Читать книгу "Светорада Медовая - Симона Вилар"

Под вечер, когда в Большом Коне стали собираться домочадцы, Стрелку пришлось рассказывать, как ему служится под рукой Нечая, как он строптивого Власа приручал, как на медведя ходили. Свежие новости тут были в цене, потому Аудун и заверил Стрелка:

– Ты, ясень стали, всегда будешь дорогим гостем в моем доме. Так что заходи, как только время выпадет.

Но времени выпадало мало. И Стеме, несмотря на приветливость хозяев в Большом Коне, не столько хотелось их тешить разговорами, сколько побыть наедине со Светорадой. Они еле дождались, когда погасили огонь, и было позволено отправиться в боковушу. И только за опущенным пологом Стемка смог показать жене, как соскучился, как его тянет к ней, как не можется без нее… Когда утомленная Светорада засыпала на плече мужа, все ее тело до самых кончиков пальцев было наполнено медвяной расслабляющей негой. А проснулась… Только-только петухи горланить начали, а Стемы уже не было. Ушел на службу тихонечко, Даже будить не стал, сберег сладкий сон жены. А вот и зря! Светорада ворчала что-то себе под нос, укладывая волосы узлом и покрывая голову повойником. Строгая Гуннхильд настояла, чтобы новая жиличка вела себя прилично. Ведь не в мерянском поселении живет, надо обычай степенных жен соблюдать, а не светиться копной распущенных волос, как незамужняя, да соблазнять чужих мужчин.

Вообще-то, Гуннхильд наделила новую постоялицу неким приданым: дала пару холщовых рубах, шерстяной жупан[64]толстой вязки, кожаные полусапожки, кусок добротного светлого полотна, гребни, тесьму, а еще небольшой рог, окованный узорчатой медной полосой. Светорада благодарила, но только в глубине души мелькнуло что-то насмешливо-печальное: раньше она в парче да соболях расхаживала, ела на злате-серебре, а ныне за простой куб с окантовкой благодарить обязана. Но она тут же отогнала от себя эти мысли. Леший с ним, с этим некогда привычным, а теперь утерянным богатством. Главное, что она любима и свободна, что ей интересно жить.

Между тем дни стали удлиняться, хотя по-прежнему было холодно и даже как-то не верилось, что уже наступила весна. Озеро Неро все еще дремало под толстым слоем льда, снег плотно покрывал землю, а ветви деревьев были черны и голы, без малейшего намека на почки. Светорада то и дело напоминала себе, что отныне она живет куда полуночнее,[65]чем жила ранее, и весна тут начинается гораздо позже. И хотя волхвы объявили время Масленицы, а ростовчанки словенского племени уже пекли тонкие круглые блины, мерянские жители только пожимали плечами, глядя на это суетное веселье, и говорили, что, пока медведь не встал из берлоги, а заяц не спешит сменить свою белую шубку, нечего и мечтать о том, что ветры принесут ясное солнечное тепло. Но в гости по традиции все же зазывали. Поэтому Светорада, пользуясь тем, что нового человека здесь всем было интересно послушать, а она уже стала известна как неплохая рассказчица, довольно часто принимала приглашения разных родов, а то и просто любила пройтись по Ростову, поглядеть, как тут люд живет.

Ростов, молодой град, привольно раскинулся на берегу озера Неро, что означало у местных «илистое». Вообще-то, град разросся на месте большого мерянского поселения. Поговаривали, что назвали град в честь некоего Росты, первого, кто сладил с местными шаманами, а позже привел в Ростов Олега. А вот в чащах вокруг озера имелись поселения мерян, кумирни[66]шаманов, где почитали богов, таких же мирных, как и сами меряне, спокойно стерпевшиеся с тем, что теперь на берегу и в окрестностях Неро можно было встретить высокие изваяния славянских богов. Меряне даже стали почитать чужие божества не меньше своего Кугу-юмо или Шкабаса – создателя мира. А вот священный камень мерян, выступавший из замерзшего озера подобно острову, стал называться камнем Белеса, ибо Белес был покровителем торговли, а напротив каменного святилища издавна проходили мены и торги мерян.

Меряне многому научились у пришлых, многое у них переняли. Люди с Руси прибывали сюда целыми родами и оседали большими семьями, а потому среди мерянских избушек вырастали огромные дворы, огражденные тыном, а за вороши виднелись крыши большой вотчинной избы, а также башенки и кровли домов селившихся тут же женатых сыновей. Со всеми клетями, амбарами, складами двор превращался в целую крепостцу, и люди говорили: «Милютин род», хотя сам прибывший некогда с Руси Милюта давно помер. Многие улочки назывались по имени большого рода – Милютинская, Разудайская или Светлоглазинская. Строился Ростов по большей части новгородскими плотниками, слывшими самыми умелыми на Руси – бревнышко к бревнышку умело клали, тыны ровные возводили, окошки деревянным кружевом украшали.

Однако зачастую среди изб встречались полуземлянки, ко многим домикам были пристроены свинарники или хлева, сплетенные из ветвей и покрытые древесной корой. Кто как мог, так и обживался. И, кроме словен новгородских, в Ростове жили поселенцы из полочан, из северной веси, из кривичей, причем последние зачастую называли себя смолянами, хотя их было немного, и переехали они в этот край давно. Кривичей княжна Светорада сторонилась. А вдруг кто вспомнит, что в главном граде кривичей, Смоленске, жила княжна, просватанная за самого Игоря Рюриковича? Но, хвала богам, таковых пока не находилось. Да и Игоря тут почти не вспоминали. Олега Вещего – да. О нем даже мерянские шаманы любили потолковать; рассказывали, как некогда прибыл в их землю князь-варяг, как понравились ему мерянские люди и край их, как взял он эту землю под свою руку. Данью обложил невеликой, но охранять обещался. Вот почему здесь и поныне несут его витязи службу, хорошо несут. Раньше меряне то с муромой схлестывались, то от черемисы разбойной урон несли, но сейчас соседи присмирели; если и наскакивают порой, то люди воеводы Нечая враз ответный поход совершают, а на своей земле бьют находников так люто, что те не один раз подумают, прежде чем идти на разбой. Ну а с тем, что на реке Итиль разбойные соседи порой пошаливают, меряне почти свыклись и считали это неизбежным злом.

О реке Итиль, по-местному Великой, в Ростове говорили с особой гордостью. Светорада знала, что ее Стема уехал в дозор со своим десятком на эту отдаленную реку и теперь не скоро приедет. Она вздыхала, понимая, что ее Стрелок – воин, без этого он жить не может, и такого, как он, не заставишь сидеть в Ростове подле жениного подола.

Она ждала его, и жила как умела. Княжна, моющая котлы на хозяйственном дворе; дочь одного из богатейших князей Руси, которой приходилось замачивать в воде с золой рубахи хирдманнов и стряпать для всего рода. Она старалась думать об этом. К тому же у Светорады был счастливый дар: она умела находить приятное даже в мелочах, легко отказавшись от привычного почета и роскоши, и теперь для нее важнее всего было доказать самой себе, что она чего-то стоит, чего-то может добиться сама.

Стрелок вернулся в Ростов из поездки на праздник Медежьего дня.[67]Светорада с другими жителями Ростова как раз стояла в толпе, окружавшей площадку, где волхвы обкладывали освященным хворостом большую снежную бабу, олицетворяющую саму Зиму. А тут вдруг появился Стемка, увидел в толпе свою Свету, наблюдавшую за действиями служителей, наскочив на нее со спины, подхватил, закружил. Светорада даже стала отбиваться, крича с видимым возмущением: