Читать книгу "Резонанс - Павел Корнев"

— Ага. Ага, — кивал тот, внося данные в мою учётную книгу. — Ничего выдающегося. О! А вот это уже интересно.

Отрывистые замечания не на шутку разожгли любопытство, и, прежде чем покинуть кабинет, я поборол нерешительность и спросил:

— И что со мной?

— Всё замечательно! — заявил в ответ щёголь, беспечно покачивая закинутой на ногу ногой. — Скорость регенерации тканей при механических повреждениях в два с половиной — три раза превышает оную способность обычных людей. Точнее позволит определить полноценное обследование, но не вижу смысла тратить на это время — показатель в пределах нормы. А вот заживление повреждений энергетического характера протекает существенно выше средних значений. Но опять же — насколько именно выше, могут дать ответ только комплексные тесты. Что-то ещё?

— Нет, благодарю, — мотнул я головой, вышел в коридор и встал в конец длинной очереди, выстроившейся к двери кабинета напротив.

Надолго внутри никто не задерживался, вскоре попал на приём к профессорской внешности дядечке и я. Тот быстро пролистал учётную книжку, что-то хмыкнул себе под нос и вновь просмотрел записи, на этот раз куда внимательней прежнего. После взял стопку сшитых суровой нитью и опечатанных сургучом листов и внёс моё имя в верхнюю пустую строку.

Я невольно сглотнул в ожидании вердикта, но дядечка никуда не торопился. Он заполнил какой-то бланк, подписался и передал его медсестре. Та, не глядя, шлёпнула треугольную печать и протянула бумажку мне.

Листок оказался путёвкой в общежитие при распределительном центре Новинского отделения министерства науки, и я во все глаза уставился на хозяина кабинета.

— Простите…

— Да-да, молодой человек? Слушаю.

— А направление на учёбу? Всем моим знакомым выдали такие.

Дядечка ободряюще улыбнулся.

— Не беспокойся на этот счёт, получишь направление в самом скором времени. На текущем этапе удовлетворяются лишь предварительные заявки аккредитованных учебных учреждений на абитуриентов с определёнными характеристиками. То, что кто-то им не удовлетворяет, это нормально. Обычное дело.

От разочарования и обиды защипало глаза, но я пересилил себя, криво улыбнулся и спешно покинул кабинет. Очень уж не хотелось раскисать на глазах у смазливой медсестрички, будто той было до меня хоть какое-то дело. Ну или мне до неё.

На лестнице я сделал несколько глубоких вдохов и кое-как взял себя в руки, успокоился. Пусть и не получилось сразу попасть в один институт с Ингой, ещё ничего не решено, раз только предварительные заявки обрабатывают.

Зачислят ещё! Ну а нет — тоже убиваться не стану, я ведь прошёл инициацию! Не отсеялся в самом начале, не сошёл с ума, не погиб в свой первый резонанс. И самое главное — не сдался. Не сдался и добился поставленной перед собой цели. Всё остальное вторично.

Но — обидно.

Ни Инги, ни Аркадия отыскать не вышло — как видно, их уже увезли в город. Я без особого аппетита пообедал, получил мешок с вещами, переоделся и присоединился к остальным то ли ещё соискателям, то ли уже операторам, которые оккупировали тенистую часть двора. Во второй половине дня в здании стало не продохнуть, а на улице гулял хоть какой-то ветерок.

Разговоры почти не велись, в основном все сидели молча. Юноши не пытались впечатлить своими новыми способностями девушек, девушки не строили глазки и не кокетничали; все медленно приходили в себя после утомительных испытаний. Наверное, и поход в кинозал сказывался не лучшим образом: многие болезненно морщились и массировали виски. Ещё и жара…

Изредка подъезжали автобусы; иногда их сопровождали мотоциклы с установленными на колясках ручными пулемётами, иногда открытые вездеходы с крупнокалиберным вооружением на турелях. Но не армейские: и на тех, и на других неизменно белели эмблемы в виде стилизованной модели атома. Представители учебных заведений поднимали над готовой таблички или попросту выкликивали нужные фамилии, грузили своих подопечных в транспорт и уезжали. На остальных это действовало угнетающе.

Меня забрали в числе последних. Уже поздним вечером нами битком набили два душных и прокалённых автобуса и повезли в город, не снизойдя до хоть каких-либо объяснений и пояснений. Их должны были дать уже на месте.

«На месте» оказалось комплексом новеньких двухэтажных домов на окраине Новинска. Территорию распределительного центра окружал высокий забор, попасть внутрь и выйти наружу можно было лишь через пропускной пункт. Плац, столовая, медчасть и основной корпус с вывесками «Администрация» и «Библиотека» соседствовали с полуразобранными бараками, и настроение у меня скисло окончательно. А уж когда после регистрации и скудного ужина нас разместили в длинном казарменного типа помещении и вовсе стало не по себе. Очень это всё напоминало даже не армию, а исправительное заведение — то, которое закрытого типа для малолетних правонарушителей.

Перед отбоем закреплённый за помещением дневальный велел выстроиться у кроватей — к нам пожаловало высокое начальство.

— Ровнее становитесь! Ровнее! — придирчиво потребовал он, а затем и сам вытянулся по стойке смирно и на одном дыхании выдал: — Ваше благородие, новоприбывшие для проведения инструктажа построены!

В казарму вошли двое: господин лет сорока в федоре и дорогом, определённо пошитом на заказ костюме, и тип чуть постарше, назвать которого господином не повернулся язык. Бульдожье лицо, кряжистая фигура, военная выправка, да и пиджак кроем напоминал скорее китель. На голове — картуз.

Старорежимное обращение неприятно царапнуло слух, а выказываемое дневальным подобострастие заставило приглядится к «их благородию» внимательней. Вытянутое лицо отличалось тонкими чертами, но при этом казалось волевым и, как принято говорить, породистым. Щёки были гладко выбриты, от левого уха под воротник сорочки уходил тонкий белый шрам. И слегка подёргивалось нервным тиком левое же веко. Осанка — будто шпагу проглотил или тросточку вроде той, что сейчас зажал под мышкой, но в отличие от державшегося на шаг позади спутника военного он ничем не напоминал.

«Из бывших», — решил я и сам поразился тому обстоятельству, сколько деталей сумел подметить за эти несколько секунд. Прежде подобной наблюдательностью похвастаться не мог, и дело было точно не в одном только избавлении от близорукости — помимо всего прочего каким-то неуловимым образом изменилось само восприятие окружающей действительности.

— Я — комендант распределительного центра, — объявил господин, — и вы какое-то, искренне надеюсь, очень недолгое время, пробудете здесь под моим попечением.

Холёное лицо оставалось бесстрастным, а вот слова буквально сочились презрением, но никому из нашей разношёрстной компании и в голову не пришло возмутиться; напротив — все стояли затаив дыхание. И я — как все. Даже стало чуточку стыдно из-за собственного конформизма и захотелось назло всему выдать какую-нибудь дерзость, но справиться с этим необдуманным порывом оказалось предельно просто.