Читать книгу "Мальчики с бантиками - Валентин Пикуль"

Савка бросился в кусты, жестоко пронзая их черноту длинным лезвием штыка. Но вспомнил о сургучных печатях на двери склада и отбежал обратно, встав спиною к двери. Попробовал запугать криком:

— Стой, зараза, тебе говорят… Я же застрелю тебя!

Но кто-то, невидимый и зловещий, продолжал деловито обшагивать склад боепитания по кругу. Удивительная враждебность чуялась Савке в его спокойных, размеренных движениях. Сейчас юнга был слабой, беззащитной стороной. А противник вел себя так, словно заранее был уверен в своей неуязвимости…

«Может, подшучивают? Свои же ребята?»

— Здыбнев! Мишка… это ты? — тихо спросил он у леса.

Шаги замерли. Стало совсем тихо и страшно.

— Хоть бы один патрончик, — бормотал Савка.

Со штыком наперевес юнга снова кинулся на кусты, раня их острием штыка. Ему было страшно. Так страшно не бывало даже в блокадные ночи, когда дом, наполняясь пылью, ходил ходуном под бомбами; когда, лежа под одеялами, Савка слышал выстрел немецкого орудия, а потом отсчитывал, как метроном до шестнадцати, после чего снаряд коверкал гранит Фрунзенского универмага.

Неуловимый кто-то был здесь, рядом. Савка заставил себя успокоиться. Что должен делать часовой в таких случаях? Дать знать своим. Но как? Телефона нет. И нечем выстрелить, чтобы поднять караул по тревоге. Часов тоже нет, да и неизвестно, сколько времени продлится этот поединок на одних нервах. Савка посту, пил на свой лад: вжался в двери склада, так что замок впился ему в спину, и, выставив оружие перед собой.

— Вот только подойти, — шептал он. — Вот только сунься…

Он чувствовал, что из мрака за ним наблюдают чужие глаза.

А дальше произошло то, чего никак не ожидал Савка. Буквально в пяти шагах от него выбило из кустов хлопок приглушенного, но очень сильного выстрела. Выпорхнула голубая искра пламени, и в небо, прямо над складом, ушла зеленая ракета. Она погасла, после чего шаги человека пропали в отдалении.

Замелькал фонарь разводящего — Здыбнев вел смену. Еще никогда в жизни Савка так не радовался товарищам.

— Замерз? — окликнули его юнги, подходя ближе.

— Вспотел даже.

— Чего так? Ночь-то холодная. Ниже нуля.

— А я… страху натерпелся, — сознался Савка.

— Страху? — хмыкнул Мишка. — Отчего?

— Ходили вокруг меня.

— Да брось! Наверное, корова. Колхоз-то рядом.

— Корову я бы признал. Но это был двуногий зверюга.

— Не ерунди! Корова…

Здыбнев сменил часовых и вместе с Савкой пошел обратно в караулку.

Савка долго шагал молча, потом сказал:

— А знаешь, Мишка, корова-то эта ракету запустила…

Колеснику он сразу доложил о событиях во время «собаки».

— Почудилось? — не поверил старшина спросонья.

— Кипяток вон там, накрыли подушкой. Попей чаю да ложись кимарить.

— Я лягу, — сказал Савка, раздергивая крючки шинели. — Да не заснуть. Он же под боком у меня ракету выстрелил в небо…

Из головы Колесника выбило сонную одурь.

— Вот как? Ну, ладно. Я доложу по команде, кому следует.

Острота ночного возбуждения не пропала и днем. Савка охотно делился со всеми своими переживаниями на посту. Охотников послушать было немало, и он бестолково рассказывал:

— Стою я, как положено. А он ходил, ходил, ходил…

— Кто ходил-то?

— Да этот… шпион, наверное. Вдруг как пальнет…

— В тебя?

— Нет. Прямо в небо…

В четыре часа дня Савка готовился заступить на пост вторую очередь, чтобы смениться, отстояв до восьми. Но случилось иначе. После обеда в Савватьево неожиданно прикатил заляпанный грязью пикап, из него устало выбрался пожилой боец-пограничник со старомодным наганом у пояса.

— Юнга Огурцов, тебя. За тобой приехали.

Савка подошел к пограничнику.

— Ты будешь Эс Огурцов двадцать восьмого года?

— Я.

— Садись. Поехали…

Выяснилось, что из Архангельска прибыл представитель контрразведки.

(Позднее она получит наименование «смерш».

Савке доходчиво растолкуют:

— Смерш — Это значит «смерть шпионам». Военная контрразведка по обнаружению врагов и паникеров.

Всю дорогу до Кремля боец горячо убеждал Савку:

— Только правду говори. Упаси тебя Бог соврать! Там ведь у нас не дураки сидят. Понимают что к чему. Ежели ты чистосердечно покаешься, тебя, может, и простят по малолетству.

Вот и Кремль. Конвоир провел Савку на второй этаж бывших архиерейских покоев, открыл дверь, обитую черной кожей, и ввел в кабинет, где юнгу поджидал капитан в сухопутной гимнастерке и широких галифе. Без всяких предисловий он стал орать на Савку:

— Тебя зачем привезли сюда?! Чтобы ты панические слухи распространял?! От горшка два вершка, а уже вредительством занимаешься на руку врагу? Ты эти штучки брось… Каких еще шпионов ты выдумал? Приснилось тебе? Ты злостные вымыслы оставь при себе. Небось от страха штаны прохудил, а теперь ходишь всюду и треплешься.

Савка дал капитану честный ответ:

— Мне было страшно. Не скрою. Но я не струсил.

— Не было никаких диверсантов! — настаивал капитан, — и никто вокруг тебя по лесу не шлялся… Выдумал черт знает что! А зачем же мы тут сидим, если враг под боком ходит?

— Нет, были, — ответил ему Савка. — И по лесу шлялись.

Капитан вскочил из-за стола, побледнел:

— Отвечать не умеешь! Повтори, что тебе сказано!

Давясь от обиды слезами, Савка повторил:

— Есть не было диверсантов. Есть никто не шлялся.

— Ну вот! — Капитан, довольный, вернулся за стол. — Это уже другое дело. А то городишь тут… Придется мне тебя задержать и проверить, чтобы ты больше честных людей не баламутил. Нашлись бдительные товарищи. Просили пресечь злостные слухи.

Савка тут же плеснул масла в угасающий костер:

— Он и ракету выпустил от склада боепитания.

— Кто выпустил? — снова взвился капитан.

— Да этот вот… как его? Не знаю, кто.

— Опять ты в паникерство ударился? Звезда с неба скатилась, а тебе она со страху ракетой показалась.

Тут Савка не выдержал — разрыдался.

— Как звезда? — говорил он, всхлипывая. — Я же ленинградский, из блокады. На Международном жил… Там, знаете, как было? Из нашего же дома тетка, как только объявили воздушную, в одной рубашке на подоконник села — и ракету в небо! Я же зажигалки тушил, не пугался. Как же я могу спутать ракету со звездой? Это был враг! Если хотите правду знать, мне в жакте управдом говорил, что была бы его воля, он бы мне медаль «За Отвагу» выдал…