Однако эти конфуцианские рассуждения не производили впечатления на Као тонга. И только к концу его правления, когда смута охватила всю страну и началась феодальная междоусобица, Као тонг изображается раскаивающимся в своих ошибках[148].

В главе по-прежнему упоминается об установке в храмах статуй Брахмы и Шакьямуни[149], об увлечении императора тьямской музыкой. Интересно отметить, что подобное увлечение вьетнамских императоров тьямской музыкой отмечалось и во второй книге, однако если в ней оно не вызывает никаких возражений со стороны придворных и никак не осуждается, то в третьей книге содержится резкая критика этого увлечения. Один из придворных, по имени Нгуен Тхыонг, якобы заявил по этому поводу императору следующее: «Я видел, что в предисловии к Ши цзину сказано следующее: "Музыка страны, в которой происходит смута (имеется в виду Тьямпа. — А. П.), вызывает ропот и гнев. Управление в этой стране расстроено. Музыка погибшей страны навевает скорбные мысли. Ее народ страдает". Ваше величество слишком много ездит с инспекторскими осмотрами, а управление и религия (***) заброшены. Подлый люд [везде] дошел до крайней нужды, а здесь более всего. И ежедневно слушать грустную музыку — разве не признак смуты и гибели? Я знаю, что императорский экипаж, вернувшись, в другой раз не посетит этот дворец!» Вслед за тем в стране была большая смута, действительно так, как он сказал»[150].

Интересно отметить, что в названии должности Нгуен Тхыонга имеется иероглиф «буддийский монах» (***). Таким образом, автор третьей книги вкладывает в уста придворного буддиста конфуцианские рассуждения. Характерно также, что в сочинении Нго Ши Лиена приводятся слова Нгуен Тхыонга, однако в сокращенном виде — указанный выше иероглиф «религия» отсутствует, последних двух фраз нет, нет также подтверждения словам Нгуен Тхыонга: «Вслед за тем в стране была большая смута, действительно так, как он сказал»[151]. На данном примере можно проследить приемы, которыми пользовался летописец для выражения своего мнения. Малочисленность чиновников-конфуцианцев вынуждала автора третьей книги приписывать конфуцианские рассуждения чиновникам-буддистам.

Правление Ли Хюэ тонга (1210-1224). В этой последней главе третьей книги содержится весьма, мало сведений о религиозной жизни. Основное внимание в ней летописец уделяет феодальной междоусобице, борьбе за императорский престол. Но то, что имеется по интересующему нас вопросу, дает основание утверждать, что все происходящие события оцениваются с позиций конфуцианского учения. Интересно, что верноподданными конфуцианцами в этой