Читать книгу "Хозяйки судьбы, или Спутанные Богом карты - Мария Метлицкая"

Потом судачили о невестках. А дальше – дальше с удовольствием ехала к себе домой, поглядывая на часы, – через сорок минут начинался ее любимый дневной сериал.

Родные люди

– Смотри, сколько я даю молока в фарш, – покрикивала на меня тетка. Я равнодушно кивала и, дожевывая абрикос, смотрела в окно. Тетка была высока, мощна, с крупными, хорошо развитыми икрами ног. И мой муж говорил, что она напоминает ему женский фрагмент композиции «Рабочий и колхозница». Все посмеивались над ней. Тетка учила меня жить. В ее понимании это означало: грамотно сварить настоящий украинский борщ с мозговой костью, зажарить баранью ногу, шпигованную чесноком, испечь пышные пироги и правильно сварить обязательно густое варенье. Без этих навыков она не воспринимала жизнь вообще, а женщин в частности. Она действительно была удивительно талантливая кулинарка. Просто так оторваться от ее стряпни было невозможно. Только в изнеможении отвалиться.

Жила она в маленьком южном приморском городке, который все-таки слегка не дотягивал до статуса курорта. Была она замужем, но Бог детей не дал. И всю свою нежность и любовь она выплескивала на нас, тощих и бледнолицых, московских и ленинградских племянников, приезжавших к ней на лето в обязательном порядке. Набираться сил.

Муж ее, дядя Миша, был мал ростом, тщедушен и бесконечно искрометен. Когда он открывал рот, предварительно оглядев «зал», мы с восторгом замирали, предвкушая его хохмы. Конечно, так ярко мы воспринимали его в детстве. В юности он нам уже казался не таким смешным, а провинциальным и даже слегка глуповатым. Но артист – это наверняка. Душой – артист, а так – телефонный мастер. Изменял он тетке нещадно, не смущаясь и особенно этого не скрывая. Очередная установка или починка телефона выливалась в страсти, слезы, истерики. В общем, жизнь бурлила. Бабы почему-то висли на нем гроздьями. Тетка отмахивалась и неизменно повторяла свою знаменитую фразу: «Не мыло, не измылится».

Я, юная и влюбленная, этого всего не одобряла. Мой молодой брак был безупречен и крепок. И по наивности мне казалось, что так будет всегда. Тетка замешивала дрожжевое тесто на вечерние ватрушки и покрикивала на меня:

– Учись, пока я жива. Иначе будешь не баба, а полное барахло.

– Слушай, – сказала я, – вот ты – лучшая хозяйка в городе, добрый и приличный человек, так почему же твой ненаглядный Миша шляется, как шелудивый пес?

Я была конкретна и жестока. Молодость.

– Потому что идиот, – спокойно ответила тетка и прикрикнула: – Вбей в творог яйцо!

Я махнула рукой и проскользнула в спальню, где меня ждал нетерпеливый молодой муж. Проблемы пищеварения мне осточертели.

Однажды я спросила у мамы, как это Анюта терпит такое вот уже столько лет, непонятно.

– Ты многого не понимаешь. Он ее никогда не бросит, и потом... есть всякие нюансы, – уклончиво сказала мама.

Когда я, не успокоившись, стала пытать маму про эти самые «нюансы», она мне, бестолковой, объяснила, что тетка не могла иметь детей и чувствует свою вину за это всю жизнь. Поэтому позволяет Мише шляться, да и прожита жизнь – а это не шуточки. Люди уже почти родственники – не до страсти. Родные люди, понимаешь?

– Но не у всех же так? – с надеждой сказала я (имея в виду, что не до страсти). А про себя занервничала: у меня-то так не будет.

– И потом, – продолжала мама, – Мишу женили на Анюте, он был нищ, как церковная мышь, а она в общем-то старая дева. Всем вроде бы хорошо.

– Вот именно, вроде бы, – желчно согласилась я. Мне было очень жаль добрую и несчастную тетку, но ненавидеть Мишу тоже как-то не получалось. Все-таки ненависть – сильное чувство. А он был по-своему милый и родной. Катал меня в детстве на лодке к маяку и на балконе сушил в марле пойманных головастых бычков.

С нашим взрослением жизнь тетки только осложнилась. По вечерам мы бегали на танцульки и свидания, а потом обзавелись семьями и, как следствие, детьми. Но также продолжали ездить к ней на лето. Правда, теперь мы созванивались и все-таки хоть как-то пытались координировать график наших приездов – ведь наши семьи очень разрослись. Непостижимо, как ее в общем-то стандартная трехкомнатная квартира вмещала такое количество народу. Тетка с годами все больше тяжелела, а Миша, наоборот, становился еще меньше и суше. Но по-прежнему в юморе и, видимо, в сексе был неукротим.

Я сначала приезжала в любимый городок с первым мужем, потом с ним же и с нашей маленькой дочкой.

Позже со вторым мужем и с младшим сыном уже от второго брака. Нашей семье было у тетушки тесно, и мы снимали квартиру ближе к морю. Но обедать все равно шли к ней. Иначе – обида на всю жизнь. Пока мое семейство мыло руки и смотрело телевизор, я помогала тетке дошинковать салат или разделать селедку. Она же меня пытала.

– Ну? – говорила она и пытливо смотрела на меня. – Ну развелась, опять выскочила. Что поменялось?

Ей очень хотелось понять суть этого процесса.

– Просто я разлюбила, а потом опять полюбила. – Я старалась конспективно изложить то, что терзало, мучило и рвало меня на части три года. Мой сумасшедший роман, бесконечный болезненный развод и новый брак по большой любви.

Ее как-то не удовлетворило это объяснение. И, махнув рукой, она утвердила: все равно все одно и то же.

Интересно, подумала я, откуда ей-то это знать, с ее-то опытом?

– А потом опять разлюбишь? И опять полюбишь? – ехидно любопытствовала она.

– Нет! – Я рассмеялась. – У меня уже не хватит на это ни душевных, ни физических сил. Не волнуйся, – успокоила я ее.

– А мне-то что... – Тетка махнула рукой. И мы понесли в столовую пирожки с мясом, икру из синеньких, рыбу в томате. И это было только начало.

А потом случились большие перемены в стране. И в нашей жизни. И стало возможным то, о чем мы не могли даже помечтать.

У мужа успешно пошли дела, и мы изменили наши маршруты. Теперь мы отдыхали на Средиземном и Красном морях и даже на некоторых океанах. К тетке я не ездила несколько лет. Но она оставалась верна себе, и тяжелые баулы в августе, как «Отче наш», мы встречали на Курском вокзале – с грушами, золотистой, одуряющее пахнувшей рыбкой тюлькой, солеными бычками и неподъемными банками с маринованными помидорами. И с этим ничего нельзя было поделать. Когда моя мама кричала тетке в трубку, что этого делать не надо и что у нас все есть, тетка неизменно отвечала одно: «Я тебя умоляю». Дальше диалога не было.

Однажды позвонила мама и сказала, что у Миши завелся на стороне ребенок. У шестидесятипятилетнего идиота. Тетку он и вправду не бросил, а жил теперь на два дома. Мило, подумала я, набрала теткин номер и удивилась ее бодрому голосу.

– Гад, – сказала я, – вот гад. Такое на старости лет с тобой сотворить! – Я хотела было еще повозмущаться, но тетка меня перебила.

– О чем ты? – не поняла тетушка и умильно проворковала: – Такое счастье, у Миши родился ребенок, он уже и не мечтал. И такой чудесный мальчик!