Читать книгу "Лютый беспредел - Сергей Майдуков"

— А как должно было случиться? Ожиданно?

Такая странная постановка вопроса застигла Валентина врасплох. Не зная, что ответить, он пожал плечами.

— Значит, увезли? — уточнил Геннадий Ильич. — Давно?

— Недавно. Если вы на машине, то догоните. Вполне.

— Зачем?

Еще один дурацкий вопрос. Настолько дикий, что у Валентина вырвался из горла нервный смешок.

— Тебе весело? — поинтересовался Геннадий Ильич.

Его голос был вкрадчив.

— У меня такое же горе, как и у вас! — воскликнул Валентин.

— Нет. Не такое.

— Давайте не будем выяснять, кому из нас сейчас хуже. Вот адрес больницы, куда повезли Люсю. Я записал. — Валентин встал и включил телефон, давая собеседнику возможность прочитать текст на экране. — Она там. Прощайте.

— Она ушла к тебе, ты ею и занимайся, — сказал Геннадий Ильич. — Я не для того зашел.

— А для чего тогда?

— А вот для чего…

Несильно размахнувшись, Геннадий Ильич ткнул Валентина кулаком под подбородок.

— А?

Валентин против своей воли сделал шаг, наткнулся на стул и с размаху сел. Следующий удар пришелся в ухо. Валентин очумело захлопал глазами.

— Вы пьяны! — воскликнул он.

— Пьян я был вчера, — сказал Геннадий Ильич. — Сегодня трезв, как стеклышко. К сожалению.

Сделав это уточнение, он ударил сидящего Валентина слева, опрокинул того на пол вместе со стулом.

— Убийца! — завопил Валентин. — Это ты ее убил! Люся после разговора с тобой умерла! Подонок! Для тебя нет ничего святого.

Он думал, что избиение продолжится с новой силой, но Геннадий Ильич неожиданно остановился.

— Нет, — согласился он. — Нет ничего святого. Позаботься о похоронах, бизнесмен.

Развернувшись на каблуках, он удалился. Размазывая кровь по лицу, Валентин остался сидеть на полу. Он не верил своему счастью, не верил, что так легко отделался.

О Люсе и ее смерти он на время забыл.

Глава 7. Кладбищенская история

На следующий день Геннадий Ильич вернулся домой окоченевший и сразу полез под горячий душ. Выйдя из ванной комнаты, он присоединился к брату, ожидавшему его на кухне.

— Где был? — спросил Александр.

Он хотел сказать, что волновался, но не стал этого делать. Это было бы преувеличением. Зачем кривить душой без особой надобности? Когда смерть близка, то не хочется лгать.

— На кладбище, — ответил Геннадий Ильич, принимая из рук брата бутерброд с сыром и колбасой.

— Ты же не собирался, насколько я помню.

— Хоронить не собирался. Я смотреть ездил.

— А, — сказал Александр. — Понятно. Чай поставить?

— Ставь, — сказал Геннадий Ильич.

Он согрелся, но все равно выглядел, как замороженный. Лицо его было малоподвижно, движения скупы и скованны.

— Как прошло? — спросил Александр. — Если не хочешь, то не рассказывай.

— А тут и рассказывать нечего, — сказал Геннадий Ильич. — Раньше хоть какую-то видимость траура создавали. Сотрудники провожали в последний путь, родственники, друзья. Я уже не говорю про оркестры. Обязательно играли похоронный марш.

— Да, помню. Я когда пацаном был, мы на мотив марша пели про самолет.

— Какой самолет?

— Ту-104 пассажирский самолет, — пропел Александр тихо. — Ту-104 наш надежный самолет…

Геннадий Ильич машинально кивнул:

— Вспомнил. Короче, Люсю без реквиема похоронили. Я издали смотрел. Кроме родителей никто не явился. Только родители и землекопы. Вот и весь ритуал.

— А бизнесмен ее?

— Зачем ему? Одно дело — чужих жен трахать, и совсем другое — хоронить их.

— Ты с ними не говорил? — спросил Александр, наливая кипяток в заварник. — С ее родителями?

— О чем? — поморщился Геннадий Ильич. — Мне и моих хватает. Все подробности про Сережу выспрашивают. На кой ляд им подробности? Если не угомонятся, заблокирую их. Только душу травят.

— Переживают.

— Они о тебе сильно переживали? Сергея в последний раз лет семь назад видели и как-то не страдали по этому поводу. Театр.

Чай выпили молча. Потом Александр осторожно спросил:

— Как насчет Сергея? Когда его отдадут?

— Завтра в одиннадцать, — ответил Геннадий Ильич, глядя в чашку. — Поедешь со мной? Я все заказал и оплатил. Просто поприсутствуем. Чтобы ему одному не так страшно.

Александр проглотил комок в горле и кивнул.

Похороны заняли совсем немного времени. Геннадий Ильич никого не известил, поэтому у могильного холмика стоял только он с братом. Подмораживало. Небо было темное, готовое разродиться снегопадом. Кладбище было заснежено, и лишь возле свежих могил белизна была изгажена рыжей глиной.

— Почти рядом лежат, — произнес Геннадий Ильич после продолжительного молчания. — Наверное, это хорошо. Если что-то есть потом, после смерти.

— Смотря что, — пробормотал Александр.

Они постояли еще с минуту и пошли. На аллее к ним приблизилась компания из пяти человек. Это были молодые, крепкие парни в трикотажных шапочках и спортивных штанах. Геннадий Ильич никогда не видел их прежде, но сразу догадался, кто они такие.

Крепыш, выступивший вперед, произнес с некоторой обидой:

— Предупредили бы. Серега нам не чужой.

— Чужой, — отрезал Геннадий Ильич. — Проваливайте. Хотя бы теперь оставьте его в покое.

— Мы вам сочувствуем, — забубнили спортсмены. — Не наша вина. На его месте мог бы оказаться любой.

— Но оказался он.

— Так вышло, — сказал крепыш. — Мы деньги собрали. Вот.

Он полез за пазуху и достал оттуда сверток.

— Предлагаешь взять? — спросил Геннадий Ильич.

— Для вас же скидывались.

— Я на эти деньги куплю оружие. И перестреляю всю вашу братию.

У Крепыша побелел нос и покраснели щеки.

— Дело ваше, на что тратить, — сказал он. — Только зря вы так. Мы от чистого сердца.

— И я от чистого, — кивнул Геннадий Ильич, глядя ему в глаза. — Честно предупреждаю.

— Пойдем отсюда, Густав, — окликнули крепыша товарищи. — Дядя не в себе.

— Деньги заберите, мальчики. Вам скоро пригодятся. Похороны нынче дорого стоят.

Произнося эти слова, Геннадий Ильич скользил взглядом по молодым лицам спортсменов. Он ожидал, что кто-то из них не выдержит и огрызнется. Это позволило бы ему перейти от болтовни к делу. Геннадий Ильич не делал скидку на молодость парней и на то, что их связывали дружеские отношения с Сергеем. Работая участковым, он время от времени сталкивался с бандитами и не питал никаких иллюзий по отношению к ним. Потому что ему также приходилось иметь дело с их жертвами.