Читать книгу "Самое красное яблоко - Джезебел Морган"

class="p1">– Они обещали, что королевич возьмет меня в жены, ни от кого не тая, и не покинет меня до моего последнего дня. А значит, только после свадьбы они будут вправе потребовать свою цену.

Она боялась. Туманные чары пьянили ее не меньше Гленна, и она упивалась ими, утешала себя чужой завистью, наслаждалась крохами своей власти – всё, лишь бы хоть на мгновение отогнать темные и жуткие тени за спиной, откинуть прочь ледяные ладони страха, колючие объятия сомнений.

Элеанор подняла глаза – потемневшие, усталые, беспомощные – и прошептала едва слышно, даже пламя свечей рядом не поколебалось:

– Видишь, моя милая Джанет, иногда на заклание к добрым соседям идут добровольно, ведь они указывают другую дорогу там, где ты видела лишь одну – к смерти. Если хочешь знать – я ни о чем не жалею.

Я обняла ее.

Ибо больше ничего не могла сделать.

11

Элеанор была права – свадьбу решили больше не откладывать.

На следующее утро – стылое, темное – король пригласил ее выпить с ним чай в оранжерее. Более никому не было позволено присоединиться к ним – ни мне, ни Гленну, ни Рэндаллу. Его величество решил, что пришел час оценить, как мое общество преобразило Элеанор – и преобразило ли. Это было испытание, и я не знаю, кто из нас боялся сильнее.

Вердикт короля мы ждали в малой гостиной, оформленной в синих с прозеленью тонах. По распоряжению Рэндалла нам накрыли здесь завтрак, но мне кусок в горло не лез. У еды не было вкуса, а напитки, наоборот, все до единого отдавали гнилостной сладостью красных яблок. Рэндалл пытался завязать беседу, плести замысловатый узор намеков и умолчаний, но рисунок распадался, слова повисали в тишине, и оборванные нити разговора оплетали пальцы до онемения.

Только Гленн ни в чем не сомневался, ничего не замечал. Мечтательная улыбка не сходила с его губ, а взор освещала тихая радость. Чары, что наполняли его, нашептывали картины сладостные и яркие, и младший королевич и помыслить не мог о том, что его разлучат с Элеанор.

Да и сможет ли он пережить разлуку с нею?

О, тогда я еще не знала ответа, но догадка была столь холодна и черна, что я поспешно отогнала эти мысли.

Еда остыла, а напитки подернулись тонкой пленкой, когда наконец в коридоре раздались шаги – неторопливые, спокойные, величественные. Король вошел в гостиную, ведя под руку Элеанор, и она была бледна, только на тонких губах цвела самодовольная улыбка.

– Дети мои, – голос короля мурашками прокатился по коже, срывая пелену смутной тоски и тревоги, – как радуется мое сердце, когда я вижу, как вместе трапезничаете вы в мире. Я преисполнен надеждой, что и в грядущем сохранится эта безмятежность, когда и нежная Элеанор в полном праве присоединится к вам.

Глаза ее сверкнули торжеством, и краем тень не коснулась ее лица. Все же она оказалась хорошей ученицей, и урок о необходимости жертв выучила легко и быстро. Да и как иначе, если до меня преподали его ей добрые соседи?

Элеанор склонила голову и смиренно попросила дозволения удалиться, тревожась о ребенке, и король отпустил ее с теплой улыбкой. Это тоже был один из усвоенных ею уроков: просить так, чтоб веса и власти в просьбе было больше, чем в приказе. Я гордилась ею и боялась ее, ибо дала ей оружие, которое могло стать воистину смертоносным, заточенное и усиленное чарами добрых соседей.

Гленн ушел вместе с ней, и то, как она цеплялась за его рукав, как ловила его взгляд, могло кого угодно убедить в ее любви к королевичу. Но я видела, как туже и туже затягивается удавка на его шее.

– Ты отлично справилась, Джанет. – Улыбка короля согрела меня до глубины души. – Признаться, я и сам не верил, что Элеанор станет подобна благородной леди.

– Что будет со мной дальше? – слова вырвались против воли. Я и думать забыла о своей судьбе, о своем проклятии, но страх вернуться домой, в цепкие когти обиженных добрых соседей, ядовитым плодом зрел в глубине души, незаметно, капля за каплей отравляя меня, чтобы сейчас, когда других тревог не осталось, захлестнуть с головой. – Вы отправите меня к матери?

Король шагнул ближе, загрубевшей ладонью провел по щеке, заставляя меня поднять лицо и взглянуть ему в глаза.

– Я признал тебя младшей родственницей, юная Джанет. Как я могу после этого закрыть перед тобой двери своего дома? Ты покинешь нас, только если сама того захочешь.

Я прижалась губами к его ладони, ибо не было слов, что могли выразить мою благодарность.

– Что ж, – Рэндалл, хмурясь, отставил чашку в сторону и поднялся из-за стола, – стоит поспешить со свадьбой, темные ночи уже дышат холодом в наши окна. Не хотелось бы, чтоб ритуал пришелся на Йоль.

– С каких пор, сын мой, ты стал столь внимателен к приметам?

Рэндалл одарил меня долгим и внимательным взглядом, прежде чем ответить королю:

– Милая Джанет смогла показать мне, как важно уважать то, что ценит и любит мой брат, даже если я и считаю это вздорной глупостью.

«Она заставила меня поверить в то, во что верить я не хотел», – вот что сказал он, и если бы я знала, сколько бед это принесет, я приложила бы во сто крат больше сил, чтоб укрепить его скептицизм.

Но тогда я радовалась, глупо, наивно, опустив голову и перебирая пальцами подол. Я чувствовала на себе задумчивый взгляд короля, словно после слов наследника он оценивал меня заново, взвешивая и измеряя, и не смела поднять глаз.

– Поспешить так поспешить. Долгих приготовлений не потребуется – мы и так слишком долго ждали этого часа.

Тихий смешок на грани слышимости, озноб, пробравший до костей, в жарко натопленной гостиной, тени на самом краю зрения.

О, добрые соседи ждали этого часа куда дольше.

* * *

Пламя в жаровне перед Хозяйкой Котла лениво лизало угли, красные, потрескивающие. Искры поднимались к своду, искусно изрезанному узором из листьев омелы. Тени текли по лицу богини из выбеленного дерева, и казалось, она то хмурится, то улыбается. Тяжелая первобытная тишина оглушала, и сердце колотилось быстрее в страстной жажде хоть какого-нибудь звука.

Раньше жрецы вещали из потайных комнат за идолами, и легко, слишком легко было поверить, что это голос бога разрывает тишину. Но уже давно жрецы не прятали лиц, и многие ритуалы утратили благоговейный ореол.

И церемонии перед ликом бога стали столь же скучны, как и чаепития